«Зона свободы» (дневники мотоциклистки) - Майя Новик

Он позвонил мне через неделю.

— Вы серьезно хотите купить мотоцикл? — спросил он своим тихим, спокойным, очень мужским голосом.

— Абсолютно серьезно. Я уже хожу на водительские курсы.

— Но ведь там учат ездить только на машине, ездить на мотоцикле вам придется учиться где-то еще.

— Да, наверное…

— Если хотите, научу. Хотите?

— Да.

— Давайте сегодня вечером на картадроме в пойме Китоя. Только первый урок, чур, на «Урале» с коляской, — нужно понять, что такое ручка газа и как вообще двигается мотоцикл.

— Надо, так надо, — я была покладистой.

— Куда мне подъехать?

Я хотела было назвать адрес, но передумала. Если родители увидят меня на мотоцикле, без нравоучений не обойдется.

— Давай на остановке «Аэрофлот».

— Я приеду в шесть, — сказал он не терпящим возражений тоном и повесил трубку. — … Я всегда хотел мотоцикл, — рассказал он мне позже, — сначала мне хотелось купить «Минск», потом «Восход». Я даже денег на него накопил, но родители были против. «Что это за мотоцикл? — сказал отец. — Только песни возить, какой от него в хозяйстве толк? Надо брать «Урал» с коляской». Они даже недостающую сумму на покупку дали. Выбирали все вместе. Поездил я на нем один сезон и понял: что-то я не то купил… Нет, мотоцикл отличный, погрузить в него можно много, в дальней дороге незаменим. Куражу в нем только нет. Посмотрел я в Улан-Удэ, что ребята без колясок ездят, приехал обратно и заявил родителям, что коляску отцеплю, а мотоцикл переделаю. Тут они поняли, что лучше бы мне купить другой мотоцикл… И я купил «Соло».

— Ну, и как?

— То, что надо!

До «Соло» я допущена в первый раз не была, ездила на синем, неповоротливом «Урале» с коляской. Он был почти новый, ухоженный, от частого мытья на коляске и на баке стерлись белые декоративные полоски, и немного потемнела краска. Впереди на коляске была налеплена странная большая наклейка: женские губы с красным высунутым языком.

— Очень удобно, — объяснил Алексей, заметив мой недоуменный взгляд, — гаишники сразу по наклейке запоминают. Один-два раза весной останавливают, убедятся, что с документами все в порядке, техосмотр есть, и потом даже не смотрят в мою сторону.

Сложно описать то, что я почувствовала, в первый раз сев за руль. Тяжесть мотоцикла, его непредсказуемые рывки и деликатное желание Алексея помочь.

Неуклюжий, тяжелый мотоцикл ехал не туда, куда рулила я, а туда, куда ему самому хотелось ехать. Я выламывала руль, заставляя его подчиниться. Он глох три раза за минуту, Алексей терпеливо слезал с заднего сидения и топал кикстартером, снова и снова заставляя двигатель работать. Когда я совсем уже не могла справиться с синим монстром, он, стараясь ненароком не задеть меня, наклонялся вперед, дотягивался до руля и выравнивал мотоцикл.

В перерывах между моими попытками укротить грузное чудовище мы садились прямо на теплый асфальт и болтали. Алексей старался быть остроумным и рассказывал вычитанные в журнале байки о мотоциклах. Он не курил и вежливо старался не замечать мои сигареты.

— Ты ездил в Улан-Удэ, — я постаралась вернуть его от сказок к реальности. — Расскажи лучше об этом.

Он застенчиво улыбнулся. Хорошая у него улыбка. Так улыбаются люди, которые думают, что мир — прекрасная штука, так улыбаются только те, кого еще не разуверили в этом. Его улыбка освещала изнутри лицо и глаза, которые на мгновение становились чуточку прозрачнее. При улыбке губы чуть раздвигались, но как бы не до конца, приоткрывая белоснежные, как рафинад, зубы. Два передних были чуть крупнее, и эта его особенность и сама эта улыбка как-то необычайно притягивали, вызывали безотчетную симпатию. Уже позже я не раз наблюдала, как черствые, грубые люди, словно оттаивали и начинали улыбаться, просто поговорив с ним и увидев, как улыбается он. Исключений из этого правила не было.

— Ты знаешь, я даже родителям не сказал, куда еду, сказал, что поехал на турбазу отдохнуть на выходные. Сперва страшно было за мотоцикл, доедет, не доедет? Все же пятьсот километров в один конец. В кармане денег — только на бензин. Да еще холодно, начало мая. Но потихоньку поехал, нормально. На какой-то реке остановился, пообедал, котелки у меня были, хавчик тоже. А потом попутчика себе нашел, какого-то бурята, он попросил до Улан-Удэ довезти. Я думал он до ближайшей деревни хочет доехать. А он ездил в Иркутск к родственникам, работу искал. Ну, обратно в Улан-Удэ возвращался. Мы на перевале заночевали, там речка была маленькая, костер разожгли, он мне песни бурятские пел, красиво так… Я спал прямо на мотоцикле, на сидении, замотался в одеяло. К утру замерз, встал, гляжу, — кругом иней.

— А в Улан-Удэ?

— А, его довез, приехал к автодрому, как написано было в объявлении в мотоциклетном журнале. Они объявление дали, мол, байк-клуб проводит открытие сезона. Приехал, а там никого нет! Тоже мне, организаторы — всех позвали, а сами проспали! Приехали часа через два. Я там еще поспал, тепло уже стало. Там я с Антоном и познакомился.

Потом он стал рассказывать о неведомом Турунтаево и о турунтаевцах, которые почему-то не приехали на слет, и поэтому лидер улан-удэнских байкеров Андрей Зверев вечером решил съездить к ним в гости. Из Турунтаево все поехали на речку.

Алексей уже умаялся, промерз, сказывалась бессонная ночь. Местные решили попить водочки, а Алексей, смекнув, что ночевать у костра второй раз — не самое лучшее дело, вернулся с новыми знакомыми обратно в город и заночевал у кого-то из местных.

— Серега его зовут, не помню фамилии. Вот у него — «Урал»! Бак, дуги, руль, все в хроме! Он оторва! Натуральная оторва! Где он только не был! Он в прошлом году до Ирбита хотел доехать. Не вышло, мотоцикл развалился. За зиму новый сделал, чтобы снова ехать Утром Алексей посмотрел на похмельные рожи товарищей и понял, что пора домой. За все это время он выпил только банку пива.

— Я выехал почти в час дня, а в десять вечера был уже в Ангарске. И это на «Урале» с коляской!

— Родители узнали?

— Узнали… Серега поехал в Ирбит, под Иркутском у него сломался «Урал». Он оставил жену охранять мотоцикл, дал ей топор, а сам поехал в Ангарск. Сначала искал Белецкого, не нашел, тогда поехал ко мне в Северный. Прихожу я вечером с работы, а там Серега сидит и заливает моим: вот, мол, Лёха в Улан-Удэ приезжал, адрес оставил… Родители говорят: ну, иди сюда, рассказывай про турбазу…

Через два часа он вдруг спохватился.

— Ты извини, мне домой надо. Частный дом, работы много, не обижайся, ладно?

Он быстро довез меня до остановки, бросил «Пока!» и исчез.

Кочевники (1998 год, июль)

Странное это было лето. Днем я строчила репортажи и интервью для газеты, вечером неслась на курсы водителей или к «Ангаре». Вся редакция с интересом следила за развитием событий. Я перестала тратить деньги, умудрялась откладывать на покупку мотоцикла почти всю зарплату, перебиваясь редиской с родительской дачи и чаем.

Дни летели, слово стрижи по небу крылом чиркали. И однажды Алексей осторожно спросил:

— В следующие выходные возле турбазы Култушная на Байкале улан-удэнцы проводят мотослет. Наши тоже поедут. А ты как? С кем поедешь?

И только тут я поняла, о чем он спрашивал. Наши отношения за это время никак не продвинулись.

— Ты едешь… с Антоном?

— Ну, нет. Антон едет с Ириной.

— Я думал, его жену зовут Марина.

— Ну, жену-то, может быть, и зовут Марина, только едет он с другой.

Я удивленно смотрела на Алексея. А я-то даже и не сообразила, почему он держится на таком расстоянии! А что он, собственно говоря, должен был про меня подумать?

А? Вот, то-то и оно!

— Поедешь со мной? — нерешительно предложил он.

— Поеду, — просто ответила я.

Странно, но в тот момент у меня не возникло ни тени сомнения по поводу предстоящей поездки. Отчего-то казалось, что с этим невысоким пареньком можно ехать куда угодно и ничего не бояться.

— Вот только теперь мне тоже нужно будет «шифроваться» от родителей. А то у меня мама в обморок упадет, если узнает, что я еду куда-то на мотоцикле. Хорошо?

Он только глянул на меня своими синими глазищами и кивнул.

Я даже не знала, чего именно я ждала от поездки. Но что-то, несомненно, ждала.

Новых ощущений? Да, и этого тоже. Я долгое время жила в некотором замкнутом пространстве, и даже удачно найденная профессия не так уж и сильно раздвинула мой мир. Я никогда не могла ездить на машине, — меня укачивало, и даже самая недолгая поездка вызывала мучительные приступы тошноты. Когда меня звали куда-нибудь съездить, я сразу же с содроганием вспоминала удушливый запах несгоревшей солярки в раскачивающихся неуютных «Икарусах», спертый воздух, жару или холод, в зависимости от времени года. И то, что все форточки в салоне автобусов летом невозможно открыть, и что печки в них не отключаются до середины июня, пока в этом адовом пекле дети не начинают падать в обморок, а женщины — хвататься за сердце. И что в самую лютую стужу, когда над дорогой от мороза молочным киселем стоит туман, через десять минут поездки в автобусе появляется ощущение, что ты стоишь босыми ногами на голом листе железа. Что в электричках все то же самое, плюс к этому, все они отходят на Байкал в пять-шесть часов утра, а это означает, что вставать надо, как минимум, в четыре, потом ломиться в переполненный автобус, который идет до вокзала, или, опаздывая на электричку, бежать через черную, тревожную тишину лесополосы. Толкаться на перроне локтями и коленями, стараясь влезть в двери и занять место. Объяснять попутчикам, почему нужно закрыть окно, когда за окном осень… В общем, я не герой, и подвергать себя всем этим испытаниям никогда не хотела. С мотоциклом все было проще: захотел, сел и поехал.