Белоснежка должна умереть - Heлe Нойхаус

Тобиас поднял все жалюзи и при дневном свете изучил плачевное состояние дома. Отец отправился за покупками, а он приступил к мытью окон. Когда он занимался окном в столовой, отец вернулся и молча прошел с опущенной головой в кухню.

— Что случилось? — спросил Тобиас, глядя на его пустую корзинку.

— Она отказалась меня обслуживать, — тихо ответил Хартмут Сарториус. — Ничего страшного, я съезжу в супермаркет в Бад-Зоден.

— Но до вчерашнего дня ты же всегда ходил за продуктами к Рихтерам?

Отец кивнул. Тобиас решительно снял с крючка куртку, схватил корзинку, в которой лежал отцовский кошелек с деньгами, и вышел из дома. Его трясло от гнева. Раньше Рихтеры были друзьями его родителей, а сегодня эта тощая ворона просто вышвыривает его отца из своей лавки! Он это так не оставит. Переходя улицу, он боковым зрением заметил на фасаде трактира что-то красное и обернулся. «ЗДЕСЬ ЖИВЕТ ГРЯЗНЫЙ УБИЙЦА» — гласила надпись на стене, сделанная краской из баллончика. Тобиас несколько секунд неотрывно смотрел на огромные уродливые буквы. Его сердце колотилось как бешеное, в груди похолодело. Скоты! Чего они добиваются? Они что, хотят выкурить его из родительского дома? Может, они еще и подожгут этот дом? Он сосчитал до десяти, развернулся и пошел прямо к продуктовой лавке Рихтеров. Собравшиеся там члены местной женской мафии сплетниц увидели его через большие окна. Когда колокольчик на двери резко звякнул, они застыли, как на театральной сцене: Марго Рихтер восседала на своем троне за кассой, жилистая и стервозная, с железным хребтом, как в старые времена. За ней, как колода, торчал ее неотесанный муж, скорее испуганный, чем грозный. Тобиас смерил каждого из присутствующих пристальным взглядом. Он знал их всех, это были матери его друзей детства. Впереди — Инге Домбровски, парикмахерша и некоронованная королева клеветнических измышлений. За ней Герда Питч; ее бульдожье лицо стало вдвое толще, а язык, скорее всего, вдвое острее. Рядом с ней мать Натали Унгер, Агнес Унгер, угрюмая и уже седая. Трудно было поверить, что она могла родить такую красивую дочь!

— Доброе утро, — сказал он.

Ответом ему было ледяное молчание. Не обращая на это внимания, он пошел вдоль полок с товарами. В напряженной тишине холодильники в витринах гудели еще громче. Тобиас спокойно набирал в корзинку продукты по составленному отцом списку. Когда он подошел к кассе, все стояли на прежних местах, словно примерзнув к полу. Он невозмутимо выложил товары на ленту транспортера, но Марго Рихтер неподвижно сидела, скрестив на груди руки, и, судя по всему, не собиралась его обслуживать. Колокольчик на двери опять звякнул, и в магазин вошел ничего не подозревающий водитель службы доставки почтовых посылок. Заметив напряженную атмосферу, он в нерешительности остановился. Тобиас терпеливо ждал, не сдвинувшись с места. Это был поединок, маленькая битва не столько между ним и Марго, сколько между ним и всем Альтенхайном.

— Да посчитай ты ему! — сдался через несколько минут Лютц Рихтер.

Его жена неохотно подчинилась и молча застучала по клавишам кассового аппарата.

— Сорок два семьдесят.

Тобиас протянул ей банкноту достоинством в пятьдесят евро, она, не проронив ни слова, раздраженно дала ему сдачу. Ее взгляд мог бы заморозить Тихий океан в районе экватора, но Тобиасу было на это наплевать. В тюрьме он выигрывал и не такие схватки.

— Я отсидел свой срок и вернулся — нравится это вам или нет. — Он медленно обвел взглядом смущенные лица с потупленными глазами.

Дав во Франкфуртском окружном суде показания по делу Веры Кальтензее, Пия к половине двенадцатого приехала в комиссариат. Поскольку за последние недели никого из граждан не угораздило распрощаться с жизнью при странных обстоятельствах, в отделе К-2 царило относительное спокойствие. Скелет из подземного топливного бака был единственной актуальной темой. Данные судебно-медицинской экспертизы еще не поступили, поэтому комиссар Кай Остерман без особой спешки просматривал дела о пропавших без вести за последние годы. Коллега Франк Бенке в понедельник получил больничный лист на всю неделю. Якобы по причине легких травм и ушибов, полученных при падении с мотоцикла. То, что Андреас Хассе тоже был болен, никого не удивляло. Он уже несколько лет периодически, на недели и месяцы, освобождается от работы по болезни. В отделе уже привыкли обходиться без него, так что его отсутствие ничего не меняло.

