Прорыв начать на рассвете - Сергей Михеенков

Глава четвёртая

Дивизии из последних сил продолжали атаковать вперёд, на Вязьму, но с каждым днём они ощущали всё большее и большее сопротивление. Немцы уже смелее и основательнее контратаковали. В какой-то момент командарм почувствовал, что эти контратаки принимают черты согласованных, заранее спланированных действий. Он побывал в полках, на передовой. То, что он увидел, только подтвердило его опасения. Атаки противника, его яростная воля к овладению некоторыми опорными пунктами имели системный характер хорошо управляемого боя с чётко выраженной целью. Немцы бросали в бой авиацию, артиллерию и танки. Ни с боеприпасами, ни с горючим у них особых проблем не было.

Уже в сумерках, возвращаясь из 113-й стрелковой дивизии, Ефремов спросил своего заместителя по тылу полковника Самсонова:

– Ну что, Илларион Гаврилович, заедем теперь в ваше хозяйство?

– Вот как раз подъезжаем к деревне, где размещается один из передвижных полевых госпиталей.

– Сколько здесь раненых и кто начальник?

– Начальник ППГ – капитан медицинской службы Маковицкая. Да, кажется, вы её знаете.

– Да, помню. Под Наро-Фоминском. Однажды был в её хозяйстве. Так сколько раненых у Маковицкой?

– На вчерашний день было восемьсот одиннадцать. Сегодняшнюю сводку не знаю. Но, думаю, увеличение.

– Поедемте к Маковицкой.

Операционная размещалась в просторном кирпичном доме с глубокими, как монастырские бойницы, маленькими сводчатыми оконцами. Пахло хлоркой и берёзовыми дровами.

Когда командарм вошёл в дом, Фаина Ростиславна спала за столом, положив голову на руки и накинув на плечи шинель.

– Прикажете разбудить? – спросил в коридоре пожилой санитар.

– Не надо, – остановил его Ефремов.

– Вот и правильно, товарищ генерал, – благодарно кивнул головой санитар. – Товарищ военврач всего-то три-четыре часа в сутки спят. И то не всегда. То операции, то осмотр, то теперь вот налёты. Бомбят почти каждый день.

Пошли по дворам. Некоторые раненые были на ногах. Когда вошли в третий дом, их догнала Маковицкая. Подбежала, запыхавшаяся, вскинула к белой каракулевой шапке ладонь.

– Мне доложили, вы мало отдыхаете. – Командарм протянул ей руку. – Рассказывайте, что у вас. Я вижу, некоторых из ваших подопечных можно уже возвращать в строй. Других – через неделю-другую. Как вы считаете?

Маковицкая молчала. И вдруг сказала:

– Товарищ командующий, вынуждена вам доложить – среди раненых выявлены тифозные больные…

– Что?! В армии – тиф?!

В ту же ночь Ефремов телеграфировал в Износки, в штаб восточной группировки о срочном командировании под Вязьму главного хирурга армии и главного эпидемиолога.

На другой день самолёт доставил на полевой аэродром группу военных врачей во главе с главным хирургом.

Ефремов сказал прибывшим:

– Судьбой и обстоятельствами нашей армии посланы новые испытания. Тиф. Нужна срочная квалифицированная помощь. Нужно сделать всё необходимое, чтобы не допустить распространения тифа как среди личного состава подразделений, так и среди местных жителей. А на вас, профессор, у меня особая надежда. – Командарм смотрел на высокого седоватого подполковника в кожаном реглане с меховой подстёжкой. – Дивизии нуждаются в пополнении. Пополнения нет. Коммуникации, как вы знаете, нарушены. А в госпиталях скопилось много раненых, которые вполне могут держать в руках оружие. Разберитесь. Наведите порядок. В строй, буквально в ближайшие три-пять дней, должны быть поставлены не менее шестисот-семисот человек.

– Михаил Григорьевич, – сказал профессор, – задача понятна, и она будет выполнена. Но мне нужна хотя бы неделя. Госпиталя и санбаты удалены друг от друга на довольно большое расстояние.

– Возьмите хорошего коня, возницу и несколько человек охраны. И поезжайте срочно. Прямо сегодня.

Боевая группа майора Радовского, входящая в состав 5-й танковой дивизии, была разделёна на две части. Одна, числом до роты, продолжала выполнять задания по уничтожению деревень, расположенных вдоль коммуникаций; одновременно ей же вменялась в обязанность роль карательного отряда – уничтожение партизанских групп, которые дислоцируются в районах действия 5-й танковой дивизии. На время отвода войск на новый оборонительный рубеж к роте прикомандировывалась казачья сотня атамана Щербакова.

