Восемь дней в неделю - Юрий Томин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Награда… — подумала Анна Ивановна. — Они так неистово ищут награды…»
Награда в похвале…
Награда в уважении…
Награда в том, что на тебя смотрит…
Награда в том, что тебя слушают…
Награду можно отыскать даже в наказании — тебя заметили!
В чем же награда того, кто писал это письмо? В тихом хихиканье в одиночестве над «шуткой», о которой один только ты и знаешь? Чушь!
Перед Анной Ивановной вдруг с ясностью встало то, что все время от нее ускользало. Вот то, самое главное: «ПОЧЕМУ?» Она думала — КТО? А начинать нужно было с вопросов — ПОЧЕМУ? ЗАЧЕМ? ПРИЧИНА? Если найти причину, то узнать КТО будет уже проще простого.
Причина была для Олеговых шуточек.
Причина была для рисунка.
Причина была для машинки.
Причина была для косого почерка.
Причины не было для того, чтобы повернуть дело так — не было ее для письма в газету.
Машинально взяла Анна Ивановна в руки письмо. Машинально стала его перечитывать. Вычитать там что-то новое она не надеялась, но вдруг обнаружила, что после всех размышлений смотрит на письмо как бы со стороны.
На одной из первых же фраз Анна Ивановна остановилась. Она перечитала ее еще и еще и вдруг поняла, что все ее рассуждения, все сравнивания почерков не стоят одной этой фразы. Эта фраза кричала, она просто вопила о том, что письмо написано в ее классе:
«Дорогая редакция!
Мне скоро тринадцать лет. Я учусь в шестом классе. В нашем классе есть…»
«В нашем классе…»
«В нашем…»!
Тут ведь прямо написано «в нашем» и нужно прямо и просто, не забивая себе голову, читать так, как есть. Это написано машинально, привычно, как закорючка у буквы «д»! Автор написал это естественно, не задумываясь, как не задумался бы он написать «в одном классе», «в шестом «в» классе», «в соседнем классе», если был бы сам из другого класса.
«Это кто-то из моих, — подумала Анна Ивановна. — Но как же тогда быть с закорючкой?»
Дверь в кухню отворилась. Анна Ивановна вздрогнула. На пороге стоял сын — в трусах, в майке, сонный.
— Ты почему не ложишься?
— Я сейчас… — виновато сказала Анна Ивановна.
— Это просто безобразие, — позевывая, сказал сын.
— Но ведь я же вам не мешаю.
— А о себе ты думаешь хоть немного?
— Стараюсь не думать, — сказала Анна Ивановна. — Это такое дело: начнешь думать — не остановишься.
— Не остри, — сказал сын. — Немедленно ложись. Тебе обязательно восемь дней в неделю работать?
— Одну минутку… — попросила Анна Ивановна.
Сын ушел. Анна Ивановна достала из портфеля стопку тетрадей и стала перебирать ее в третий раз. Она искала не закорючку. Она искала того, кто отсутствовал в день контрольной и чьей тетради могло не быть в этой стопке.
Не было тетради Кукина.
Уже в комнате, раскладывая диван-кровать, вытаскивая из него простыни и подушки, Анна Ивановна почувствовала, как тяжелеет у нее затылок. Сейчас самое время выпить лекарство. Но лекарства она пить не стала, чтобы не зажигать свет и не будить молодых, которым вставать в половине восьмого.
Осторожно, стараясь не делать резких движений, Анна Ивановна легла на спину. Она закрыла глаза, но по-прежнему маячили перед ней ровные строчки письма.
Кого же она проглядела?
Нет тетради Кукина…
Кукин? Не может этого быть, или я просто выжила из ума…
Но у Кукина есть машинка…
И они друзья с Кузнецовым…
И все равно — нет причины!..
И как не хочется вести разговоры в классе!
А теперь это придется делать.
* * *Саня Кукин шагал по улице. Вид у него был независимый и даже счастливый. Так было всегда, когда Санины длинные ноги уносили его подальше от школы. Кончился еще один день, и теперь до самого следующего утра никто не будет приставать к нему с вопросами, почему он не делает того-то и того-то, почему он списывает, почему он такой, какой он есть.
В школе Саня чувствовал себя как разведчик в тылу врага: опасность подстерегала его на каждом шагу.
— Ну-ка, покажи свою тетрадь, Кукин…
— Кукин, иди к доске.
— Кукин, прекрати…
— Кукин, когда ты перестанешь…
— Кукин, когда ты начнешь…
— Кукин…
Но как только школьная дверь захлопывалась за спиной Сани и он выходил на улицу, то снова становился человеком.
Если мечтателем можно назвать каждого, кто мечтает хоть о чем-нибудь, то Саня таким и был. Мечты не заносили его далеко, Сане хватало и маленьких радостей.
