Моя безупречная жизнь - Ивонн Вун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двойник Логана скрылся в доме. Я успела разглядеть очертания руки и длинную искаженную тень, упавшую на лужайку, а затем дверь закрылась и стало темно.
Я ничего не понимала. Что это было? Два Логана – настоящий и фальшивый. Искаженная правда, галлюцинация. А я точно это видела? Я посмотрела на дом, светящийся изнутри. В окне первого этажа мелькнул силуэт, но занавески скрывали его секрет.
Я стала свидетелем странной сцены только из-за Люс, которая все это время пряталась во мраке. Очевидно, что она следила за Логаном. Но почему? Будучи его девушкой, Люс имела к нему доступ, какого не было ни у одного человека в школе. Она проводила время у него дома, в его комнате, в его машине. Она наверняка знала пароль от его телефона и, возможно, увидела сообщение или электронное письмо, приоткрывшее завесу тайны – той, что он от всех скрывал. Но какой?
Самый очевидный ответ: у него появилась другая. Но, учитывая эпизод с двойником, это явно был не тот случай. Я попыталась обдумать разные варианты происходящего. Зачем Логану встречаться со своим двойником? Может, они родственники и двойник на самом деле – его давно пропавший брат-близнец, о котором никто не знал? Конечно, такое могло быть, но все же казалось невероятным – мыльная опера какая-то.
Я снова внимательно осмотрела двор, ища движущуюся тень Люс, но тут вдруг включились разбрызгиватели на лужайке, и от неожиданности я чуть не выскочила из штанов. Послышался шум мотора – значит, Люс удалось незаметно проскочить. Я за ней не успевала. Пока возилась с ключом зажигания, она уже проехала до конца улицы и исчезла. Бросив ключ на колени, я ошарашенно уставилась на ореол водяной пыли над лужайкой. Было поздно, пора домой.
Вдалеке опять залаяла собака. На кого она лаяла? И тут кто-то тихо постучал в окно моей машины.
Глава 4
По ту сторону стекла возникло лицо. Меня будто током ударило. Время остановилось.
Я схватилась за ключ зажигания и уже начала поворачивать его, когда услышала свое имя.
– Хана? – Голос парня звучал приглушенно.
Я моргнула. Сквозь стекло перед глазами проступили знакомые черты.
– Джеймс?
Джеймс Ли был последним человеком, которого я ожидала увидеть возле странного особняка в Маклине. Я чуть опустила стекло.
– Что ты здесь делаешь?
– Я хотел спросить тебя о том же, – ответил он.
На верхнем этаже дома зажегся свет, и мы оба оглянулись.
– Не стой на виду, – прошептала я и кивком указала на сиденье рядом с собой. – Залезай.
В длинном списке людей, с которыми я не хотела бы оказаться наедине в машине, Джеймс Ли занимал первое место. И вовсе не потому, что он мне не нравился – очень даже нравился, во всяком случае раньше, – а потому, что ему удивительным образом всегда удавалось видеть правду.
Мы дружили с детства – наши матери случайно познакомились на благотворительной акции, когда мы были еще маленькими. Они быстро нашли общий язык, поскольку обе были китаянками – единственными среди собравшихся. В результате нам с Джеймсом впоследствии часто приходилось скучать вдвоем на всевозможных мероприятиях – у него или у меня дома, в конференц-залах, на банкетах, в вестибюлях отелей. С ним связаны одни из лучших воспоминаний детства. Вижу как сейчас: мы сидим под длинным столом, накрытым белой скатертью, с тарелкой, полной закусок и сладостей, и читаем друг другу по очереди загадки для юных детективов. Мимо нас мелькают чьи-то ноги, а мы пытаемся разгадать очередную тайну.
Но после поступления в школу Святого Франциска все изменилось. Мы стали вращаться в разных социальных кругах. Я была популярной и общительной девочкой, с которой все хотели дружить, а Джеймс предпочитал компанию нескольких близких друзей и книг, искренне презирал вечеринки, пустую болтовню и спортивные мероприятия – короче, все то, вокруг чего крутилась жизнь школы.
Мои тогдашние подруги начали замечать Джеймса только в девятом классе, после того как он вытянулся за летние каникулы аж на десять сантиметров и черты его лица вдруг обрели твердость и четкость.
