«Зона свободы» (дневники мотоциклистки) - Майя Новик

Проснулась я от того, что лежала в луже. Спальник снизу был совершенно мокрый, в ногах плескалась вода. Да уж, палатка не промокала, чего там говорить…

Расстегнув молнию, я увидела, что на улице рассвело. Мне ничего не оставалось, как разбудить Алексея. Он вылез из палатки, куда-то ушел и быстро вернулся.

— Пойдем к иркутянам. Брось спальник, куда ты его тащишь…

В огромной палатке иркутян было тепло и уютно. Кто-то подвинулся, я юркнула между двух горячих тел, Алексей накинул на меня влажное одеяло, от которого остро пахло шерстью, сам притулился в ногах, накрывшись косухой и натянув поглубже шапочку.

Во второй раз я проснулась, когда уже было одиннадцать часов. В палатку заглянул Виктор.

— Кто хочет жрать, идите, там кормят!

Алексея рядом не было, в углу неподвижно лежал, натянув на голову спальник, Руслан.

— Горячее? — с надеждой спросила я.

— Ну, там суп с тушенкой сварили, и чай горячий есть.

Я накинула тяжелую от влаги парку и вылезла наружу. Ну вот, наконец, у меня появилась возможность рассмотреть, где же я провела ночь. Песчаный, покрытый куцей травкой плоский берег уходил вдаль, разномастные палатки были выстроены полукругом, ряд мотоциклов стоял возле невысоких густых кустов, тянущихся вдоль берега. Грязноватые тучи спустились так низко, что, казалось, все мы находимся внутри них. Все было серым: дорога, палатки, стволы берез, даже тополя за дорогой. Рядом с палаткой начиналась тропика к воде. Ветер пригнал воду к южному берегу Байкала, камыши и высокая трава на берегу оказались затопленными.

Тропинка уходила в воду. Кто-то в одних джинсах, голый по пояс, брел прочь от берега. Он не оглядывался и уходил, как Христос по воде, всё дальше и дальше. И серое безмолвие заполняло всё пространство от берега до горизонта, где смыкались с водой облака…

Я забеспокоилась. Выглядело все это как-то нереально и походило на попытку самоубийства. Я добежала до самой воды, оглянулась, увидела Алексея.

— Послушай, с ним все нормально? Вон, товарищ, кажется, топиться пошел.

— Да это Денис. Дени-ис!

Уходящий по волнам обернулся. Выражение лица его было бессмысленным.

— Ой, Алина, здравствуй, — сказал он своим очень интеллигентным, негромким голосом. Он был смертельно пьян. Наверное, он пил всю ночь.

— Ты не топиться пошел? — спросила я.

— Нет, Алина, со мной все в порядке, — он очень правильно выговаривал слова, и по говору нельзя было понять, что он так сильно пьян. — Я просто ополоснусь немного, мне нужно придти в себя.

Как мы узнали позже, ему было с чего напиться. Антон Белецкий нагрузил мотоцикл Дениса всеми вещами, отведя ему, таким образом, роль оруженосца. Сам Антон вез только свою прекрасную возлюбленную — томную, тоненькую темноволосую красавицу с ярко-синими глазами. Она несколько недоуменно смотрела на всех нас, словно бы не понимая, как она могла опуститься до общения с теми, у кого даже машины нет.

Роль оруженосца Денису не понравилась. Не понравилась ему и безалаберность Белецкого. Где-то на перевале, когда у Антона спустило переднее колесо, выяснилось, что он «воткнул» в японскую шину камеру от «Ижа». Камера была значительно шире, её «зажевало», и она протерлась. Антон снял колесо, оставил свою красотку с Денисом на дороге, сел на «Кавасаки», на котором ехал Денис, и уехал в ближайший сервис в пятидесяти километрах. Там он заклеил камеру, вернулся, поставил колесо, и все поехали дальше. Через сто километров камера снова протерлась, и все повторилось. Еще через сто километров произошло то же самое…

— Я так замерз!.. — Денис качал головой. — Вы даже представить себе не можете… И так мне это надоело!.. Сидеть на дороге с этой цацой… Я думал, я никогда не доеду!

— Во сколько вы приехали?

— Не знаю, часа в три ночи.

Дождь шел весь день. Делать было особенно нечего. Можно было или сидеть в палатке, или стоять у костра, — намокавшая одежда быстро подсыхала у горячего очага, чтобы тут же снова промокнуть. Мы с Алексеем постарались разобрать вещи.

Все, что осталось сухого, перетащили в палатку иркутян, моим мокрым спальником непонятно зачем накрыли мотоцикл, — высушить его было уже невозможно. Влажное одеяло подсушили у костра. Палатку переставили на другое место. Алексей раздобыл примус, и мы её даже подсушили, но ночевать в ней больше не решились.

