Инженерный тупик 1991 - Лариса Зверинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помолчав, Женя продолжала:
– В общем, я и забыла про это всё, как вдруг Алёшка заловил меня на стенде и начал напрягать: давай да давай где-нибудь опять… Да так пристал! А я и не хочу совсем, зачем мне это надо? У меня муж есть, придётся врать, выкручиваться, а ради чего – мне Алёшка и не нужен вовсе! Пускай с женой живёт, ему этого за глаза и за уши хватит, тоже мне, Казанова.
– Ну, и не бери в голову, нет – и всё тут, почувствует, что ты действительно не хочешь, и отстанет, – стала уговаривать Женю Татьяна. – Или вон Нельку ему подпихнём, а то она бесится от своей невостребованности, может, оба и успокоятся. По-моему, она к начальнику нашему очень даже неравнодушна. А с женой у Алексея давно нелады, это все видят.
– Не увольняйся, Женька! – убеждала тогда девушку Татьяна, приводя, как ей казалось, разумные доводы. – Мне без тебя скучно будет, да и куда ты сейчас пойдёшь, смотри, что кругом делается. Здесь всё-таки платят пока что-то, а вдруг ещё в декрет надумаешь? Имей в виду: на госпредприятии стаж сохранится, беременных всё-таки нельзя увольнять, может, и понадобится когда-нибудь.
Теперь она ругала себя за эти уговоры. Может, если бы Женя уволилась, то не случилось бы этой трагедии, и она была бы сейчас жива и здорова. Кто знает?
Она привязалась к Жене за те несколько месяцев, которые девушка проработала в их отделе. Женька принесла с собой дух студенческой компании, который Татьяна так любила когда-то. Свежие анекдоты появлялись в отделе теперь регулярно.
Кроме того, Женька и её многочисленные подружки тыкались во все стороны в поисках дополнительных приработков, не гнушаясь ничем. Татьяна относилась к этому с уважением, и многому у девчонок училась – ведь в любой момент мог встать вопрос о физическом выживании.
Как-то Женька притащила на работу целую сумку детских шарфиков, купленных по дешёвке в галантерейном магазине, и весь день их распускала и сматывала в клубки. Шарфики были сплетены примитивной рогожкой, но из красивой шерсти, и Женина подружка на вязальной машине сооружала из этой шерсти модные «трубы» (шапки типа капюшонов) на продажу.
Татьяна по примеру Жени тоже пробежалась по полупустым галантерейным магазинам и купила несколько замечательных шарфов, из которых потом связала себе красивую кофточку.
В другой раз, в начале лета, Женька с успехом провела акцию по продаже купальников, нашитых её девчонками-подружками из запасов кримпленовых и финленовых трикотажных костюмов, изъятых у мамочек. А один раз, видимо, когда совсем деньги кончились, устроила распродажу бижутерии, собранной со всей её компании. И ведь почти всё кому-то втюхала, азартно торгуясь и демонстрируя на себе «уникальные экземпляры» ширпотреба.
Самое смешное, что часть этих украшений принадлежала Татьяне, она их отдала Женьке на реализацию. А потом сама же купила у неё какую-то ерунду, ещё страшнее своих пластмассовых побрякушек.
Но главное (для Татьяны) было то, что Женька отнюдь не была ограниченной пустышкой, погружённой исключительно во всю эту мелкую суету. Она одна в отделе, не считая Татьяны, на последние деньги покупала всякие газеты и журналы. Особенно они обе полюбили дайджест «24 часа» и «Аргументы и факты», и частенько кооперировались, кому что покупать.
В городе возникла масса мест стихийной торговли, люди выносили на продажу самые неожиданные вещи. Антиквариат Татьяну не интересовал, а вот книжные и журнальные развалы – другое дело. Там можно было купить за бесценок очень красивые иллюстрированные журналы, старые и относительно новые, что они с Женей и делали. Репродукции потом украшали задние стенки шкафов в отделе.
Одно общее увлечение сблизило их с Женькой ещё больше – они обе, как оказалось, интересуются живописью. Последние несколько лет, на излёте горбачёвской «перестройки», в огромном количестве в самых разных местах – в библиотеках, кинотеатрах, даже в жилконторах – возникали выставки современного искусства. И это было одно из тех немногих явлений нового времени, которое Татьяне очень нравилось.
До сих пор её общение с живописью сводилось к пассивному созерцанию шедевров в музеях, причем то, что это именно шедевры, сомнению не подлежало. Если картина не нравится, то, значит, у тебя не развит художественный вкус, и ты просто ничего не понимаешь в живописи. Каляки-маляки, квадраты и круги, начертанные рукой мастера, тоже шедевры, и точка.
И вдруг оказалось, что существует прямо сейчас и здесь, в Ленинграде, множество художников, пишущих чем угодно и на чём угодно, и никто не подскажет, шедевр перед тобой или мазня. Сами разбирайтесь, любители искусства. Больше того, картину, оказывается, можно купить за вполне вменяемые деньги и повесить у себя дома! Это давало совершенно новые ощущения, и Татьяна с мужем азартно носились по всем этим выставкам.
На одной из очень приличных экспозиций, проходившей в труднодоступном Доме культуры на окраине города, её вдруг кто-то схватил за руку – оказалось, Женька. Они обе очень обрадовались встрече, потому что каждая держала коллектив в неведении относительно своего увлечения, боясь непонимания и издёвок.
Но вдвоём-то было уже легче! Тем более, что, как выяснилось, обе уже и «согрешить» успели – купили понравившиеся им картины неизвестно каких авторов и повесили дома, проявив постыдную непрактичность и, по-видимому, полное отсутствие художественного вкуса.
Они долго бродили по этой выставке, заворожённые полотнами художника с грузинской фамилией, а одна картина их просто потрясла. Называлась она «Властитель мира». На троне, стоящем на возвышении, сидел молодой человек, рука его лежала на обнажённой груди красавицы, обнимающей его колени. В свете факелов у подножия трона виднелись воины, богато одетые женщины, шкуры диковинных зверей…
Но главное, что в картине поражало, это выражение лица повелителя: правильное, очень красивое лицо несло печать пресыщённости и ожесточения. Он ненавидел всё и всех за то, что уже ничто не может принести ему удовольствия и радости. Рука, ласкающая женщину, в любой момент может подать знак – «убейте её, надоела», и она это чувствует, но готова принять от него всё. Он имеет право повелевать.
Женя тогда сказала:
– На такую картину подольше посмотришь, и начнёшь мужчин ненавидеть. Сволочь какая. Использует её, и на корм тиграм.
Все эти воспоминания о Жене нахлынули на Татьяну неожиданно, уже в конце этого ужасного дня, когда окончательно