Второй группе отводилась куда более сложная роль. Полторы сотни солдат и офицеров были переобмундированы по зимнему штату в красноармейскую форму, вооружены автоматами ППШ, винтовками системы Мосина, пистолетами ТТ и револьверами «наган». В каждом отделении – ручной пулемёт Дегтярёва, а на каждый взвод – станковый пулемёт «максим». Богатые трофеи, захваченные под Наро-Фоминском, Вереёй и Боровском и благополучно вывезенные в район Вязьмы, позволили произвести экипировку и вооружение группы по полному штату. Однако степень сложности задачи, которую предстояло выполнить подразделению, её необычность, заставляли Радовского более тщательно готовить своих людей к операции.

Ровно сто двадцать человек, включая штаб и самого Радовского, утром 20 февраля на крытых грузовиках прибыли в небольшое село к северу от Вязьмы. Личный состав тут же был расквартирован по домам. Занятия проводились в местной школе, в достаточно просторных классах. В первый же день Радовский построил роту на расчищенной от снега пришкольной спортивной площадке, превращённой в плац. Из школы в сопровождении Радовского вышел молодой оберстлейтенант. Прозвучала команда смирно. После чего немец приказал Радовскому перестроить роту в две шеренги. Оберст-лейтенант прошагал вдоль застывшего строя, остановился в середине и ткнул пальцем наугад:

– Du, und du, und du[1].

Офицер приказал выложить перед собой на снег всё содержимое карманов. Осмотрел, собрал в одну кучу немецкие зажигалки, сигареты. Среди прочего оказались два перочинных ножа и небольшие медицинские ножницы с клеймом «Solingen Metallfarik» и свастикой. Офицер поднял со снега одну из зажигалок, на которой тоже была выбита свастика, и через переводчика сказал:

– С сегодняшнего дня вы – специальное подразделение, Abwehrkommando, сокращённо – АК. Скоро вам будет присвоен номер. Сейчас вами займутся опытные специалисты для подготовки к выполнению особого задания командования германской армии. Его вы должны будете выполнить блестяще и тем самым доказать преданность тому делу и идее, которой присягнули. А сейчас – урок первый! Всем всё выложить на снег! Георгий Алексеевич, – обратился он в необычной манере к майору Радовскому, – прикажите принести ящик. И соберите всё, что может свидетельствовать о принадлежности личного состава к германской армии. Всё немецкое – в ящик! Добывайте для личного пользования и для повседневного обихода исключительно только советское.

Строй загудел. И оберст-лейтенант, и стоявший рядом майор Радовский уловили в этом гуле недовольство. Оберст-лейтенант отреагировал мгновенно:

– Вы! – Он ткнул пальцем в грудь одного из солдат, стоявших рядом. – Скажите, что вас беспокоит?

– Нам что, – усмехнулся тот, – красноармейским кресалом, что ли, пользоваться?

– Во-первых, – отчеканил немецкий офицер спокойным, ровным голосом, в котором чувствовалась уверенность и многолетняя работа над собой, – нельзя отвечать вопросом на вопрос. Это невежливо. Старшему по званию – тем более. Во-вторых, повторяю, каждый из вас как солдат особого подразделения с сегодняшнего дня в обиходе будет пользоваться тем, чем обычно пользуется противник, то есть красноармейцы, под видом которых вам предстоит действовать в ближайшие дни, а возможно, недели. Более того, вам следует называть этот предмет, это приспособление для прикуривания, не так, как назвали вы только что. Так – слишком литературно. Так может сказать иностранец, плохо знающий нюансы языка, его местные, так сказать, особенности. Вы должны говорить не «кресало», а… как это, Георгий Алексеевич?

– «Катюша», – тут же подсказал Радовский.

– Именно так – «катюша». А теперь соберите всё ненужное в ящик и унесите, – распорядился оберстлейтенант, резко развернулся на каблуках и быстрым шагом направился к школьному крыльцу.

Немецким офицером, который дал первый урок подразделению боевой группы Радовского, был подполковник абвера, офицер Управления разведки и контрразведки «Abwehr-Ausland» (Абвер-Заграница) и работник двенадцатого отдела генерального штаба сухопутных войск Германии Рейнхард Гелен. Спустя месяц с небольшим за успехи по службе, в том числе и в проведении Вяземской операции, он станет начальником отдела «Иностранные армии Востока» и вскоре получит очередное воинское звание – оберст, что соответствовало званию полковника.

– Георгий Алексеевич, каждый ваш подопечный, включая офицеров штаба и вас в том числе, должен иметь псевдоним, агентурное имя.