Моя любимая сказка - Ксандр Лайсе

— Красивая… Здесь, на лестнице потеряла? — я опустился на корточки и начал осматривать верхнюю ступеньку.

— Да, здесь… Кажется… Вернее, я здесь заметила, что её нет… — последнее слово она произнесла со всхлипом и присела рядом со мной. — Ты поможешь?

Она подняла на меня глаза, и последняя фраза прозвучала как приглашение к чему-то большему, чем просто поиски пропавшей серёжки. Мне показалось, что ещё немного — и я смогу выплюнуть сердце на пол, прямо к её ногам. Дыши и успокаивайся!

— О чём речь?! Мои разносолы, — я кивнул в сторону ведра, — от времени не портятся.

Яра улыбнулась. Мы осмотрели ступеньку и перешли к площадке между нашими квартирами. Я смотрел то на пол, то на Яру. Тёмные джинсы и тонкая водолазка…

— Ты не подумай… я вообще не такая плакса. Правда-правда, — сказала она — просто я их… они у меня давно очень.

— Подарок?

— Да… Из Японии…

— Нравится Япония? — я поднял глаза.

Наши взгляды встретились. Кожаный салон старого «Линкольна», ночь…

— Очень нравится! — она слегка зажмурилась. — Мне кажется, там во всём какое-то волшебство есть…

И в эту секунду в подъезде включили свет. Осенью рано темнеет. Оказывается, мы обшаривали пол в темноте! Когда под потолком вспыхнули холодные люминесцентные лампы, Яра пошатнулась, словно свет ударил её по лицу, и подняла руку над глазами.

Я уже собирался осмотреть предыдущий пролёт.

— Ладно… Спасибо за помощь… — Яра поднялась на ноги.

— Погоди! А как же твоя серёжка?

— Наверное, я потеряла её, когда… была в другом месте, — мне вдруг показалось, что она солгала. Нет, не сейчас, а в самом начале, когда говорила про лестницу. Но потом взглянул на неё… Яра? Славка? Что-то связанное с сережкой не давало мне покоя, где-то я их видел. Тогда, когда мы встретились первый раз? На Яре?

И почему я решил, что она сказала неправду? Да и зачем ей? Хотя… Все картинки, начиная с того, как я открыл дверь, пронеслись передо мной…

— Мне пора! — Яра стояла на верхней ступеньке марша. Я — на нижней, а свет бил сквозь неё, вычерчивая стройные контуры статуэтки. Холодный, искусственный свет, способный даже летом проморозить любого до самых костей.

— Постой! — я быстро поднялся к ней. Возможно, я боялся, что свет заморозит и её. — Послушай… Яр, мне бы хотелось… В общем, завтра будет концерт японской музыки, ты придёшь, в смысле — пойдёшь? В семь, завтра? Я тебя приглашаю.

Как я ненавижу себя, когда начинаю путаться в словах или срываюсь в фальцет… Тут — ухитрился совместить! Поэтому закончил я этот — довольно приличный — монолог скороговоркой, а когда, наконец, заткнулся, больше всего мечтал провалиться на пару этажей вниз. Впрочем, это обычное дело: когда другие начинают чувствовать себя неловко, мне неловко за них вдвойне, и, в конечном счёте, я сам смущаюсь больше, чем те, из-за кого я начинаю смущаться…

— Как-как? — Яра опять улыбалась своей тёплой чуть грустной улыбкой.

Боже! Так я ещё и ляпнул всё это вслух!

— Прости! Я не имел…

— Если ты имел в виду пригласить меня на концерт — то я бы с удовольствием… — я заметил, что почему-то держу её за локоть — …только если…

Ну, всё, сейчас она скажет что-нибудь благовидное, чтобы только никуда не ходить с таким болваном!

— …Если я завтра буду здесь, понимаешь… То есть если бы это только от меня зависело, я бы с удовольствием, — ее глаза опять погрустнели, она на мгновение задумалась. — Поэтому лучше я сама за тобой зайду. Ладно? Слышишь?