Байкеры развлекались, кто чем мог. Здесь не было иномарок, все приехали на изделиях отечественного мотопрома — на «Уралах», «Ижах» и «Восходах». Это были простые, бесхитростные ребята, которых объединяла любовь к мотоциклам и желание найти себе подобных, тех, кто мог бы понять увлечение, а не тыкал бы пальцем, приговаривая: смотрите, он не может заработать на машину! Одни травили байки и анекдоты у костра, другие тихо пили водку в палатках, третьи просто спали. Ни о каких соревнованиях и речи быть не могло, — кругом было мерзко, сыро и холодно.

Эдик и Илья оказались настоящими пьяницами. Не раз и не два гоняли они до магазина. Виктор укоризненно качал головой.

— Ты подумай, у тебя же бензина почти нет, как поедешь? — спрашивал он Эдика, но тот только отмахивался.

Руслан пролежал неподвижно в углу палатки весь день.

— Мужики, с ним все в порядке? Он все же головой ударился, мало ли что? — спросила я уже после обеда. Виктор посмотрел на меня, подумал и пошел поговорить с Русланом.

— Да все с ним нормально, — сказал он, вернувшись, — переживает просто. Шлем сильно поцарапал, да и мотоцикл тоже. Он же его вылизывал полгода, а тут такое…

Так что у него «психологическая травма». Даже пить не хочет. Брось переживать, очухается. Ехать-то ему все равно придется. Если с утра не будет солнца, завтра стартуем домой.

Вечером у костра председатель улан-удэнского байк-клуба Андрей Зверев под всеобщие вопли торжественно повязал мне бандану с надписью «Металлика», — как «самому дальнему пассажиру». Тут не обошлось без Антона Белецкого, но я все равно была довольна.

— Ну вот, один раз надела, будешь носить до старости, — у Зверева был чуть заметный «улановский» акцент, смуглая кожа и узкий разрез глаз говорили о том, что в крови его есть азиатская примесь.

В балоневых ботинках хлюпало, по лицу текли капли дождя, с озера дул стылый ветер, но я улыбалась. А что мне оставалось делать?

К вечеру мы расстелили все имеющиеся в наличии коврики, по-братски поделились одеялами и спальниками, и я, наконец, немного поспала в тепле.

Утро было таким же хмурым, как и два предыдущих. Мы напялили на себя все сухое и теплое, что еще оставалось в сумках, сфотографировались на память и выехали на шоссе по раскисшей глине.

Ветер лупил по шлему чугунными кулаками и переставлял тяжелый «Урал» по дороге, как шахматную фигурку. От холода тело быстро занемело, и весь день до самого вечера я уже больше ничего не чувствовала. К Култуку одежда почти просохла, но на серпантине снова начался сильный дождь.

— Да что же это такое! — возмутился даже терпеливый Алексей.

— А-а-а-а! — орал Виктор, обгоняя нас в крутом вираже. Вывести его из равновесия было сложно, но дождь довел даже его.

В Иркутск мы приехали в темноте, сверху лило не переставая. Город превратился в Венецию, то там, то здесь в лужах стояли заглохшие автомобили. Нас обдавало потоками воды из-под колес проходящих мимо машин. Странно, дождь был ледяным, но вода была такой теплой… Посередине одной из луж заглохли и мы. Сзади раздался нетерпеливый сигнал клаксона, и я подняла вверх обе руки, показывая автомобилистам, что мы, похоже, приехали. Алексей, ругаясь, слез с мотоцикла. Но «Соло» не подвел и на этот раз, — он послушно завелся с первого же толчка стартера. Я ничего не видела впереди и могла только догадываться, куда нужно ехать, но Алексей, по-видимому, ориентировался в Иркутске. Он неотступно следовал за Макаровым до самого Ново-Ленино. На выезде из города мы остановились.

— Лёха, Алина, счастливо, — Виктор устало кивнул шлемом и махнул рукой в перчатке. — Пока!

И они с Русланом свернули в сторону. Эдик отстал еще где-то в центре города.

Последние двадцать километров я не помню. Только белая полоса боковой разметки дороги, слепящие фары встречных машин, холод и дождь. Когда мы подъехали к моему подъезду, то не смогли отвязать вещи. Я вытащила нож, и мы обрезали все веревки и жгуты. Я шаталась под тяжестью багажа, пальцы не хотели держать тяжелые сумки.

Ноги были ватными и почему-то подкашивались.

— Давай, езжай, — говорила я Алексею, а он, в свою очередь, ждал, когда я зайду в подъезд.

У меня не было сил упрямиться. Я зашла в темный подъезд и обнаружила, что в нем не горит ни одна лампочка. За запотевшими окнами шумел дождь, кажется, он стал еще сильнее. Я остановилась на втором этаже, прислушалась, убедилась, что Алексей сумел завести мотоцикл, и поплелась по лестнице выше, на пятый.