Уйти, чтобы вернуться - Борис Пшеничный

И только к ночи, сразу после ужина, он почувствовал, что совершенно свободен. Не будет больше ни встреч, ни разговоров, и даже нечаянный гость, вроде Жана, не зайдет к нему отвести душу - все оставили его.

Марио покружил по кабинету, не зная, чем заняться, и вдруг обнаружил себя у окна. Высмотреть он там ничего не мог: вплотную почти касаясь ветвями стекол, снаружи подступала молодая секвойя, и только в верхнем углу открывался клочок потемневшего неба. Он заставил себя вернуться на середину комнаты, постоял, покачиваясь на носках. Взгляд остановился на книжном шкафу. Не выбирая, он взял какую-то книгу, открыл наугад. Прочел страницу, на большее его не хватило - он снова стоял у окна.

Потом он выключил свет, решил, что это поможет успокоиться. Стоял в темноте, пытаясь понять, что с ним. Рука нащупала часы. Толчок! Могло и показаться: наверняка, это нервный импульс или ток крови. Но часы словно ожили, он ощущал их так, как если бы под ладонью был мышонок. Еще толчок и короткий писк.

Сигнал прозвучал не столь четко и требовательно, как у часов Сьюзен, и тем не менее это был сигнал, теперь Марио не сомневался, он не ослышался. Невесть из каких уголков памяти всплыла картина: в темном глухом подъезде стоит человек и не решается позвонить, уже и палец на кнопке, а он все раздумывает; когда же наконец собрался с духом, надавил так осторожно, что самому не понять, позвонил он или только собирается.

Ему никто не объяснил, что делать, когда это случится. Но ни растерянности, ни колебаний он не испытывал. Бросился из комнаты - и не к основному выходу, а к боковому. Знал ведь: так быстрей! Со ступенек прыгнул в темноту, побежал напролом, веря, что и вслепую выберется к Башне.

Она призрачным облаком выплывала из ночи. Спрятанные по обочине поляны прожектора в четверть накала освещали ее основание. В рассеянном свете еще угадывались очертания нижних ярусов, а вершина терялась где-то в звездной выси.

Прямо по ходу обозначился портал. Марио направился к нему, не представляя пока, как он проникнет во внутрь и как заявить о себе - голосом, пинком в ворота или же существует какая сигнализация. Литая броня дверных створок отсвечивала холодным блеском. Что стоять, что ломиться - с одинаковым успехом можно было до скончания века.

Ждать однако не пришлось. Створки бесшумно разошлись, пропустив его в просторный бункер, и тут же сомкнулись. Прекрасная ловушка, мелькнула мысль, но созреть не успела: справа в стене образовался проход. Марио шагнул в проем и очутился в кабине лифта. Что это за лифт, он понял, ощутив ускорение подъема. Он плохо помнил свое состояние, вс^ что происходило с ним, напоминало сон. Вот только пробуждение почемуто не наступало. Лифт уносил его в неизвестность, и даже воображение забастовало: он и отдаленно не мог представить, что увидит сейчас.

...задул ветер, заструился, застучал по бумаге песок. Марио очнулся от дремы, сбросил с лица газету. Зеленое солнце ударило в глаза, и весь ослепительный яркий день казался ему со сна зеленым. Во рту пересохло, за ушами и под подбородком щипало от пота. Долго же он спал, если так его разморило. С трудом поднялся, стряхивая въевшийся в кожу песок, выбрался из ложбинки. Кто-то еще был на берегу. Вначале он увидел сложенные на камне вещи, потом женщину. Она выходила из воды, вытирая ладонями лицо. Удивилась, заметив его, - откуда он тут взялся, но не испугалась и даже не попыталась прикрыть руками наготу, как это делают застигнутые врасплох женщины. "Ты что, не видел голых баб?" - сказала без всякого недовольства и пошла к одежде. Он присел на корточки, смотрел, как она одевается. Мир все еще казался зеленым. "А ты не псих?" - спросила она, когда он, увязавшись, приплелся в поселок и уже стоял на пороге дома. "Ладно, заходи, - сказала она. - Только на столе у меня ничего нет. Могу сварить креветки, если хочешь"...

Похоже на пустующую оранжерею, нет, скорее на операционную, только неимоверно большую, для исполинов. По периметру круглого зала шли хромированные конструкции, образующие сложный причудливый узор, отчего стены казались ажурными. Полумрак съедал краски, размывал очертания предметов, усиливая ощущение гулкой пустоты и циклопичности помещения. Но что это? В центре зала на массивном мраморном постаменте, как в гнезде, покоилось гигантское яйцо. За прозрачной скорлупой фосфоресцировала плотная масса, испуская трепетное голубое сияние. Марио решил, что это каким-то образом отражается свет звезднад куполом Башни висело ночное небо.

- Ты любишь смотреть на звезды?

Вопрос прозвучал громом, хотя это был голос не робота, а человека и нес в себе всю полноту красок.

- Звезды? - эхом повторил Марио, не улавливая, к кому обращаться. - Не знаю, не замечал. Да и где, когда? В городе какие звезды?!

- Небо для всех одно, люди разные. От человека зависит: для одного - это блажь, у другого - душа требует.

- Может, и так, - согласился Марио. - Что-то похожее толковал мне однажды пастор.

- На исповеди?

- Нет, в поезде, ехали случайно вместе. Верующим меня не назовешь.

- Вообще не веришь? Ни во что?

- Почему же, верю, к примеру, что мне когда-то повезет.

- В чем?

Разговор все больше напоминал допрос, только ответы требовались исповедальные, и спрашивали его о вещах, о которых ему и задумываться раньше не приходилось. Он удивлялся, что как-то ухитряется еще отвечать.

- Подойди с другой стороны, там кресло, - предложил голос.

Марио обогнул постамент, устало сел и сразу почувствовал облегчение. В зеркальной глубине мрамора увидел свое отражение - и то дело, сойдет за собеседника.

- Так что же ты ждешь от жизни? - переспросил голос.

Ха! Он, должно быть, считает, что у человека на все есть готовые ответы.

- Разобраться, так и вправду ждать нечего, - сказал Марио. - Устроены мы так: надеешься на лучшее, а какое оно, лучшее, сам толком не знаешь.

- Продолжай, мне интересно.

- Интересного тут мало. Если живешь, как бродячий пес, то и сказать, чего тебе хочется, не так-то просто. Бросили кость - хвостом виляешь, дали пинка - скулишь. Скулить не хочется, да и хвостом вилять тоже не очень приятно.

- Давай уточним: ты имеешь в виду дом, семью, работу?

- Само собой. Без этого какой ты человек.

- Что еще? Допустим, все это у тебя есть, дела твои процветают. Дальше что? Я согласен, голодный и куску хлеба рад. Но вот он насытился. И все? Желать ему больше нечего?

Он что, смеется или считает меня кретином?

- Не обижайся, Марио. Все люди с причудами, а мне тем более простительно. Я ведь могу спросить о чем угодно, о странных порой вещах. Например, что чувствует человек, когда его "разморило". Или какой вкус у креветок.