В коридоре у автомата с кофе Пия встретила свою коллегу Катрин Фахингер, самую молодую сотрудницу отдела. Та безмятежно болтала с секретаршей доктора Николь Энгель. Времена, когда Катрин ходила в клетчатых брюках и блузках с рюшем, прошли. Свои круглые очки, в которых она была похожа на сову, Катрин заменила на более современные, в модной квадратной оправе, и с некоторых пор носила самые узкие джинсы, какие только можно себе представить, сапоги на высоком каблуке и узенькие коротенькие свитерочки, выгодно подчеркивавшие ее необыкновенно стройную фигуру. Причины этих изменений Пии были неизвестны, и ей в очередной раз пришло в голову, как мало она знает о личной жизни своих коллег. Во всяком случае, этот желторотый цыпленок незаметно превратился в относительно взрослую женщину.

— Пия! Подожди! — крикнула Катрин.

Пия остановилась и вопросительно кивнула ей. Катрин опасливо осмотрелась по сторонам.

— Я вчера вечером была с друзьями в Заксенхаузене,[8] — начала она, понизив голос. — Ты не поверишь, кого я там встретила!..

— Неужели Джонни Деппа? — иронически усмехнулась Пия.

Каждый в отделе знал, что Катрин была пылкой поклонницей этого американского артиста.

— Нет. Я встретила Франка, — невозмутимо продолжала Катрин. — Он стоял за стойкой бара в «Старом корыте» и был здоров как бык!

— Что ты говоришь!

— Теперь я даже не знаю, что делать. Вообще-то я должна была бы сказать об этом шефу. Как ты думаешь?

Пия наморщила лоб. Если полицейский хочет где-нибудь подработать, он обязан написать заявление и получить разрешение начальства. Работа в кабаке с сомнительной репутацией вряд ли вызвала бы одобрение руководства. Если Катрин ничего не напутала, Бенке грозили выговор, денежный штраф или даже дисциплинарное взыскание.

— Может, он просто подменял своего приятеля?

Пия недолюбливала Бенке, но ей стало не по себе при мысли о том, какие последствия ждали его, если дело примет официальный характер.

— Никого он не подменял. — Катрин отрицательно покачала головой. — Он увидел меня и сразу начал наезжать: я, видите ли, шпионю за ним! Идиотизм! А потом этот урод еще и пригрозил мне: мол, если я его заложу, то мало мне не покажется!

Катрин, конечно, была глубоко оскорблена и чуть ли не тряслась от злости. Пия ни секунды не сомневалась в ее искренности. Все, что она сказала, было очень похоже на ее драгоценного коллегу. С дипломатией у него было не лучше, чем у любого американского питбультерьера.

— Ты уже сказала об этом Шнайдерше? — спросила Пия.

— Нет. Хотя мне очень хотелось! До того он меня разозлил!..

— Я тебя понимаю. У Франка просто талант — доводить людей до белого каления. Давай я сама поговорю с шефом. Может, удастся это как-нибудь уладить, не поднимая лишнего шума.

— А зачем? — возразила Катрин. — Почему все защищают этого говнюка? Он делает и говорит, что хочет, все время срывает на нас свое дурное настроение, и никто его не поставит на место!

Пия была с ней полностью согласна. Франку Бенке, непонятно по каким причинам, все сходило с рук. В этот момент в коридоре появился Боденштайн. Пия, посмотрев Катрин в глаза, сказала:

— Ну, ты человек взрослый, решай сама.

— А я уже решила! — ответила Катрин и энергично направилась прямо к Боденштайну. — Шеф, мне нужно с вами поговорить. С глазу на глаз.

Амели решила, что сбор информации об убийстве двух девушек в Альтенхайне гораздо важнее, чем школа, поэтому после третьего урока отпросилась домой, заявив, что плохо себя чувствует. И вот теперь, засев за свой ноутбук, она написала в Google имя и фамилию соседского сына и действительно получила сотни результатов. С растущим интересом она жадно читала материалы прессы о событиях в Альтенхайне летом 1997 года и о судебном процессе, на котором Тобиас Сарториус был приговорен к десяти годам лишения свободы с содержанием в тюрьме для несовершеннолетних преступников. Процесс был построен исключительно на косвенных доказательствах, потому что трупы девушек так и не были найдены. Именно это и сыграло роковую роль для Тобиаса: его молчание было расценено как отягчающее обстоятельство, что соответствующим образом отразилось на приговоре. Амели разглядывала на фотографиях темноволосого юношу с еще не оформившимися чертами, в которых, однако, уже можно было распознать его будущий облик. На этих фото он был в наручниках, но не закрывал лицо полой куртки или папкой для бумаг, а смотрел прямо в объективы фотоаппаратов. Его называли хладнокровным киллером, наглым, бесчувственным и жестоким.