«А он в самом деле хорошенький», – говорили между собой девочки, а мне было странно и дико это слышать. Я даже не сразу поняла, что они обсуждают Джеймса – моего Джеймса. Того самого, который однажды опустошил все запасы овсянки у нас дома и выпил всю самую вкусную содовую, оставив мне только лимонную. Того, кто вечно засыпал меня вопросами и невозмутимо говорил в лицо те вещи, о которых следовало промолчать. Наблюдая за подругами, пялившимися на Джеймса, я внезапно и сама посмотрела на него другими глазами, как будто открыла для себя заново.
Но все это было до Катастрофы. До того, как окружающие начали дистанцироваться от нашей семьи. До того, как я услышала ругань наших мам на кухне, после чего между ними пробежала трещина – вначале небольшая, но быстро превратившаяся в пропасть, разделившую позже и нас с Джеймсом. До того, как я назвала его позером и перестала с ним общаться.
И вот сейчас я увидела его снова. Он и правда был красив. Высокий и прямой, как стрела, с открытым мальчишеским лицом, на котором читалась способность чувствовать глубоко и искренне. Одевался он вполне прилично, но, казалось, ему совершенно все равно, что на нем надето и какая у него прическа. Он не делал ничего, чтобы выглядеть круто, но всем своим видом излучал спокойную уверенность и сдержанность. Еще больше привлекало то, как Джеймс себя вел. Никогда не стремился произвести впечатление на ребят, которые были популярнее или влиятельнее его, увлекался не людьми, а идеями – статьями, книгами, фильмами. Мало кто удостаивался внимания Джеймса, и оказаться в числе этих избранных было особенно приятно.
– Так какое ты имеешь отношение ко всему этому? – спросил Джеймс.
Я словно услышала первые ноты знакомой, но давно забытой песни. Мы заговорили впервые за два года.
– Расскажи сначала ты, – сказала я.
– То есть опять у нас все повторяется?
– Что повторяется?
– Мы снова ходим вокруг да около.
Все эти два года я избегала его взгляда, но сейчас посмотрела прямо ему в глаза. В детстве мы проводили столько времени вместе, что, казалось, в какой-то момент стали тенями друг друга.
– Ты же сыщик, – сказала я. – Вот и догадайся сам.
Джеймс был главным редактором школьной газеты «Пустельга»[3], он с детства хотел стать журналистом.
– Дом. Логан О’Хара. Двойник Логана. Люс Эррера, а потом ты, – пробормотал он, задумчиво глядя на меня. – Я видел, как ты подъехала следом за Люс, и, судя по фотоаппарату и недоделанной домашке, готов поспорить, что начала слежку за ней еще у ее дома. Вопрос – зачем?
Я уж и забыла, как ловко он все подмечал. Знала бы, что он запрыгнет ко мне в машину, спрятала бы все улики. Тем не менее я тоже почерпнула от него очень важные сведения. Джеймс уже находился возле дома, когда подъехали мы с Люс, то есть он не выслеживал кого-то из нас. Явился сюда сам.
– Возможно, у тебя очередное дело, – продолжил Джеймс. – Дело, которое касается Люс Эрреры. От такого Хана Ян Лернер не смогла бы отказаться. – Он посмотрел на меня. – Я прав?
Я состроила бесстрастную физиономию:
– Нет.
– Ты умеешь врать, – сказал Джеймс. – Большинство тебе поверит, но только не я.
Я упорно отказывалась признавать его правоту, но он и так знал, что угадал.
– Ладно. Теперь моя очередь.
Я мысленно отметила все детали. Из кармана куртки торчал блокнот на пружине. Вся одежда черного цвета, как у человека, который хочет остаться незамеченным. Машину Джеймс припарковал вдалеке, с другой стороны подъездной аллеи.
– Ты следил за Логаном, и он привел тебя сюда. Предположу, что ты пишешь о нем статью и только сейчас осознал, что все гораздо запутаннее, чем ты думал. Сначала ты перепугался, потому что не любишь, когда тебя сбивают с толку. Но, увидев меня, испытал облегчение, поскольку, сам понимаешь, я