Тень Тибета - Сергей Городников

3. Джуча

Тринадцать лет не отразились на виде приграничного монастыря, они отразились на людях. Старое шло к закату жизни, а юное наполнялось силой. Об этом подумалось иссушаемому неизлечимой внутренней болезнью настоятелю, когда он увидел подростка, почтительно замедлившего шаги перед раскрытыми настежь дверями храма. Тот вошёл из полуденного света в полумрак и опустился на колени, присел на пятки напротив возвышения, где на коврике сидел настоятель, придерживая на подоле кисть теряющей подвижность левой руки. Как и все в монастыре, этот его воспитанник был с обритой головой и одет в чёрный халат, но казался в длинном халате стреноженным резвым жеребёнком.

– Учитель, я подумал, – избегая смотреть настоятелю в проницательные глаза, прервал он тягостное молчание: оно зависало под сводом, пока ожидался его ответ. – Я не хочу стать монахом.

Настоятеля ответ не удивил.

– Мне хотелось это услышать именно от тебя, – сказал он, не в силах скрыть и огорчение, и теплоту в голосе. И спросил: – Ты вчера пропал рано утром и опять вернулся поздней ночью.

Его ученик склонил голову и ответил чуть слышно:

– Мне не хотелось Вас огорчать, учитель. Так получилось.

Однако в его голосе не было чувства вины.

– Что же произошло?

– Я встречался с приятелями из поселения. Мы отправились в горы, там поспорили, кто из нас последним скажет, что хочет повернуть назад.

– Ты выиграл?

– Да.

Настоятель неотрывно смотрел на него и раздумывал.

– Мне кажется, я научил тебя главному, – наконец произнёс он вполголоса. – Уметь следовать своим чувствам, не подчиняясь им. Я рад этому.

И он плавно изменил содержание разговора, как будто направил ручей в другое русло.

Когда подросток после очередного полученного от него урока, как делать выводы из наблюдений, покинул храм, в прорехе среди плывущих облаков появилось яркое солнце, и оно стало приятно нагревать прохладную землю. Подросток быстро прошёл к выходу из монастыря, обошёл западную монастырскую стену и отправился к пологому холму, туда, откуда доносились отзвуки стука зубила по камню. Поднявшись на холм, он спустился наискось уклона к основанию невысокой скалы, где одноногий мастер вырубал в стене скалы большого, сидящего в лотосе Будду. Будда получался печальным, взирающим на мастера, как на своего слугу, без которого желал бы обойтись, но не мог, пока тот не придаст его каменному наряду и телу подобающую чистоту линий и изгибов.

Одет мастер был в грубые холщовые штаны и коричневую рубаху, стянутую у пояса жёлтой верёвкой. Седеющие тёмные волосы удерживались красной шёлковой лентой, которая пересекала лоб и была завязана на затылке. А вместо отрубленной ниже колена ноги он укрепил выструганную деревяшку, привязанную у колена кожаными ремешками. Работал он увлечённо, и вздрогнул, когда расслышал за спиной осторожные шаги. Развернулся, но при виде подростка оживился и сел на покрытый козьей шкурой валун.

– Что, мил Удача, пришёл мне помогать? – воскликнул он с лёгкой усмешкой, откладывая долото и деревянный молоток на землю.

Однако подросток, который в разговоре с настоятелем впервые сам принял решение о своей дальнейшей судьбе, тревожился неясными предчувствиями близких перемен в образе жизни и вместо ответа вдруг тоже задал вопрос.

– Дядя, а почему ты дал мне такое имя?

– А как же тебя ещё называть? – удивился мастер, отвлекаясь взглядом от осмотра своей работы, холма и распадка. Внимательно посмотрел в лицо подростка, и вопреки своему настроению тоже посерьёзнел: – Так ведь это же удача, что ты жив остался. И для меня удача, что мой соплеменник оказался рядом вместо сына. И звучит такое имя по местному. Привыкли уж все, всех я приучил.

– А почему у тебя только прозвище – Одноногий?

– Так я ж одноногий и есть. – Мастер подозрительно сощурился. – К чему эти расспросы? Ты что-то скрываешь?

Удача пожал плечами.

– Учитель спрашивал. Кем я хочу стать?

Он намеренно примолк, наблюдая, как Одноногий заволновался.

– Ну и что ты ответил? – не выдержав молчания, спросил тот, невольно сорвав голос.

– Та-ак, – неопределённо заметил подросток. И растягивая слова, продолжил: – Хочу стать как ты, мастером. Чтобы мы могли вернуться туда, где был твой дом.

Одноногий поперхнулся и закашлял. Украдкой утёр огрубелой ладонью неожиданно подёрнувшийся слезой глаз и отвернулся к почти законченному Будде, который выглядел величественным и простым.

– Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби, – пробубнил он в нос. И уже громче выговорил: – Что скажешь? Удался нам этот, – он взмахнул рукой в сторону вырубленного в скале Будды, – каменный идол?

Удача склонил голову набок, будто посторонний человек оценивал то, над чем они работали несколько месяцев, и с неторопливым кивком головы ответил:

– Красиво.

– Эх, ты. Красиво, – передразнивая, возразил ему мастер. – Некрасиво и делать незачем.

Он подобрал с земли молоток и долото, поднялся со шкуры. Вновь застучав по каменному лотосу и отсекая, что ему представлялось лишним, он постепенно забылся и замурлыкал непонятную песню. Удача прихватил из горки камней тот, что был похож на клык большого хищника, ловко забрался наверх, к серой голове божества. Устроился там поудобнее и принялся обчищать углами камня завитки его волос.

Отвлёк подростка дальний топот копыт нескольких лошадей с всадниками. Ему сверху были видны весь протяжённый южный участок караванной дороги и подъезд к монастырским воротам. За охвостьем горного хребта показался небольшой конный отряд, и отряд тот продвигался по дороге скорой рысью. В отряде было трое лам и пятеро воинов степняков, на заострённых шапках у них торчали кисточки. Приближались они уверенно и четверть часа спустя уверенно свернули к монастырю, привлекая внимание зевак из поселения, которые стали подтягиваться к воротам. Степные лёгконогие лошади выказывали утомление от долгого пути, и всадники по примеру самого первого из них, сутулого ламы позволили им перейти на спокойный, однако скорый шаг.

Не останавливаясь у распахнутых внешних ворот, все всадники поочерёдно въезжали на гостевой двор монастыря, когда произошла неожиданная заминка. Замыкал отряд юный, коренастый степняк. Несмотря на свой возраст, он был вооружён как другие воины и, чтобы показать местным зевакам выносливость и навыки зрелого наездника, заставил своего вороного жеребца встать на задние ноги и, таким образом, переступить во двор под каменным сводом. Внезапно раздался отчаянный лай, со двора наружу шмыгнула рыжая и с лисьей мордой собачонка. Её неожиданное появление испугало усталого жеребца, тот шарахнулся и, чтобы не завалиться на бок, опустился на передние копыта, сильно придавив колено своего хозяина к толстой створке дубовых ворот.