Мелочи архи..., прото... и просто иерейской жизни - Михаил Ардов

Чего-чего, а именно живости в определенном, узком смысле этого слова у них никак не отнимешь — женатый епископат, два только официальных брака у "митрополита" Введенского...

"Шерше ля фам" — вот подоплека не только этого, но и почти всех прочих церковных расколов.

Англиканская церковь отделилась от Рима из-за желания короля Генриха VIII развестись с женой и сочетаться с фрейлиной Анной Болейн.

Лютер, сам августинский монах, был женат на монахине.

И это начиная с самого первейшего "раскола", когда праотец Адам из-за женщины обособился от Всевышнего.

Вот тема для исторического исследования...

В каком-то обновленческом приходе был престольный праздник. Богослужение возглавлял один из архиереев "живой церкви". После литургии и молебна, как положено, торжественный обед. Во главе стола сидит "владыка", а рядом с ним его "законная" супруга. Во время трапеза "архиерейша" не закрывает рта, всем командует... В конце концов сам "владыка", смущенный ее развязностью, примирительным тоном произносит:

— Ну, что уж ты, матушка...

— Какая я тебе матушка?! — вскидывается она. — Я — владычица!

Рассказывали мне и о таком примечательном случае, происшедшем будто бы в тридцатых годах. Сидели как-то вечером два приятеля в ресторане. (А был, между прочим, Великий Пост.) Один из них огляделся и сказал другому:

— Послушай, вон за тем столиком сидит с двумя дамами обновленческий "митрополит" Александр Введенский.

Тот посмотрел на сидящего в гражданской одежде человека, который разливал вино и шутил с дамами, и засомневался:

— Нет... Не может быть... Ты обознался...

Но приятель стоял на своем, и они заспорили.

Тогда первый решил развеять сомнения и предложил:

— А хочешь, я к нему сейчас подойду и возьму благословение?

— Ну, подойди.

Он сложил руки лодочкой и, приблизившись, обратился к человеку в костюме:

— Владыка, благословите.

Введенский (а это был он) повернул голову и проговорил:

— Не время и не место.

Тогда подошедший "возмутился духом" и отвечал:

— Это тебе здесь — не время и не место!

Еще одно качество "живоцерковников" — живая, действенная связь с ОГПУ, НКВД... Известный регент Н.В.Матвеев, который в молодости жил в Сергиевом Посаде, рассказывал, как однажды его встретил настоятель обновленческого храма и предложил перейти к нему.

— Боже упаси! — воскликнул Николай Васильевич. — Я к вам ни за что не пойду!..

— Посадим, — совершенно откровенно заявил "батюшка".

Мне когда-то объясняли, так сказать, механику распространения обновленчества по стране. В каком-нибудь городе появляется группа раскольников и просит местный совет зарегистрировать их общину. Им категорически отказывают — там хватает забот с православными приходами. Но тут следует распоряжение из ГПУ — немедленно зарегистрировать и предоставить церковное здание.

А дальше начинается соперничество и вражда между "тихоновцами" и "обнагленцами", в результате — взаимные жалобы, а там и доносы. И вот уже в ГПУ известно решительно все...

Один маститый священнослужитель рассказывал, что в юности он как-то зашел в храм Христа Спасителя. (Это было в те годы, когда он еще закрыт не был, но уже принадлежал обновленцам.)

Богослужение не совершалось, и церковь была почти пустой... Однако из Алтаря доносились какие-то разгневанные голоса. Затем послышался глухой удар, и сейчас же из открытой двери на солею выкатилась митра...

Даже в мое время многие помнили публичные диспуты "митрополита" "живой церкви" Введенского с наркомпросом А.В.Луначарским. Рассказывали, что за кулисами они вместе пили чай и дружески беседовали. Оба были весьма находчивы и остроумны. Один из диспутов, например, имел такое окончание. Введенский сказал:

— Так как ни мне не удалось убедить Анатолия Васильевича в божественном происхождении мира и человека, ни ему убедить меня в правоте материалистической теории, и мы оба остались при своем мнении, будем считать так: меня создал Бог, а Анатолий Васильевич произошел от обезьяны.

Луначарский отвечал на это:

— Я согласен. Но взгляните на меня и представьте себе обезьяну... Вы увидите явный прогресс... А что такое этот человек в сравнении с Богом?..

Естественно, наркомпрос не мог быть постоянным партнером Введенского на модных в те времена диспутах, и с ним часто выступали другие деятели. Мне рассказывали об одном таком случае, который окончился весьма драматически. (Факт подтверждала покойная дочь "первоиерарха".) Было это, если не ошибаюсь, где-то в Средней Азии. Там оппонентом Введенского выступал местный партийный работник, как видно, не семи пядей во лбу. К концу диспута он был совершенно разбит своим эрудированным и красноречивым партнером и тогда в отчаянье возгласил:

— Пусть он говорит, что Бог есть... А я жил без Бога, живу без Бога и еще проживу сто лет...

С этими словами он замертво свалился с трибуны — разрыв сердца...

Невозможно вообразить, что тут произошло в зале и что началось во всем городе... Введенского во всяком случае оттуда выслали через несколько часов.

И вот настали самые страшные времена. Тут уже брали всех подряд, без разбора — и "тихоновцев", и "обнагленцев"... К 1941 году на территории огромной страны сохранилось ничтожное корличество действующих храмов, и почти все клирики были репрессированы.

Если перед войной Митрополиту Сергию задавали вопрос: "Как живете?", он неизменно отвечал:

— Просторно. Один правящий архиерей у меня в Хабаровске, а другой — в Литве.

Меня боишься?

Мыслитель и администратор! сложи в просвещенном уме своем,;

из чего жизнь русского попа сочетавается.

Н.Лесков. Соборяне

Разразившаяся в сорок первом году война с Германией принесла Русской Православной Церкви существенное облегчение участи. В сорок третьем году Сталин принял трех митрополитов, выслушал их, обещал содействие и учредил комитет по делам религии — то есть, по существу говоря, был заключен некий конкордат.

Мне же представляется, что перемена в отношении тирана к Православию произошла еще раньше, собственно говоря, в момент начала войны, когда он, насмерть перепуганный, обратился по радио с речью к народу. Как видно, вспомнив свое семинарское прошлое, начал он со слов:

— Братья и сестры, к вам обращаюсь я, друзья мои...

Когда же война была победоносно закончена и Сталин облачился в мундир генералиссимуса, он, очевидно, стал ощущать себя эдаким всероссийским монархом, а потому Церковь, возносившая о нем свои молитвы, стала ему импонировать еще больше...