Молодые дикари - Эван Хантер

— Да, я знаю.

— Оправдали ли бы вы парней на том основании, что у их родителей имеются личные неурядицы?

— Оправдал бы я убийство? — переспросил Уолш.

— Да.

— Это ваша обязанность определять преступникам статью закона, мистер Хэнк, а не моя. Я имею дело с людьми.

Хэнк кивнул.

— Извините, могу я сейчас видеть Ди Пэйса?

— Разумеется, — ответил Уолш.

Когда он поднимался, снова зазвонил телефон.

— Проклятье! — не сдержался он. — Бетти, будь добра, ответь, пожалуйста. Сюда, мистер Белл.

У парня были такие же, как у матери рыжие волосы и карие глаза, такой же овал лица и такой же рот, который выглядел на лице мальчика, превращавшегося в мужчину, странно по-женски. Он был высоким парнем с неразвитой мускулатурой и огромными кистями рук, выдававшими уличного забияку.

— Если вы полицейский, то я не хочу с вами разговаривать.

— Я окружной прокурор, — ответил Хэнк, — и тебе лучше поговорить со мной. Я представляю обвинение по этому делу.

— Тем больше у меня оснований ничего вам не говорить. Вы думаете, я помогу вам отправить меня на электрический стул?

— Я хочу знать, что произошло в тот вечер, когда был убит Моррез.

— Да? Так спросите у Морреза. Может быть, он вам расскажет. Мне нечего вам сказать. Идите и говорите с этими важными шишками адвокатами, которых назначил мне суд. Только у меня одного их целых четыре. Идите и разговаривайте с ними.

— Я с ними уже говорил и они не возражали против того, чтобы я допросил тебя и твоих приятелей. Я полагаю, тебе известно, в каком серьезном положении ты находишься. Твои адвокаты уже говорили тебе об этом?

— Меня будет судить суд для несовершеннолетних.

— Нет, это не так, Дэнни. Тебя вместе с другими ребятами будет судить уголовный суд, третья секция.

— Да-а?

— Да. Дело будет рассматриваться в следующем месяце. Это будет справедливый суд, и никто не собирается с тобой нянчиться. Ты убил человека, Дэнни.

— Да-а? Вы еще должны доказать это, мистер. Я невиновен до тех пор, пока не будет доказана моя виновность.

— Верно. Теперь допустим, ты расскажешь мне, что произошло вечером десятого июля.

— Я уже рассказывал об этом сотни раз. Мы прогуливались, и какой-то грязный пуэрториканец напал на нас, и мы порезали его. Это была самооборона.

— Парень, которого вы зарезали, был слепым. Ты, конечно должен понимать, никакие присяжные не поверят, что он напал на вас.

— Меня не интересует, поверят они или нет. Я говорю, как все было. Можете спросить Бэтмана и Башню. Они скажут вам то же самое.

— Кто такой Бэтман?

— Апосто. Так его называют ребята из клуба.

— Что это за банда?

— Вы все уже знаете об этом. Кому, черт возьми, вы пытаетесь морочить голову?

— Я спрашиваю тебя, — сказал Хэнк. — Как называется эта банда?

— «Орлы-громовержцы». — Дэнни помолчал. — И это не банда. Это — клуб.

— Понимаю. А чем отличается банда от клуба?

— «Орлы-громовержцы» никогда не ищут неприятностей.

— Тогда что вы делали в испанском Гарлеме, если не искали неприятностей?

— Мы прогуливались.

— Ты, и Башня, имя которого, я полагаю, Ридон, и Бэтман. Правильно?

— Правильно, — ответил Дэнни.

— Почему вы называете его Башней?

— Не знаю. Думаю, потому что он высокий. К тому же он очень сильный.

— Как они зовут тебя?

— Дэнни.

— А у тебя нет прозвища?

— Для чего мне прозвище? Во всяком случае Дэнни — уже прозвище. Мое настоящее имя — Даннель.

— Почему ты присоединился к банде, Дэнни?

— Я не принадлежу ни к какой банде.

— Тогда к клубу?

— Я не принадлежу ни к какому клубу.

— Тогда что ты делал с двумя «Орлами» вечером десятого июля?

— Они спросили меня, не хочу ли я пройтись, и я ответил, что хочу. И пошел. Нет закона, запрещающего прогулки.

— Есть закон против убийства.

— Да, но это была самооборона.

— Дэнни, парень был слепым.

— Ну и что?

— А то, что если ты будешь придерживаться этой версии, то я могу гарантировать тебе только одно, что ты кончишь на электрическом стуле.

С минуту Дэнни молчал. Затем сказал:

— Это то, чего вы хотите, не так ли?

— Я хочу знать правду.

—Вы ее знаете. Башня, Бэтман и я прогуливались. Вшивый пуэрториканец напал на нас, и мы порезали его. Вот вам правда.

— Ты наносил Моррезу удары ножом?

— Конечно, наносил. Этот подлец напал на нас. Я ударил его ножом четыре раза.

— Почему?

