Эзопов язык в русской литературе (современный период) - Лев Владимирович Лосев

чтобы высказать то, что мы думаем. Так подавитесь же своим эзоповым языком!» Один из моих коллег иронично назвал подобное действие «швырянием экрана в лицо цензору». Функция эзопова языка заключается тут не только в сокрытии смысла и не в призыве к солидарности, а еще и в привлечении внимания (можно, наверное, сказать, что это провокативная функция). Экран становится прозрачным, маркер заметным. Ровно так же поступают и те россияне, которые рисуют на своих плакатах восемь звездочек вместо всем известной фразы и выходят к публичным местам. Они не столько пытаются скрытно передать сообщение, сколько делают его провокативно заметным, особенно когда за это задерживает полиция.

К сожалению, и сейчас эзопов язык живет и здравствует. И последнее время мы видим много новых примеров его использования. Будьте, дорогие читатели, этнографами языка: думайте над тем, что люди говорят и пишут и как они это делают.

Благодарности

Большое спасибо моим друзьям и коллегам: Габриэлю Суперфину, Олегу Лекманову, Антону Сомину, Льву Рубинштейну, который, к сожалению, не дожил до публикации эту книги, моему мужу Юрию Лапшину за поддержку и замечательному редактору Льву Оборину.

ОТ РЕДАКТОРА

Текст диссертации Льва Лосева публикуется по машинописи 1981 года. В настоящем издании мы руководствовались несколькими эдиционными правилами. Выверена и исправлена не вполне ясная в оригинале нумерация глав и параграфов. Приведены в соответствие с современными российскими стандартами библиографические ссылки. Исправлены опечатки, некоторые слова приведены к современному орфографическому стандарту («фамилиарный» – «фамильярный», «цензуруемый» – «цензурируемый»), даны современные написания фамилий («Орвелл» – «Оруэлл») и литературных объединений («Обэреу» – ОБЭРИУ). Там, где Лосев использует подчеркивание, мы используем курсив.

Переводы английских цитат даны в примечаниях в квадратных скобках. К сожалению, в оригинальной машинописи не сохранились приложения, поэтому мы публикуем приложение «Фильтры идеологической цензуры» в переводе с английского: текст взят из англоязычной версии диссертации Лосева – книги On the Beneficence of Censorship (München: Verlag Otto Sagner, 1984). Стихотворения Евгения Маркина даются по оригинальной публикации в «Новом мире», а тексты Липкина и Хармса – по современным изданиям.

Благодарим Ольгу Виноградову за помощь в подготовке редактуры.

ПРЕДИСЛОВИЕ83

На протяжении приблизительно двух с половиной веков своего существования новая русская литература постоянно подвергалась воздействию государственной цензуры. Различные аспекты литературно-цензурных отношений всегда привлекали внимание историков русской словесности, исследовались периоды в развитии государственной цензуры (Лемке, Евгеньев-Максимов), влияние цензуры на стратегию литературных журналов, конфликты отдельных писателей с цензурой и предлагались бесчисленные интерпретации зашифрованных содержаний в отдельных произведениях. Строго говоря, вся история русской литературы, начиная с петровского периода, в значительной степени включает в себя и историю русской цензуры (за исключением советских историко-литературных работ, посвященных советскому периоду, поскольку самый факт существования советской цензуры находится под цензурным запретом).

В значительно меньшей степени вопрос о литературно-цензурных отношениях исследовался в эстетическом плане, то есть с точки зрения художественной специфики подцензурного текста и специального характера отношений автор – цензор – читатель.

Очевидно, между тем, какое значение приобретает проблема этих отношений, если мы хотим с научной объективностью обсуждать кардинальный вопрос о национальном своеобразии русской литературы, если мы заинтересованы в серьезном типологическом подходе, а не в очередной спекуляции на тему об «особом» гуманизме, профетизме, дидактизме русских писателей. К сожалению, эссе на уровне дилетантских рассуждений, что, мол, русская литература более пророческая, а англосаксонская более остроумная, нет числа.

