Посмертный бенефис - Андрей Стрельников

1978 г. Юг Африки. Сезон дождей

…Четвертый день мы не могли высунуть носа из джунглей. Ребята Совимби стреляли даже по кустам, если они вдруг шевелились на ветру. Связь не работала. Кубинцы не знали, где мы, и не могли нам помочь. Два связных, отправленных мной с промежутком в сутки, не вернулись. Жрать было уже нечего. Пить, правда, совсем не хотелось. Иногда мне казалось, что я весь состою из дождя. Вся моя армия занимала сейчас круговую оборону. Вся армия — это, кроме меня, прапорщик Бражник, специалист-подрывник, огромный хохол с мускулатурой молотобойца, четыре кубинских спецназовца и шесть ангольских бойцов.

Ко мне подполз Бражник.

— Лейтенант, пусти меня к кубашам. Я дойду. Я ж тебе не анголец. Я точно дойду.

До кубинского гарнизона было около тридцати километров. Примерно двадцать из них контролировались войсками Совимби. Но самое страшное — первые два километра, до опушки следующего леса. Голая саванна. Все как на ладони. Даже ночью.

— Послушай, Бражник…

— Брык.

— Хорошо, Брык, если тебе так нравится. Ты очень плохо говоришь по-португальски, совсем не говоришь по-испански. Что ты скажешь кубинцам? Или ангольцам, если они тебя сразу не убьют?

— А ты просто отпусти — и жди завтра вертолеты. У тебя что, есть выбор?

Здесь он прав. Выбора у меня нет.

— Черт с тобой. Через час стемнеет — и вперёд. Пойдёшь от тех кустов, там ближе к лесу.

— Ты меня не учи. Я знаю, как мне идти и куда.

Он ушел. На рассвете началась новая атака партизан, — хотя кто в этой войне партизаны? — и я о нем забыл на несколько часов.

Вертолеты появились еще засветло. Два зависли в воздухе, обстреливая возможные укрытия партизан, один взял нас на борт.

Уже на второй день жизни в кубинском гарнизоне я заметил, что ангольцы избегают меня, а от Бражника — так просто шарахаются. Еще через два дня я узнал от кубинцев причину.

— Твой герой Брык, когда шел по лесу, зашел в две деревушки. Совершенно мирные. И убил там всех мужчин. Кого ножом, кого просто голыми руками. Он зверь, лейтенант, ему нельзя давать в руки оружие.

— Где он?

— Пошел в деревню. Там есть магазинчик. Он заходит туда, берет все, что хочет, и уходит.

Я нашел его сразу. Испуганные аборигены, толпившиеся у магазина, бросились врассыпную. Абсолютно пьяный Брык, уложив на прилавок продавщицу, плачущую девчушку лет шестнадцати, пользовал ее сзади. Справа от него лежал автомат. Я взял его и дал очередь в воздух.

Брык бросился на пол. Увидев меня, вскочил на ноги.

— Ты что, охренел, лейтенант? Я тебе сейчас башку отверну!

Он двинулся на меня. Я ткнул ему прикладом в морду. Что-то хрустнуло. Он схватился за челюсть и завыл.

— Молчать, мразь! Вперед! Пойдешь под трибунал!

До трибунала, как водится, дело не дошло. Месяц Брык провалялся в госпитале, потом улетел в Союз. Перед отлетом из Луанды он нашел меня.

— Лейтенант, ты меня зацепил. Я считал тебя другом. Теперь мы враги. Следующая наша встреча будет для тебя последней…

…Я нацепил на нос солнцезащитные очки — дурацкие, но совершенно меняющие разрез глаз — и протиснулся к «сладкой парочке», стараясь постоянно держаться строго за спиной Брыка. Тот обильно и беззлобно матерился, ледоколом прорубая фарватер в море усталых блуждающих глаз и бессильно опущенных плеч. Люди, заметив его перед с собой, шарахались в сторону. Мы довольно быстро покинули здание аэропорта, и у меня начался мелкий мандраж. Сейчас сядут в любую машину и укатят, а мне до такси бежать еще метров триста. Искать человека в Стамбуле — даже такого, как Брык, — совершенно бесполезно.

Так и есть. Брык помахал кому-то, и к ним подкатил огромный американский джип. «Уедут — и все», — с тоской подумал я.

— Куда сейчас? — неожиданно спросил Роберт.

— Наверное, сразу к твоему черту обрезанному, — предложил Брык. — Не след мне светиться долго в этой стране.

— Нет, — решительно заявил Роберт. — К нему — завтра. Сейчас — в гостиницу.

— Как скажешь, — охотно согласился Брык и крикнул водителю: — Слышь, Вован, отель «Европа» знаешь?

А я не знаю. Я в этом мегаполисе вообще ничего не знаю. Зато таксист, безусловно, знает все.

