След пираньи - Александр Бушков

Мазур поднял глаза – Кацуба таращился на него зорко, с благожелательной подначкой – и чуть заметно кивнул, криво усмехнулся:

– Мой грех…

– Ну вот, а ты кобенился, – крайне буднично сказал Кацуба. – Неуемный вы все-таки народ, водоплавающие: мало вам, что за рубежами многострадального отечества жмуриков штабелями кладете, вам еще непременно надо и в отпуске кого-нибудь зарезать. Как дети малые, честное слово. Работнички ножа и топора… Ну, я тебе обещал мораль не читать, значит, не буду. Я только себе позволю обратить внимание на крохотный нюанс… Ваша будущая операция, о которой мне и знать не полагается, все, конечно, спишет. Но не дай бог окажется, что вся эта катавасия связана как раз с вашим ночным рейдом в район крайне престижных коттеджиков… Вот тогда для тебя есть определенный риск нахватать неприятностей – в сугубо неофициальном порядке. Не пугает?

– А меня сейчас ничего уже не пугает, – вяло сказал Мазур.

– Ну ладно, шагай уж. Появится что новое – скажу.

Мазур спустился с невысокого крыльца. Уже смеркалось, и повсюду зажигались окна – в серых панельных двухэтажках, протянувшихся в несколько рядов, в коттеджах вспыхнули желтые фонари, и вдалеке, на вертолетной площадке, вертикальной гроздью ярко-малиновых огней светилась решетчатая вышка. Этакий маленький городок – база была довольно приличных размеров, бог ее знает, что здесь крутили за десять прежних лет ее существования. Мазур, естественно, не лез с расспросами, знал лишь, что из здешних обитателей форма и содержание полностью соответствуют друг другу только у охраны и обмундированной части поселка. А все остальные могут оказаться кем угодно.

Из-за ближайшего угла почти бесшумно показалась здоровенная овчарка – согласно регламенту выпустили сторожевых псов. Мазур под ее внимательным взглядом невольно опустил глаза к поясу, где должна была висеть короткая полоска материи. На месте. То же самое констатировала и овчарка – не приближаясь, потянула ноздрями воздух, лениво шевельнула хвостом и исчезла за углом. Неизвестно, чем была материя пропитана, Мазур специально нюхал и совершенно никаких ароматов, ни плохих, ни приятных, не уловил, но его настрого предупредили, что собаки, в отличие от человека, запах чуют прекрасно и любому, рискнувшему щеголять на территории базы без магического ключика, в горло вцепятся без всякого предупреждения.

На сопке прилежно крутились локаторы. Цепочка огней, по параболе опоясывающих лодочный причал, отражалась в воде длинными зыбкими языками. Поразмыслив, Мазур свернул к пятому коттеджу. Постучал в дверь. Изнутри довольно настороженно откликнулись:

– Да?

Он вошел, метко бросил на крючок фуражку, одернул дурацкий пехотный кителек с капитанскими полевыми погонами. Ирина сидела в крохотной гостиной, откинувшись на спинку кресла, все в тех же летних брюках и белой блузке (Мазур запоздало вспомнил, что в том клятом магазинчике чемодан с тещиными вещами вытащили из машины, для скрупулезного изучения должно быть, а они, прорываясь, ни о каком чемодане, конечно, не думали).

– Совсем забыл насчет одежды, – сказал он виновато. – Надо придумать что-то…

Ирина бледно улыбнулась:

– Мне тут уже предлагали военную форму. Других нарядов, сказали, не имеется. Ну, я отказалась – совсем отчего-то не тянет облачаться в форму, даже не всерьез… Хотя, уверяли, мне пойдет.

Мазур глянул на стол. Там гордо красовалась во всем своем неподдельном импортном великолепии бутылка «Гордона». И хмыкнул:

– Лымарь заходил?

– Ага. Проводил сеанс психотерапии с мягкими намеками на готовность раздвинуть понятие «психотерапия» до любых мыслимых пределов. Что, догадался?

– Дедуктивный метод, – сказал Мазур. – Нехитрая ассоциативная цепочка: очаровательная испереживавшаяся женщина, «Гордон» и ограниченное замкнутое пространство. Как правило, на конце цепочки оказывается доктор Лымарь.

– Он вообще-то миляга. Только у меня и без него голова идет кругом, пришлось деликатно выставить…

– Милейший человек, – кивнул Мазур.

Давно бы уже быть милейшему доктору капитаном первого ранга, не вмешайся судьба в виде беспутной доченьки некоего адмирала. Все бы ничего, но адмиралу пару лет назад президент одной крохотной африканской страны вручил высший орден своей державы, с тарелку размером, снабженный лентой, размалеванной в попугайские колера тамошнего штандарта. Адмирал оказался перед непростой философской дилеммой: орден хоть и высший, но африканский, а с другой стороны – хоть африканский, но все же высший. Тарелку эту он носил редко во избежание насмешек, но дома вместе с лентой держал в шкафу со всем возможным почетом. И как-то вернулся домой на два дня раньше, чем ждала дочушка.