«Хоть бы не спрашивали сегодня…» — думал Саня перед уроком истории.
«Хоть бы не вызывали…» — мечтал он перед уроком математики.
«Хоть бы не проверяли…» — заклинал он мысленно перед уроком литературы.
И если сегодня не вызывали, не проверяли и не спрашивали, то день этот в Санином календаре нужно было бы отметить красным, как большой праздник.
Итак, обрадовать Саню было настолько просто, что приходилось только удивляться, почему учителя так редко этим пользовались.
Дома тоже ничего приятного Саню не ожидало. Его дневник был не из тех дневников, которые родители с гордостью показывают знакомым. Наоборот, родители почему-то старательно прятали Санин дневник. Когда заходил разговор об успехах сына, мать, краснея, отмалчивалась или начинала усиленно пичкать гостей чаем. А после ухода гостей наступала расплата. Родители наваливались на Саню; они умоляли, требовали, просили, приказывали и даже угрожали. Почему-то самой страшной угрозой считалось отдать Саню в футболисты. Возможно, мать полагала, что ниже футболиста опускаться уже некуда. Впрочем, это не мешало отцу отсиживать у телевизора свои два тайма по сорок пять с перерывом в пятнадцать.
Саня понимал, что говорится все для его же пользы, но от этого было не легче. Особенно не нравились ему разговоры о футболистах.
Дело в том, что Саня мечтал совсем о другом.
Он мечтал стать шофером.
Вот эта мечта и была главной.
О будущей шоферской жизни некогда было думать о школе, где приходилось жить в постоянном страхе. Не до нее было и дома, среди вечных угроз и попреков. О ней можно было мечтать вот сейчас, на широкой улице, где навстречу Сане катились автомобили, о которых он знал больше, чем все отличники вместе взятые.
Саня шагал широко, размахивая покрасневшими от холода кулаками. Сейчас он никого не боялся, не втягивал голову в плечи, не ждал никаких вопросов. Сейчас он был человеком.
А за спиной Сани торопливо шла Анна Ивановна. Прибавь чуть-чуть Саня шагу, и Анне Ивановне ни за что бы его не догнать. Но на свою беду Саня приостановился, любуясь длинным «шевроле», катившим мимо него с заграничным шелестом, и тут же был догнан.
— Саша, погоди…
Анна Ивановна остановилась, переводя дух. Саня обернулся, увидел Анну Ивановну и ощутил в груди знакомый холодок, будто он опускался вниз на качелях. Он не знал, что сделают с ним в следующую минуту, и приготовился к самому худшему.
В таких случаях Саня думал быстро.
«Она идет к нам домой!» — эта мысль промелькнула мгновенно, как падающая звезда.
— Мне нужно с тобой поговорить.
«Если она будет говорить сейчас, то домой не пойдет!»
— Анна Ивановна, я больше не буду. Я обещаю, — сказал Саня на всякий случай.
— Что ты не будешь?
— Списывать.
— Да я вовсе не об этом сейчас. Идем, поговорим по дороге.
Саня послушно двинулся вперед. Голова его понимала, что бежать от Анны Ивановны бессмысленно, но ноги не подчинялись голове. Они машинально переходили на бег.
— Ты не можешь идти потише?
— Могу, — сказал Саня и послушно встал.
— Да ты иди, только потише. Мне за тобой не угнаться.
«И не надо, — подумал Саня. — Вот и хорошо. Не надо за мной гнаться».
Между тем Санины ноги снова сами по себе прибавили шагу.
— Да не беги ты, — сердито сказала Анна Ивановна. — Все равно никуда не убежишь.
«Почему? — подумал Саня. — Убежать можно. Только потом сам же и прибежишь».
— Ругать я тебя не собираюсь, не пугайся, — сказала Анна Ивановна.
«Интересно, — подумал Саня. — А чего ж тогда? Хвалить, что ли?»
— А дело вот в чем… — сказала Анна Ивановна и задумалась над тем, как бы поосторожней задать вопрос о машинке. Впрочем, Кукина Анна Ивановна и не подозревала. Тут было совсем другое. Олег Кузнецов часто бывал у Кукина — вот в чем дело.
Пока Анна Ивановна раздумывала, как бы половчей спросить Саню, а Саня нетерпеливо перебирал ногами, стараясь убежать от себя самого, на улице случилось маленькое происшествие.
Большая грузовая машина быстро подошла к перекрестку, внезапно тормознула со скрипом, но затем прибавила скорость и умчалась. Вслед ей потянулся длинный милицейский свисток.
Анна Ивановна невольно обернулась на свист и увидела милиционера, который уже оседлал свой мотоцикл. Через несколько секунд мотоцикл, петляя между машинами, скрылся из виду.