«…На Ваш запрос от 16.02 отвечаем:

Бражник Николай Тарасович, 1956 г.р., родился в г. Судак Крымской области УССР. После увольнения из армии в 1979 году переехал жить в г. Ялту. В 1980 г. осужден за вооруженное ограбление. Срок отбывал в Мордовской АССР. Освобожден условнодосрочно в 1984 г. В 1988 г. привлекался за организацию преступной группы, но освобожден из-за отсутствия состава преступления. Все свидетели отказались от данных ранее показаний. Настоящим авторитетом в криминальном мире не пользуется. Известен органам МВД Украины под кличками Брык, Мясник, Динамит. Последняя связана с армейской специальностью — сапер-подрывник. Есть сведения (не доказанные) о его участии в многочисленных взрывах автомобилей и офисов на территории Украины и России. Руководит преступной группировкой с постоянным составом 18–20 человек. Криминальные „авторитеты“ „своим“ его не признают, но и связываться с ним не хотят. Типичный „беспредел ьщи к“.

Сведениями о его работе на Божко К.И. не располагаем. Личные качества: абсолютное пренебрежение опасностью, огромная физическая сила, глубокое знание взрывных устройств и взрывчатых веществ и умение ими пользоваться.

Слабости: роскошные автомобили, черная икра, молоденькие девушки…»

Вот кем ты стал, Брык. Что же, этого и следовало ожидать. Жизнь возводит баррикады, и нельзя сидеть на них верхом. Можно жить только по одну сторону этих баррикад. Или — по другую. Еще тогда, в Африке, ты сделал свой выбор. Я — свой. Аминь.

Май 1996 года. Где-то между небом и землей

Вот и он. Зашел в салон, осмотрелся, сел на два ряда впереди меня. До боли знакомая плешь, окруженная легким пушком. Сытый, в жирных складках, затылок-шея.

Он будет спать. Он всегда спит. Спит до Каймановых островов, спит до Багамов, спит до Киева, спит до Бангкока, спит до Амстердама. Сначала меня это раздражало, потом привык.

Уже три месяца я облетаю земной шар с этим типом.

Я стал его тенью. Живу какой-то… псевдожизнью. Ночую в одних с ним отелях, обедаю в ресторанах напротив, фотографирую всех, кто обедает с ним, ужинает, встречается на пляжах, продает ему газеты, галстуки, сигареты, играет с ним в теннис, навещает его в номере.

Иногда мне становится неловко, что мы с ним не здороваемся. Хотя, разумеется, он не может меня узнать.

Я меняю одежду и внешность по пять раз на день. Роберт, конечно, не профессионал. В моем деле. Он — Эмиссар. Его специальность — наркотики. Все, что связано с закупкой, погрузкой на суда, принадлежащие империи Божко, утряской таможенных проблем, транспортировкой, разгрузкой в доках, принадлежащих той же империи, но уже в Европе, все это — его епархия.

В принципе, он — второе лицо в империи, хотя известен, кажется, только самому Божко и двум-трем его заместителям. В офисе «Ситас» не появлялся никогда. Эмиссар — пока главная моя удача. А две папки в сейфе Божко — адреса и имена всех его дилеров в Европе, на Украине и в России. Но это — конец цепочки. Сейчас я занимаюсь ее началом. Таиланд, Вьетнам, Турция, Пакистан; города, адреса, причалы, доки и — фотографии, фотографии, фотографии…

Уже на третий день пребывания в любом городе я ориентируюсь в его номере, как в собственной квартире. Все документы, проходящие через Роберта, есть у меня на пленке. Он аккуратен, как швейцарский банкир, поэтому кассет в моем портфеле становится все больше и больше. То самое количество, которое неизбежно должно перейти в качество. Об одном жалею: телефонные «жучки» кончились уже полтора месяца назад, а до заветного сейфа в страховой компании, — ох, как далеко.

2 июня 1996 года. Квартейра, Алгарве, Португалия

Жизнь, безусловно, удивительна и полна неожиданностей. Банально, но факт. Если бы три месяца назад кто-нибудь сказал мне, что я с таким наслаждением буду гулять по узеньким улочкам старой Квартейры, что я почувствую себя здесь как дома, что с удовольствием буду слушать пьяную беззлобную ругань немытых рыбаков и сидеть с ними за одним столом в прокисших пивнушках, я в лучшем случае пожал бы плечами и прервал разговор с шизофреником, утверждающим подобное…

Три месяца жизни в отелях и самолетах, в разных странах и на разных континентах, в разных часовых и климатических поясах заставили меня по-иному взглянуть на хорошо знакомую, казалось бы, Португалию. Странно: за пять лет жизни в Алгарве мне ни разу не приходила в голову мысль, что здесь я — дома. Сейчас — пришла. Мое устоявшееся отношение к Ангарве — легкая ирония с некоторым оттенком презрения — уступило место какой-то растерянности. Что для меня дом? Страна, где я родился? Город, где живут бывшая жена с сыном? Или тихая провинция на юге Европы, куда я прибежал тайком, нелегально, поджав хвост, как побитая собака, отвергнутая новыми хозяевами и отовсюду изгнанная?