В общем, все бы сошло – адмирал давно уже не строил иллюзий относительно морального облика единственного чада и как-то помаленьку стал свыкаться с завалявшимися в ее постели хахалями. Однако на сей раз, войдя в квартиру, бравый морской волк нос к носу столкнулся с выходящим из ванной субъектом, на котором всей одежды только и было, что набедренная повязка. Смастеренная как раз из вышепомянутой ленты. Лымарь потом клялся друзьям, что он, изрядно приняв на грудь, совершенно искренне считал эту тряпку разновидностью импортного полотенца, то же он попытался сгоряча объяснить адмиралу – но тот еще сильнее обиделся. Понимающий человек согласится, что адмиралы способны изрядно испортить жизнь чинам нижестоящим, а этот оказался особенно вредным и в лучшем стиле парусных фрегатов принес страшную клятву с богохульствами, заверив, что пока он пребывает на флоте, доктор очередной звезды ни за что не получит. Нужно добавить, что адмирал был крепок, как бык, и Лымарю грозила нешуточная опасность остаться вечным капитаном второго ранга…

– Может, и я некстати? – поинтересовался Мазур, не садясь.

– Да садись уж… зятек чертов. – Судя по уровню золотистой жидкости в бутылке, психотерапия шла успешно. – Выпьешь?

– Конечно, – сказал Мазур и налил себе немного, присел на краешек кресла, словно на раскаленную сковородку. Он никак не годился в утешители и оттого маялся – еще и оттого, что был причиной всех ее неприятностей. Впрочем, называть пережитое неприятностями было бы чересчур мягко…

Остается надеяться лишь на ее характер – довольно спокойно держится, отвопила и отплакала, загнав все далеко в подсознание. Мазуру эта черта в людях весьма нравилась – помогала жить…

Ирина медленно выцедила виски, отставила стакан:

– Это что, какая-то секретная база?

– Что-то вроде, – сказал Мазур. – Около того и вообще…

– А они кто? Те? Шпионы, что ли?

– Да как тебе сказать… Не похоже.

– Конкурирующая фирма? Как в боевиках? – Ох, да забудь ты обо всем, – сказал он в сердцах. – Справились, как видишь.

– А ты вообще-то инженер или кто?

– Как тебе сказать…

– Значит – «или кто», – усмехнулась Ирина. – Не такие уж мы темные, как-никак в Северной Пальмире обитаем… Тебе не кажется, что я имею право на кое-какие объяснения? После того, как мне приставляли нож к горлу в прямом смысле и требовали рассказать, кто ты таков есть? Иначе обещали такое, что вслух повторять не хочется.

– Ох, да тут такая ситуация… – безрадостно пожал он плечами. Врать не хотелось, а на правду не было санкции свыше. – Тебе майор Кацуба ничего кратенько не объяснял?

– Вот именно, кратенько. Про ваш секретный агрегат, за которым шпионы охотятся.

«Версия как версия, не хуже других, – мысленно отметил Мазур. – Вполне проходит…»

Ему пришло в голову: было бы даже лучше, примись Ирина его ругать или проклинать. Но она держалась довольно спокойно, только временами поглядывала с откровенной тоской.

– Мне медаль не полагается? – усмехнулась она, плеснув в стаканы еще на два пальца. – За стойкое поведение под пытками? Серьезно, я с самого начала принялась отчаянно визжать, что ничего не знаю, они, похоже, шума не хотели, вот и принялись за супруга. Прижгли, гады, до сих пор болит… – Она коснулась пальцами левой груди. – Хоть и смазали чем-то импортным.

Мазур выпил свое виски, как лекарство, досадливо поморщился и налил себе еще. Идти никуда не хотелось – куда и зачем?

– Я пойду быстренько душ приму, – сказала Ирина, вставая. – Мне тут халат раздобыли, как раз собралась мыться, тут ты пришел… Что поглядываешь? Не рыдаю? Сама понимаю, что следовало бы, но что-то замкнуло намертво и такая блокировка встала, что наружу ни единой слезинки не лезет…

– Это бывает, – сказал Мазур глухо. – Я пошел?

– Посиди, если не спешишь. Есть к тебе пара вопросов…

Она ушла, а Мазур уселся на подоконник, тупо таращился на покрытую множеством палых листьев улицу Стояла тишина, как обычно. Не хотелось верить, что он сам загнал себя в некий жизненный тупик – в дополнение ко всему пережитому Понемногу стемнело совсем, на столе горела лампа, а Мазур так и сидел в темноте, сгорбившись.