На практике специфика эстетических изменений в литературе под влиянием цензуры уже более ста лет как осознается в русской культурной среде, и специальное выражение «эзопов язык» возникло в разговорной речи интеллигенции, а затем и проникло в литературу и критику для обозначения широкого круга явлений.

В настоящей работе сделана попытка описания «эзопова языка» как особой литературной системы, структура которой делает возможной взаимосвязь автора и читателя, скрывая одновременно от цензора непозволительное содержание.

Работа состоит из шести глав и заключения.

В первой главе дается постановка и история вопроса. Следующие две главы посвящены общетеоретическим аспектам «эзопова языка»: здесь, в частности, делается попытка вскрыть семантическую структуру эзоповского текста и дать классификацию формирующих его литературных приемов. В главах четвертой, пятой и шестой на анализе конкретных литературных явлений продемонстрированы различные пути реализации эзоповской эстетики.

Здесь необходимо также сделать предуведомление об одном специфическом обстоятельстве, связанном с содержанием данной работы. Перед исследователем «эзопова языка» встает вопрос этического порядка: в какой степени литературовед имеет право раскрывать противоцензурную тактику писателей, если идеологическая цензура в России не только не отменена, но, напротив, очевидно усиливается? Большинство авторов, пишущих о русской литературе советского периода, решают этот вопрос с позиции здравого смысла: поскольку самый факт существования «эзопова языка» общеизвестен, то допустимо обсуждать его в общих чертах, не вдаваясь в специфику творчества отдельных писателей (ср. Dewhirst and Farrell84). В настоящей работе эта проблема решается следующим образом. Значительная часть исследования базируется на материале произведений писателей покойных или эмигрировавших из СССР. Произведения проживающих в СССР писателей привлекаются лишь в тех случаях, когда их авторы уже были разоблачены и заклеймлены или принесли покаяние. В остальных случаях пришлось отказаться от в высшей степени релевантного материала в пользу менее впечатляющей экземплификации. С точки зрения разоблачения самих приемов «эзопова языка» настоящая работа вряд ли нанесет ущерб литературной практике, ибо, при своей структурной однородности, эти приемы постоянно видоизменяются по формам реализации, всегда опережая цензуру наподобие ахиллесовой черепахи. (Показать это, между прочим, входит в число задач предлагаемой работы.)

***

Автор отдает себе отчет в высокой степени дискуссионности своего труда; без сомнения, здесь можно обнаружить белые пятна, темы, ускользнувшие от внимания. Таков неизбежный удел всех первых попыток в любой малоисследованной области.

ГЛАВА I. ВВЕДЕНИЕ И ИСТОРИЯ ВОПРОСА

1. «Эзопов язык» – выражение, введенное в обиход, как полагают, М. Е. Салтыковым-Щедриным в 1860‑е годы и широко употребляемое с тех пор в русской критике и литературоведении, равно как и в устной речи интеллигенции, в широком спектре контекстуальных значений. В устной речи иногда редуцируется до фамильярного «эзоп».

Внимание исследователя литературы здесь привлекает прежде всего слово «язык», которое намекает на некую лингвистическую или металингвистическую систему.

Наличие такой системы мы постараемся установить прямо – путем анализа текстов, или косвенно – путем сопоставления и интерпретации формулировок «эзопова языка» (далее мы будем употреблять аббревиатуру ЭЯ), высказываний об ЭЯ и узусов этого выражения на протяжении истории новой русской литературы. Наша цель – ввести в научно-критический обиход обоснованно сформулированное понятие об ЭЯ, изучить поэтику ЭЯ – как отдельные компоненты ЭЯ, так и структурную роль ЭЯ в текстах, дать классификацию видов ЭЯ, разработать методику анализа текстов, содержащих элементы ЭЯ.

1.1. Однако прежде чем приступить к исследованию, мы должны задать себе скептический вопрос: не является ли выражение «эзопов язык» ничем иным, как устоявшейся метафорой, не