— Потому, что я хотел ударить его ножом. Вы полагаете, я боюсь ударить кого-нибудь ножом? Я ударил бы ножом любого, кто посмел бы меня обидеть.

— И слепого?

— О, оставьте эту песенку о слепом парне. Он напал на нас.

— Как он мог напасть на вас, если он даже не мог вас видеть?

— Спросите его. Может быть, он слышал нас. Может быть, он и не был на самом деле слепым. Может быть, он только притворялся слепым.

— Дэнни, Дэнни...

— Откуда я знаю, черт возьми, почему он напал на нас? Но это он сделал! И мы проучили его!

— Хорошо, Дэнни. Вы придумали историю и, может быть, она и хорошая, однако в свете имеющихся фактов звучит неубедительно, и я рассчитываю, что ты придумаешь что-нибудь другое. Иначе тебе остается только молиться.

— Я рассказываю, как было. Вы хотите, чтобы я врал?

— Чего ты боишься, Дэнни? Кого ты боишься?

— Я ничего и никого на свете не боюсь, и не забывайте этого, мистер. И вот что я вам еще скажу: если вы думаете, что я отправлюсь на электрический стул, то вы ошибаетесь, я не отправлюсь на электрический стул. И если бы я был на вашем месте, мистер, я был бы осторожнее. Я просто не стал бы вечером ходить по темным улицам.

— Ты угрожаешь мне, Дэнни?

— Я просто вам советую.

— Ты думаешь, что я испугаюсь горстки несовершеннолетних хулиганов?

— Я не знаю, чего вы испугаетесь и чего вы не испугаетесь. Я знаю только одно, что лично я не хотел бы иметь дело с пятьюдесятью парнями, настроенными воинственно.

— Спасибо за предупреждение, — сухо сказал Хэнк.

— Между нами говоря, — продолжал Дэнни, — мне кажется, вы не смогли бы справиться и с женщиной, а не то что с пятьюдесятью парнями.

— Ты — просто талант, Дэнни, — сказал Хэнк.

— Да-а? А именно?

— Я пришел сюда потому, что твоя мать сказала мне...

— Моя мать? Зачем вы впутываете ее? Зачем вы вызывали ее?

— Я не вызывал ее. Она пришла сама. Она сказала мне: ты не принадлежишь к клубу «Орлы-громовержцы» и не имеешь никакого отношения к убийству. Когда я объяснил это твоим защитникам, они дали согласие на то, что я могу тебя повидать. Поэтому я и пришел. А сейчас, более чем когда-либо я убежден, что ты на самом деле принадлежал к банде и что ты убил этого парня хладнокровно и преднамеренно. В этом и заключается твой талант, Дэнни. Он окажет свое воздействие на присяжных.

— Я не убивал его. Я ударил его ножом в порядке самообороны. Пытался остановить его, чтобы он не ударил меня.

— Он был слепым! — гневно сказал Хэнк.

— Я не знаю, каким он был, и меня это не интересует. Он вскочил со ступенек, как сумасшедший и у него в руках был нож, и когда он двинулся на нас...

— Ты врешь!

— Я не вру. У него был нож. Бог свидетель, я видел нож! Вы полагаете, я хотел, чтобы меня зарезали? Башня и Бэтман пошли на него, я тоже. Я не трус, мистер. Когда начинаются неприятности, я смелый.

— Действительно, требуется много смелости, чтобы напасть на парня, который не видит.

— Не обязательно видеть, чтобы суметь всадить в кого-либо нож. Были случаи, когда ребят резали ножами в сплошной темноте. Что вы об этом знаете, черт возьми? Вы, слюнтявая баба, вы, который, по-видимому, родились в богатом имении и...

— Замолчи, Дэнни!

— Не затыкайте мне рот. Вам повезло, что мои защитники разрешают вам хотя бы разговаривать со мной. Никто вас сюда не звал. Вы пришли по собственному желанию. Хорошо, раз вы уже здесь, то я вот что вам скажу: мы шли по улице, и вонючий пуэрториканец вскочил с крыльца, как сумасшедший, и бросился на нас с ножом, и мы порезали его. Было ясно: либо он нас, либо мы его. Если он умер, тем хуже для него. Не надо было бросаться на нас.

Хэнк поднялся.

— Хорошо, Дэнни. Это твоя версия. Желаю тебе удачи.

— И держитесь подальше от моей матери, мистер, — сказал Дэнни. — Да, держитесь, от нее подальше. Вы меня слышите?

— Я тебя слышу.

— Тогда вам лучше делать, как я вам говорю.

— Я собираюсь делать только одно, Дэнни. Я собираюсь за убийство невинного парня отправить тебя и твоих дружков на электрический стул.

Когда он вернулся в свой кабинет, на его столе лежала записка. Она была адресована мистеру Генри Беллу, окружному прокурору:

Слова небрежно написаны чернилами поперек конверта. Хэнк открыл конверт и вытащил листок почтовой бумаги. Тем же самым почерком были написаны следующие слова: