Эзопов язык в русской литературе (современный период) - Лев Владимирович Лосев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Остарбайтеры начали использовать в своих письмах коды, маркеры и экран сразу же, как им была разрешена переписка, – в 1942 году. Эти попытки были настолько массовыми, что, например, в 1942 году сотрудники гестапо в Виннице составили циркуляр, в котором предупреждали: «Многие остарбайтеры пытаются проскочить сквозь цензуру при помощи условной кодовой системы»58.
АссоциацияТипичное закодированное письмо в лагерь остарбайтеров выглядело так. Отправлено оно было из украинского города Кременец:
Була я на веселому співі із Ганью, із мамою, із татом, а хата моя покрашана на червоним, а верх чорним, а мамина также так як моя, а Насьця ни була на весілі, а була на свому полі в хати из Питром, а Ганиська була на весілі але шлюбу ни дали59.
[Я была на веселой свадьбе60 с Ганей, матерью, отцом; но мою хату покрасили красным, а крышу – черным, с хатой матери случилось то же; а Настя на свадьбе не была, а была на своем участке в хате с Петро, а Ганиска была на свадьбе, но ее замуж не выдали]61.
В этом письме использована комбинация двух кодов. Первый из них – простая ассоциация (а о втором коде поговорим в следующем разделе). Вместо А используется элемент Б, потому что существует некоторое частичное сходство между А и Б. В другом письме из деревни Дубица (Брест-Литовск, Беларусь) говорится, что «цветут соседние деревни», в других «деревни зацвели». В обоих случаях это указание на то, что деревни горят. Пожар, цветы, красный цвет метафорически близки. Поняв это, мы легко поймем, что «хата, покрашенная красным» из письма про Ганю выше, – это дом, побывавший в пожаре. «Крышу покрасили черным» – дом сгорел дотла.
При этом письма из разных деревень и в разные лагеря часто используют один и тот же выбор замен, и поэтому мы можем говорить скорее не о случайных метафорах, а о кодах, которые передавались горизонтальным образом (и это роднит эзопов язык остарбайтеров с языком офеней). Например, «серые голуби» – это стандартное обозначение немецких солдат (цвет мундиров которых был серый), самолеты – это «птицы», а «гостинцы» – бомбы. Весьма часто в разных письмах воздушные налеты шифруются через метафору музыки и музыкальных инструментов. Сравните два текста. В 1944 году из лагеря остарбайтеров были написаны два письма. Первое – в украинскую деревню Дрогичину, второе – в деревню Блудень возле Брест-Литовска:
Новостей таких нет, оно только что вечера ест у нас два музыканты играют одни на английской гармонии, а другой на американской62, то аже страх.
Бывает даже и белым днем танцуем и слушаем музыку. Здесь так танцуют как у нас в Лозове, только игра сложена с много раз больше инструментов чем у нас дома63.
Такой тип кода был распространен и в переписке советских граждан со своими родственниками, уехавшими из СССР. Так, например, в 1980‑х годов одна сестра писала другой в США письмо и, желая рассказать про академика Сахарова и его ссылку в Горький, написала в тексте мелкими буквами «сл. чел. [‘сладкий человек’]64».
Обратите внимание, что во всех этих сообщениях только кода почти никогда не бывает достаточно. Читатель должен догадаться, что в предлагаемом ему тексте есть скрываемая информация. Роль маркера в первом цитируемом письме про музыкантов отведена слову страх. Если бы автор письма писал о настоящих музыкантах, то упоминание страха было бы в таком тексте совершенно неуместно. Во втором письме маркером оказывается не конкретное слово, а контекстуальная избыточность – слишком подробно описываются танцы (и подчеркивается, что танцуют днем, что для работающих людей невозможно), а также навязчиво упоминают большое количество музыкальных инструментов. А в письме про Сахарова маркером оказался уменьшенный размер букв и странное сокращение.
Заключенные трудовых лагерей и их родственники виртуозно пользовались не только методом простых ассоциаций. Они создавали то, что я буду называть «сложная ассоциация»: в письме упоминается А, чтобы читатель вспомнил, что А есть часть выражения АБВ, а искомая зашифрованная информация вообще содержится в В. Авторы и получатели писем из трудовых лагерей остарбайтеров не были образованны, зато они умели свободно говорить на языке фольклорных песен, пословиц и поговорок. Например, в некоторых регионах Полесья распространено фольклорное выражение «не кукует кукушка после Петрова дня» (Петров день приходится на 12 июля) – в современных условиях мы бы сказали, что нельзя сдавать работу после дедлайна. И вот из белорусской деревни Вужа возле Пинска в лагерь остарбайтеров пришло сообщение: «Наша жизн как кукушка посли Петра»65. Отправители хотели сказать, что у них нет жизни, они не могут больше так жить66. Иногда в качестве эзоповых иносказаний использовались целые фразы, как будто заимствованные из песенного фольклора и звучащие в контексте войны крайне иронично: «Летают пташки с золотыми клювами и сбрасывают гостинцы»67. Такие песенные формулы с архаизированной лексикой оказывались маячком для читателя, указателем, что над фразой надо подумать и увидеть рассказ о бомбежке.
К сложным ассоциациям прибегали и диссиденты в своих письмах из советских тюрем. Например, в 1970‑е годы диссидент и писатель Юрий Даниэль68 писал друзьям из советской тюрьмы: «Мной овладело беспокойство». Надо быть очень образованным цензором, чтобы остановиться на секунду, подумать немного и понять, что это искаженная фраза из «Евгения Онегина» Александра Пушкина. Начитанному читателю предлагалось опознать три слова как цитату и продолжить ее:
Им овладело беспокойство,Охота к перемене мест [курсив мой. – А. А.](Весьма мучительное свойство,Немногих добровольный крест).Ключ к пониманию заключается в возможности продолжения читателем цитаты. «Охота к перемене месте» – намек на то, что заключенного посылают на этап (а такую информацию из писем заключенных часто цензурировали, например зачеркивали черными чернилами).
АнтонимияАнонимный цензор, составитель «фрейбургской коллекции», обращает внимание, что иногда некоторые слова или выражения в письмах остарбайтеров надо читать в строго противоположном смысле. «Почти всегда и все надо понимать в дурном смысле. Например, если и употребляется превосходная степень „мені живется дуже, дуже добро“, то имеется в виду „очень, очень плохо“»69. Это антонимия, или антонимическое парафразирование. Когда пишут «будують будинки» («строят дома»), сообщает цензор в своей коллекции, это значит, что хотят сообщить о том, что дома разрушают. Фраза «Я не голодний» – постоянная нехватка еды.
Давайте снова вернемся к письму про Ганю. Сообщение остается непонятным, пока мы не поймем, что в нем есть второй прием – это антонимия (выделено курсивом в тексте