Навсегда в твоем сердце - Эллисон Чейз

— Возможно, членам клуба «Галилей» пора объединить усилия, а не вести себя как завистливые дебютантки, нацелившиеся на одного жениха.

— Лично я нацелился только на результаты моих опытов, которые должны подтвердить мои же теории. У каждого из нас очень разные цели, — ответил Саймон.

— Основанные на одних и тех же принципах электромагнетизма, — усмехнулся Колин.

Саймон с готовностью согласился:

— Уместно напомнить, как мы претворяем наши принципы в жизнь. Лично я всегда готов поделиться своими находками в области устойчивых электрических токов.

— Но не более того.

В голосе Колина прозвучал вызов.

— Пока нет, — спокойно ответствовал Саймон, выделив, первое слово.

Из четырех членов клуба «Галилей» страсти чаще всего разгорались между ним и Колином. Так было всегда, и однажды дело едва не дошло до драки в лаборатории. И хотя они издавна были близкими друзьями, прошлой зимой обстоятельства изменились, причем безвозвратно, во всяком случае, так считал Саймон.

Однако ему хотелось положить конец дискуссии по совершенно другой причине. Его последний проект находился еще в экспериментальной стадии, и говорить о нем было рано, тем более с Колином и Риверсом. Его теории были слишком уж радикальны… и опасны.

— Твоя немногословность, конечно, не имеет ничего общего с желанием получить медаль Копли[1]? — Колин скорее обвинял, чем спрашивал.

— Ты имеешь в виду морковку, которой нас ежегодно дразнит Королевское общество? — Саймон криво ухмыльнулся и покачал головой: — Извини, но медаль Копли меня не интересует.

Колин посмотрел на друга-соперника:

— Как всегда, ты у нас одна сплошная тайна. Хотелось бы знать, что сегодня прячет в рукаве Безумный Маркиз Харроу?

— Скоро увидишь.

Саймон сделал над собой усилие, чтобы не заскрипеть зубами от злости. Он ненавидел прозвище, приклеившееся к нему после смерти жены. Возможно, оно было заслуженным, ведь горе едва не свело его с ума. И его стали бояться не только коллеги из Кембриджа, но и собственные слуги, зачастую не без оснований.

Если бы кто-нибудь другой назвал Саймона Безумным Маркизом, он бы наверняка сломал этому типу нос либо подбил глаз, но своим друзьям из клуба «Галилей» он позволял то, чего ни за что не позволил бы постороннему. Это прозвище стало чем-то вроде мрачной шутки между ними, весьма своеобразным выражением привязанности людей, которые знали и понимали Саймона лучше других.

Вот только… Он втайне уже лишил такой привилегии Колина, правда, граф до сих пор не понял этого.

— Джентльмены! — Бен поднял руку, желая подавить ссору в зародыше. — Прорыв для одного из нас — это успех всех. Как ты прекрасно знаешь, Саймон, медаль Копли — это не простая морковка. Конечно, для богатого аристократа грант, сопровождающий эту награду, — сущая ерунда.

Сказанное было чистой правдой. Маркизу Харроу не нужно было финансирование, выделяемое вместе с почетной медалью, чего нельзя было сказать о Бене или Эрроле. Настоящей, желанной наградой было бы для него признание коллег и возможность продемонстрировать им свои научные открытия. Хотя в последнее время слава тоже утратила для него былую привлекательность. Результат был той самой морковкой, которая постоянно маячила перед носом, но в руки не давалась. Прорыв в исследованиях — вот единственная форма одобрения, которой он желал.

— Давайте заключим сделку. — Темные глаза Бена блестели, но веселья в голосе не было. Ему снова вспомнилось то время, когда он, шахтерский паренек, пришел в Кембриджский университет в расчете на стипендию и был мальчиком на побегушках, чтобы только иметь возможность учиться. — Если кто-то из вас получит медаль, передайте свой грант университету, желательно школе натурфилософии.

— Идет! — согласился Саймон.

— Даже не сомневайся! — Колин энергично похлопал ладонями по спинке стула, на котором сидел верхом. — Но, полагаю, ни мне, ни Эрролу в этом году награда не светит. Наша текущая работа по электрохимическим превращениям не совсем то, что нужно для получения медали. В ней нет ничего зрелищного.

— Зато ее оценят, когда страна начнет получать небывалые урожаи, — сказал Бен. — Скоро начнется консорциум, и Королевскому обществу придется решить, кто в этом году получит медаль. — Взглянув на часы, он встал. — Надеюсь, вы оба меня простите. Лекция начинается.

Покинув кабинет вслед за Риверсом, Саймон зашагал по дубовой аллее, укрытой золотистым пологом ветвей. Он направлялся в маленький паб, расположенный в нескольких минутах ходьбы от Маркет-стрит, где подавали самый лучший домашний эль во всей Восточной Англии.

— Саймон, постой!

Он тяжело вздохнул и обернулся.

Спешивший за ним Колин замедлил шаг и остановился в нескольких футах от маркиза.

— Послушай, я знаю, тебе наплевать на медаль Копли, но относительно совместной работы…

— Ты совершенно прав, — перебил его Саймон. — Мне действительно наплевать на медаль Копли, равно как и на все бессмысленные награды, которые только привлекут к моей работе нежелательное внимание. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое и не мешали работать.

— Я понимаю. Поэтому нам нужно…

Терпение Саймона было на исходе, и он снова перебил графа:

— Нужно что? Работать вместе? Поделиться результатами? Чем мы еще можем поделиться, Колин? Что еще из того, что принадлежит мне, привлекает тебя?

— Саймон, прошу тебя… — Колин догнал его и взял за локоть. — Ты уже давно избегаешь меня. Может, хватит? Подумай, сколько воды утекло.

Саймон резко остановился, кипя от злости. Он намеревался предупредить Колина, чтобы тот держал руки при себе, но искреннее сожаление в глазах графа остудило его пыл, да и злость куда-то улетучилась. Может, он слишком суров? В конце концов, наверное, надо уметь прощать…

Ответ пришел чередой образов того ужасного, но тем не менее незабываемого дня прошлой зимы: мрачная комната в придорожной гостинице, поспешно упакованный саквояж. Заплаканное лицо Гвендолин, и ее моментальный переход от страха к ярости, обращенной на Саймона. И стоящий в углу Колин: руки сложены на груди, голова опущена, лицо не выражает никаких чувств.

Ну, не то чтобы вообще никаких… Один взгляд сказал Саймону все, что он хотел знать, и молчание Колина лишь подтвердило его выводы. Даже сейчас боль предательства пронзила его с такой силой, что стало трудно дышать.

Он снова пошел вперед, едва сдерживаясь, чтобы не побежать.

— Ты уже отнял у меня мою сестру. Больше у меня не осталось ничего ценного для тебя.

Колин продолжал идти за ним.