Похоже, я уже не очень-то слышал слова Яры. Мы стояли рядом на площадке, она пыталась что-то мне объяснить, что-то важное, а я не мог этого понять — просто держал её за локоть, смотрел в глаза, ярко-зелёные глаза. Близко.

Потом всё кончилось.

Видимо, она ушла. Не знаю, я этого не заметил. Возможно, я просто потерялся в её глазах. Я смотрел на ее дверь, за которой она недавно исчезла. «221» и за ней Яра. Яра, Яра… И бабка. Бабка. Точно! Перед глазами промелькнул половичок и сережка под ним. Я откинул половик. Но сережки не было. Старуха… Старуха. Похоже, она страдает клептоманией, а когда находит у себя чужую вещь, старается незаметно подбросить обратно. Совесть, видимо, мучает. В этот раз не вышло. Сережка потерялась, запинали куда-то. Сказать Яре…? Не стоит, наверное, вмешиваться в родственные отношения. Яра наверняка знает о наклонностях старушки. Поэтому и стушевалась там, на лестнице, вот и замяла разговор. А я — вот идиот! — поставил девушку в неудобное положение. Конечно, она поспешила от меня сбежать, естественно прекратила разговор. И, чтобы отвязаться от меня, согласилась? Или все же? Сама зайдет… А если не зайдет? Если просто хотела от меня отделаться побыстрее?

Понять бы…

Я смотрел на застывшие шеренги книг. Да, некоторым из вас исполнилось уже по полтысячелетия… И столько в вас мудрости, что всю жизнь можно читать любую, каждый день встречать новое, открывать дали и горизонты… На толкование одной малюсенькой фразы какой-нибудь еретик-отшельник потратил, небось, всю свою средневековую жизнь. Но ответа на один-единственный вопрос вы мне дать всё-таки не сможете.

И дело тут вовсе не в том, что вы глупы… Вовсе нет. Беда в том, что и я сам не смогу правильно задать этот самый вопрос. Чтобы задать вопрос, надо знать, как минимум, половину ответа. А у меня их целых два. Остаётся только гадать… Гадать? А это мысль!

Тяжеленный том, выезжая со своего законного места, ворчливо скрипнул кожей переплёта и обильно осыпал меня пылью. Ничего, лиха беда — начало! На любой странице… Какая строчка? А что загадывать?! Куда палец ткнёт. Запахло остро и грустно, как всегда пахнет от старых книг.

Итак… Что она сказала? Нет, не так: что она хотела мне сказать?

Том распахнулся почти на самой середине.

Строка. Читаем:

глазомъ не увидѣть пропущайте огненную рѣку

Нагадал, однако…

Было около одиннадцати, когда я покончил с бритьём. Конечно, офеням, как в старину называли на Москве книгопродавцев, совершенно всё равно, выбрит я или нет, но сегодня вечером…

Сегодня вечером! Напоследок я ещё раз посмотрелся в зеркало. Весьма симпатичный и отлично выбритый молодой человек. Славке тоже может быть всё равно, но мне спокойнее, когда на лице нет ничего лишнего. Мало ли что?

Рубашку я выбирать не стал: решил, какая попадётся, в такой и поеду. Закрыв глаза, запустил руку в шкаф. Рубашка попалась — самая что ни на есть: вся в узорах, белая с розовым. Отлично!

Я как раз раздумывал: надеть куртку или положиться на ненадёжное осеннее солнце, с самого утра напоминающее, что однажды лето ещё вернётся, когда мои мысли прервал жуткий рёв, грянувший из-за входной двери. Как если бы в мусоропровод бросили ручную гранату. Я выронил куртку и замер. Затихающее дребезжание стёкол перекрыли крики, тоже вскоре утихшие. Раненые? Отбросив с дороги упавшую куртку, я рванулся к двери. И встал. Скользнула мысль: «А если это — только начало? И сейчас — кааак..!» Вспомнился эпизод из какой-то хроники происшествий. Сначала первый небольшой взрыв, а потом… Я прислушался. На площадке царило молчание. «В любом случае — надо…»