Бдительный Тузик - Николай Николаевич Рындич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этого не произошло. Потому что редкий хозяйственник пойдет на заключение даже небольшой деловой сделки, предварительно не заручившись согласием многочисленных вышестоящих инстанций. А как оформить договор? Как «провести» деньги? Десятки разных «как», на которые нередко нет ответа и которые непроходимым бюрократическим частоколом возникают на пути решения несложного вопроса.
А с шабашниками легко. С шабашниками просто. Бутылку — на стол, деньги — на бочку. И никаких тебе «как», никакой «канцелярии». В кратчайшие сроки все будет сделано…
Тсс! Слышите скрежет и лязг гусениц? Опять куда-то гонят экскаватор или бульдозер. Может, на шабашку?
КТО ПОСЛЕДНИЙ?
Близ города Худоносовска есть один городок. Без названия. Ни у кого из его жителей нет и драного шалаша, но зато все население поголовно имеет автомобили. И профессиональные водительские права.
Здесь живут мужественные люди, способные во имя дела надолго оторваться от родного дома, от семьи. Нелегко им тут живется, но и у них бывают радостные события.
Вот, например, сегодня к шоферу Петрову приехала на побывку жена с сыном.
— Здравствуй, Петька, — дрогнувшим голосом говорит шофер Петров, — давненько я тебя не видел. Вон ты какой вымахал!
— Шестнадцатый пошел, — всхлипывая, сообщает жена, — летит времечко. Когда дома-то будешь?
— Скоро, скоро, Глаша, — суровеет Петров, — уже квитанцию выписал, и пропуск есть…
— Как с питанием-то? — успокаиваясь немного, спрашивает жена, развязывая узелок с пирогами.
— Да вот огородец небольшой завел, — смущенно теребит густую бороду Петров, — огурцы, правда, померзли, но помидорчиками надеюсь побаловаться…
— Пропадешь ты здесь, — вздыхает жена.
— Не пропаду, — твердо обещает Петров, — вон нас здесь сколько, — указывает он широким жестом на множество сельских машин, образовавших этот автоград у ворот Худоносовского шиферного завода в ожидании очереди на отгрузку продукции.
Внешне эта панорама как будто не внушает тревоги. От безделья шоферы забивают «козла», греются на солнце, а жар нагоняет сон, и во сне водители возвращаются домой, в родной колхоз, на уборочную, туда, где сейчас позарез нужны их автомобили.
Но наяву работники Худоносовского шиферного завода не спешат отпустить их домой с продукцией.
Строгий график, установленный для потребителя, четко определенный день и час отпуска товара ликвидировали бы это великое автомобильное «противостояние» у ворот завода. Но по-прежнему получить за короткий срок шифер в Худоносовске — дело почти невозможное.
И поэтому шофер Петров, прощаясь с сыном, говорит с надеждой:
— Ты у меня теперь совсем взрослый, Петька! Скоро меня заменишь…
«ВНИМАНИЕ! В ВОЗДУХЕ БРОЙЛЕРЫ!»
Белая куриная стая круто взмывает в воздух над Утинобродской птицефабрикой, опровергая утверждение, что курица не птица, и, сделав прощальный круг, журавлиным клином устремляется куда-то за горизонт.
Этот зоологический феномен вызвал переполох в стане зоонауки. Говорят, двое кандидатов-орнитологов погнались за бройлерами на дельтапланах в надежде заполучить материал для докторской, но их постигла неудача. Догнать стаю не удалось. Она шла стремительно и уверенно, единым сплоченным коллективом, и в ее дружном кудахтанье чувствовалась атмосфера товарищества и взаимовыручки.
Все началось во время массового завоза цыплят на Утинобродскую птицефабрику. Это было веселенькое, суматошное время! Под цыплячий писк днем и ночью шли вереницы автомашин. Можно было подумать, что директор птицефабрики и замдиректора по производству решили скупить для своей фабрики всех цыплят области.
Птенцы были рады встрече. Они общались между собой, оживленно обмениваясь впечатлениями на своем птичьем языке, и не замечали начинавшегося дискомфорта. В птичниках становилось все теснее и теснее, а соплеменники продолжали прибывать. Некоторые цыплята уже стояли на одной ноге, как аистята, но это не решало вопроса. Начиналась давка. Кроме того, не хватало подстилки. Создавались антисанитарные условия, и это дало повод для писка на тему о неспособности птицефабрики принимать молодняк в таком количестве.
Молодости многое нипочем, но возник дефицит кормов. Кормовой транспортер лязгал своей цепью день и ночь, а клевать было нечего.
Изредка цепь приносила нераздробленные комочки корма, похожие на осколки тунгусского метеорита, о которые можно было поломать клюв, и только. Не хватало тепла и воды.
Попискивание стихало: берегли силы. Теперь обсуждали только одну-единственную новость, подслушанную в разговоре птичниц. Оказывается, для резкого увеличения роста производства администрация закупила цыплят в два раза больше, чем может принять фабрика. Понять такое слабым цыплячьим мозгам оказалось не под силу. Обеспеченность молодняка кормами составила всего 30 процентов, подстилочным материалом — 19 процентов. Из-за обилия навоза стоять цыплятам в птичниках не хотелось даже на одной ноге. Хотелось парить, и, наверно, тогда впервые возникла у бройлеров дерзкая мысль о побеге.
А администрация птицефабрики потирала руки: операция «Цыпленок» подходила к концу. План по производству птичьего мяса будет выполнен! Пусть не за счет интенсивного привеса бройлеров, а благодаря простому двукратному увеличению поголовья птицы. Не это важно. Важно, что два цыпленка-дистрофика весят столько же, сколько один кондиционный бройлер. Но возни с этим бройлером, как с тропическим попугаем, родившимся за Полярным кругом. И создай условия, и организуй труд, и вскрой резервы.
Как поется в одной легкомысленной песенке, «цыпленок тоже хочет жить». Но такой возможности у питомцев Утинобродской птицефабрики становилось все меньше. Писк постепенно смолкал. Первых 500000 цыплят вынесли лапками вверх без шума и суеты. Остальные пока гомонили, возбужденно обсуждая случившееся. Но антисанитария и нехватка кормов делали свое дело, и вскоре пали еще 500000 цыплят.
Писк стих почти совсем. Его заглушал скрип авторучек в бухгалтерии птицефабрики: там составлялись акты. Погибшую птицу списывали на естественный убыток предприятия. Работы было много. Не успели списать 1000000 павших голов, как в птичниках угомонилось еще почти полмиллиона несостоявшихся бройлеров. Вот тогда-то, говорят, и решилась на побег оставшаяся в живых стая наиболее крепких цыплят, та, что
