Красная Шапочка. История одного расследования - Дмитрий Хоменко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дай закурить, — безапелляционно потребовала она, потирая израненные и грязные ноги.
Инспектор дал девчонке сигарету и помог прикурить. Сделав несколько глубоких затяжек, она смачно выругалась по поводу качества табака и привкуса ментола, но все же скурила сигарету до конца.
— Дай еще, — уже более дружелюбным тоном попросила она, и кот повторил ту же процедуру. Пока горела зажигалка, девица успела рассмотреть его и спросила. — Ты кто?
— Инспектор Бегемот. Работаю в управлении шерифа, — представился кот.
— А, мусор… А я подумала, что тебя мой папаша ко мне приставил. Хотя на лесоруба ты не похож.
— Я не патрульный, а инспектор, и не имею к вашему отцу никакого отношения, — возразил ей Бегемот.
— Так чего ж ты за мной увязался? — равнодушно поинтересовалась она и ее взгляд начал снова стекленеть.
— У меня есть к вам несколько вопросов по поводу Красной Шапочки. Знаете такую? — поспешил перейти к делу инспектор.
Золушка снова ожила. Для начала она смачно сплюнула в сторону, потом отправила туда же окурок и лишь за тем с ехидной улыбкой посмотрела на собеседника.
— С каких это пор эта придурковатая эмо стала Красной Шапочкой, если она Розовая?
— Так в «Лесном вестнике» ее назвали, — объяснил ей кот.
— А что это за вестник? — задала новый вопрос девица.
— Газета такая, — расширил ее кругозор инспектор.
— Ну так подотри ею свою задницу, — дала на удивление дельный совет Золушка. — Впервые слышу про какую–то красную шапку. В лесу есть только Розовая, — корчит из себя недотрогу, даже траву не курит.
Из ее уст это была, пожалуй, самая полная характеристика своей сверстницы, поэтому инспектор не стал задавать уточняющие вопросы, а сменил тему.
— Значит, она — эмо. А ты кто?
Золушка посмотрела на него, как на законченного идиота, прежде чем ответить.
— Я — готка. Не видишь, что ли?
— Вижу, — не стал признаваться ей в своих слабых познаниях Бегемот. — А волки готами бывают?
— Конечно, — сопроводила свой ответ девчонка все тем же презрительным взглядом. — Немного, но есть.
— А такой себе Эрнесто из Гарлема среди них есть?
— Есть, только он как раз где–то пропал. Говорят, что его ваши на чем–то повязали. Только это вряд ли.
— Это почему же? — удивился уже кот.
— Не такой он. Странный, в общем, какой–то.
— И в чем это проявлялось?
— Ну, не знаю, — пожала плечами девица, но все же поднатужилась и кое–что выдала. — Мне кажется, что он и в готы только по приколу подался. Редко на тусовках показывался.
— А с Розовой Шапочкой он случайно не был знаком? — осторожно поинтересовался Бегемот. — Может у них какие–то общие интересы были?
— Ну, ты гонишь, — покачала головой Золушка. — Да если бы его наши рядом с эмо увидели, то точно прибили бы. И вообще, чего ты к нему прицепился?
— Эрнесто убит, после того как съел Розовую Шапочку и ее бабушку. Женщин лесорубам удалось спасти, — решил идти напролом инспектор.
— Что ты мне тут горбатого лепишь? — по настоящему разозлилась Золушка. — Хочешь перепихнуться, так и скажи, а не увязался за мной и бред несешь. Думаешь, если я под кайфом, то ничего не соображаю? Я же тебе ясно сказала, что гот с эмо даже не заговорит, не то чтобы есть эту дрянь. Тем более Эрнесто, — он по–моему уже давно на сою перешел. А сказануть, что папенькины уроды могли кого–то спасти, мог только полный идиот.
— Ладно, не злись. Это так в «Лесном вестнике» написано, — начал успокаивать ее Бегемот.
— Я же тебе сказала, что с ним сделать.
— Так и сделаю, — пообещал девице инспектор и, решив заканчивать разговор, задал нейтральный вопрос. — А татуировку такую занятную тебе кто сделал?
— Так Розовая Шапочка и сделала. Пару месяцев назад, еще когда мы с ней подругами были. А что, понравилась? Иногда помогает в общении с козлами, и не только.
Вот эти случайно сказанные слова Золушки и оказались самыми ценными за все время разговора. Бегемот тут же забыл о ней и поспешил к себе домой, чтобы подтвердить появившуюся у него догадку.
Только не стоит думать, что причиной этого стало упоминание козлов, о которых Золушка вспомнила еще раз, провожая удаляющегося кота разочарованным и злобным взглядом. «Козлами» в высшем свете называли довольно специфическую часть «отстоя», главной особенностью которой по меткому определению Адольфа Павлова была ярко выраженная диспропорция между природными задатками и неестественными потребностями. В молодости это обычно у них проявлялось в уголовных наклонностях, но преимущественно мелких и стадного характера. В зрелом возрасте — в ничем немотивированном стремлении к управленческой деятельности. Благо в обществе, где на каждую особь, хоть немного смахивающую на «умника», смотрели с подозрением, даже у этих носителей «прямолинейного примитивизма» шансы были ничуть не меньше, чем у штатных «псевдоумников», так называемых «ботаников». Дальнейшая же судьба большинства козлов была стандартной и банальной, — круг их потребностей постепенно сужался до сугубо физических, не требующих особых затрат. Какая–нибудь забитая коза, присматривающая за выводком козлят и хозяйством, редкие и торопливые совокупления пьяных самок, перманентное «халявное» пьянство и розничная торговля подлостью и скотством, — вот, пожалуй, и все основные составляющие их существования. Были, правда, отдельные индивидуумы, сумевшие избежать подобной участи, вовремя оказавшись в поле зрения лесорубов. Руководствуясь какими–то своими интересами, те довольно высоко подбрасывали этих счастливчиков по служебной лестнице. Возможно, причину подобной протекции стоило искать в том, что, попадая в высший свет, эти уникальные для него особи руководствовались все теми же рефлексами «прямолинейного примитивизма» и тем самым удерживали верхушку общества в определенном тонусе, не давая чересчур расслабиться и заставляя помнить о том, что мир далек от совершенства. Как–то раз даже сам мэр, по привычке невнятно растягивая слова в беседе с «Мыслителем», едва оторвавшись от его услужливо протянутой ладони, высказался об одном таком «протеже»: «Сегодня Н. снова начал бредить о каких–то козлах, которые мешают ему жить. И знаю ведь, что не меня имеет в виду, а все равно потянуло отодвинуться от него подальше и оглянуться, не крутятся ли за спиной добрые молодцы–лесорубы».
Что касается инспектора Бегемота, то он, в силу специфики своей деятельности, интересовался только молодыми козлами и соответственно вспоминал об их существовании только по факту какого–нибудь очередного мелкого разбоя или сверх меры эгоистичного и преимущественно группового совокупления. Гораздо важнее любого из таких существ для него сейчас была маленькая тетрадь, которую он неофициально изъял в комнате Розовой Шапочки, и то, что в ней было написано. Точнее, то, как в ней были сделаны записи.
По своему содержанию дневник не представлял ничего особенного: глупые рассуждения на взрослые темы, описания юношеских депрессий, наивная оценка молодежных кумиров и все в таком же духе. Никаких имен, никаких упоминаний о значимых событиях в нем не было и в помине. Инспектор поначалу нашел объяснение этого факта в скрытности девчонки или в боязни, что содержание дневника может стать известным кому–то постороннему. Более существенным ему показалось то обстоятельство, что все записи были выдержаны в довольно неплохом стиле, схожем с тем, который придают откровениям тинэйджеров в специализированных журналах. В тексте практически отсутствовали грамматические и другие ошибки. Опять же, при первом ознакомлении с дневником Бегемот счел это не более чем доказательством преимущества образования в престижных школах Заболотья, так как писать столь грамотно, обучаясь в лесных школах, мог только какой–нибудь гений–самоучка.
Система лесного образования была устроена так, чтобы полностью соответствовать интересам лесного общества. Можно с уверенностью заявить, что она сама по себе была проекцией этого общества со всеми его неоспоримыми достоинствами и мелкими недостатками. Выпускник такой школы не ощущал ни малейшего дискомфорта, окунаясь во взрослую жизнь, — никаких иллюзий и неизвестных ему взаимоотношений. Он четко знал смысл понятий «хламыр» и «отстой», а также разницу между двумя этими социальными категориями и большинство возможных способов перемещения из одной в другую. Большего ему по большому счету не надо было, да и никто особо не требовал. Разве что во время каких–то культурно–массовых мероприятий объединенными усилиями всего школьного коллектива организовывалась рутинная и ни к чему не обязывающая имитация культурного и образовательного разнообразия, или, если использовать заумное слово с утерянным смыслом, плюрализма. Единственным видимым результатом таких показательных выступлений было выявление и дальнейшее совершенствование упоминаемых выше «ботаников». Именно они быстрее остальных учеников впитывали в себя основные принципы жизнедеятельности педагогического коллектива и становились его надежной опорой в ученической среде.