Красная Шапочка. История одного расследования - Дмитрий Хоменко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эльф?
— Нет. Мне и так не плохо, — не особо скрывая иронию, ответил ему кот.
— И что ты забыл в нашем районе? — задал следующий вопрос лидер, заодно пытаясь вникнуть в смысл слов Бегемота.
— Я инспектор в отделе шерифа. Собираю кое–какие сведения об Эрнесто для отчета. — Решил попользоваться легендой Акелы кот.
— Жаль парня, — удивил его Догин, но тут же все и объяснил. — Эти эльфийские самки заслуживали подобной участи. Но ничего, мы примем Эрнесто посмертно в свои ряды и сумеем достойно почтить его память.
Инспектор решил благоразумно промолчать. Лидер же заговорил с ним почти по–дружески, перейдя к следующей стандартной процедуре.
— А сам ты как относишься к нашему движению?
— Философски, — лаконично ответил ему инспектор.
Догин, услышав смутно знакомое слово, занес его себе в актив и, с важным видом пригладив редкую засаленную шерсть на голове, удостоил кота высшей, по его собственному мнению, чести.
— Не желаешь присоединиться?
— Боюсь, что я еще не достаточно подготовлен к столь значительному поступку. Мне еще только предстоит поближе познакомиться с вашим великим учением, — с наигранным сожалением ответил Бегемот, ожидая, что на этот раз лидер уж точно что–то заподозрит. Но мания величия, похоже, подобно белой мышке свернулась калачиком на плече у Догина.
— Как знаешь, — снисходительно заметил он. — Придет время, и нам понадобятся добросовестные служаки.
Лидер потерял интерес к своим подневольным гостям и погрузился в глубокие раздумья. Бегемот и Акела поспешили покинуть его резиденцию, стараясь сделать это как можно тише и не оглядываясь назад. Провожая инспектора к окраине Гарлема, старый волк все время о чем–то размышлял и лишь перед самым расставанием сказал несколько странных слов вместо прощания.
— Скорее бы мой век уже подошел к концу. Хватит с меня и одного «маугли».
Бегемоту нечего было ему ответить. Он лишь похлопал седого сикха по плечу и ушел.
Инспектор успел уже достаточно далеко отойти от Гарлема, когда дорогу ему неожиданно перекрыла замеченная в резиденции Догина волчица. Некоторое время она молча смотрела на кота, восстанавливая дыхание после быстрого бега. Бегемот использовал эту паузу для того, чтобы догадаться о причинах, побудивших самку последовать за ним. Когда инспектор вплотную подобрался к своей привлекательности, волчица заговорила и разрушила все его умозаключения.
— Ты, кажется, неплохой парень, поэтому выслушай меня. Эрнесто никого не мог съесть. Те глупые богатые самки врут, — безапелляционно заявила она.
— Откуда такая уверенность? — поинтересовался инспектор, выглядевший немного разочарованно.
— Я знала его с самого детства. К тому же мы до недавних пор были близкими друзьями, — объяснила волчица.
— Вы были любовниками? — уточнил Бегемот.
— Да.
— Странно, — задумчиво произнес кот.
— Что странно, — удивленно спросила самка.
— Странно, что всего лишь любовниками. По–моему, нужно быть неимоверно глупым, чтобы не предложить такой самке нечто большее, — откровенно раскрыл ей ход своих мыслей инспектор.
— Его голова была полностью забита такими странными идеями, что на простые мысли в ней не осталось свободного места, — самка сделала вид, что не заметила скрытого комплимента. Хотя по всему было видно, что ей тяжело говорить на эту тему.
— И чем же была забита его голова?
Самке понадобилось немного времени, чтобы подобрать подходящие слова.
— Эрнесто сильно сомневался в том, что мы живем в настоящей реальности. Ему казалось, что все это лишь кем–то выдуманная игра, цель которой известна только тем, кто ее и затеял. Он не верил, что обитатели леса настолько глупы, чтобы сознательно участвовать во всем этом маскараде. Все свое свободное время он тратил на то, чтобы найти подтверждение своей теории, но мне это напоминало бездумные попытки пробить головой стену. В конце концов, мы начали часто ссориться, а затем и вовсе расстались.
— Давно?
— Несколько месяцев назад. Но иногда мы встречались и разговаривали. Какое–то время тому, он даже заявил, что кое–что нащупал, но при последней встрече выглядел очень подавленным. Сказал несколько дежурных фраз и ушел.
— И каковы ваши впечатления от этих встреч?
— Мне кажется, что он начал искать себе подобных, и что–то дало ему основания надеяться на успех. Но потом случилось нечто, загнавшее его в депрессивное состояние. А еще я уверена, что у него кто–то был. Я имею в виду самку.
— Он не называл никаких имен, может, упоминал имя хранителя архива? — с надеждой поинтересовался инспектор, но волчица лишь отрицательно покачала головой.
На языке у Бегемота, понявшего, что по сути дела волчице добавить нечего, крутился еще один вопрос, мучивший его не меньше, чем обстоятельства преступления, но задать его он не решился из такта. Вместо этого кот спросил имя собеседницы.
— Меня зовут Гера. Так назвала меня мать, она верила, что имя может предопределить судьбу. Когда об этом узнал Эрнесто, он долго смеялся, а потом заявил, что тоже хочет предопределить свою судьбу. Он попросил меня придумать ему имя, и я, шутя, назвала его Че. Понятия не имею, означает ли оно что–то, но в тот момент это было единственное, что пришло мне в голову. Эрнесто это имя очень понравилось, и с тех пор он употреблял его чаще, чем данное родителями, — грустно улыбнувшись, сказала она. Потом, будучи умной самкой и просто самкой, она ответила и на невысказанный вопрос. — В Гарлеме самке очень непросто жить на свое усмотрение. Пока я была с Эрнесто, мне это еще удавалось. Потом же все эти недоумки словно с цепи сорвались. Так что, как ни странно, самым безопасным местом оказалось то, которое рядом с Догиным. И не только потому, что остальные не хотят ссориться с ним из–за меня.
Больше Бегемоту и Гере не было о чем говорить, и они разошлись в разные стороны, каждый, погрузившись в свои невеселые размышления.
8
Бегемот, никуда не торопясь, шагал по лесной тропинке с таким ощущением, как будто ему чего–то не хватает. Наконец, он вспомнил о своем любимом плеере, надел наушники и включил кнопку воспроизведения. Случайно выбранная композиция группы Placebo «running up that hill» оказалась на удивление уместной в его состоянии. Инспектор снова погрузился в размышления, в которых главное место было отведено отнюдь не Эрнесто, а его во всех отношениях бывшей подруге, встреча с которой оставила неизгладимый след в душе Бегемота. Она поразила его редким сочетанием красоты и природного ума. Ум в лесу в любом виде был нечастым гостем, а красота в основном искусственной, «хламырной», словно какое–то папье–маше, если уж быть совсем откровенным. Иногда, когда Бегемот чересчур злоупотреблял валерьянкой и при этом был еще в состоянии видеть попадавшихся ему на пути самок, ему казалось, что перед ним дефилируют не живые существа, а каким–то чудом ожившие и не растаявшие творения Пигмалиони: тот же вычурный и непонятный стиль, тот же органический состав и тот же ледяной холод. Это совершенно не значило, что он презирал их, — кот всего лишь получал возможность не морочить себе голову всякими условностями, когда затаскивал их к себе в постель и потом, когда поворачивался к ним спиной после грубого совокупления. Мало того, Бегемот считал, что такие самки приносят пользу не только по прямому назначению, но и тем, что своим приевшимся мельканием помогают не пропустить изредка попадающихся на жизненном пути самок, подобных Гере. Наверное, только козлы не могли заметить между ними никакой разницы. Может быть еще дятлы, зацикленные на своем призвании, подходили к этому вопросу чисто механически, но на этот счет у кота были серьезные сомнения.
Бегемот вспомнил Догина, который сейчас имел определенные права на Геру, и попытался найти хоть какое–то оправдание выбору волчицы. Прошло совсем немного времени, и он успешно справился с поставленной задачей. Как только ему удалось избавиться от собственных негативных эмоций и принять внешнюю форму как малозначащую, хотя и неприглядную, условность, все стало на свои места. Бегемоту осталось только еще раз восхититься молодой волчицей, нашедшей пускай и не окончательное, но очень оригинальное решение своих проблем. Парадокс состоял в том, что именно рядом с такими как Догин, таким как Гера легче сохранить собственное «я». Самец, охваченный неуемной жаждой власти, представляет угрозу только для той самки, которая становится на его пути к этой самой власти. Если же самка сумеет позиционировать себя в глазах такой особи как один из важных атрибутов его собственной значимости, ее возможности становятся практически неограниченными. И омерзительных, противоестественных ее природе совокуплений ей удается избегать чуть ли не с наименьшими затратами сил. Как правило, такой самец, израсходовав всю свою энергию на борьбу за «место под солнцем», редко вспоминает о совокуплении, да и то, в основном как о какой–то обязанности. Если для него и существует что–то привлекательное в этой сфере, то это всякого рода извращения, гармонично дополняющие его представление об окружающем мире. Сам Адольф Павлов, исследуя открытый им рефлекс «совокупи ближнего своего», пришел к выводу, о котором, правда, благоразумно умолчал, что именно властолюбивые особи не только чаще остальных пользуются им, но и проявляют при этом какую–то немыслимую для обычных существ фантазию, граничащую с безумием и распространяющуюся в одинаковой степени и на половые, и на социальные сношения.