Тень Тибета - Сергей Городников

Когда утолял голод, он отдавался вялости, голова обвисала, покачивалась с каждым движением коня, и дремотные видения устраивали круговерть, как если бы он выкурил опия. То в тумане плавно танцевали призрачные женщины, и слышался грудной смех Дэви. То она страстно целовала его. То одноногий мастер замахивался молотков на голову каменного Будды. То миссионер в чёрной сутане заглядывал с обрыва в пропасть. То он сам летел и летел к мраку бездны, от чего замирало в ужасе сердце.

Однажды, потревоженный неудобным наклоном тела и очнувшись от таких видений, он увидал, что конь осторожно ступает по склону пригорка к низовьям речки, которая отличалась от тех, что встречались им прежде, стекала от вершин гор не с юга, а с запада, оттуда, где пропадало на ночь солнце. Так, огибая пустыню вдоль непрерывной цепи предгорий, он очутился у восточных низин Памира. Ветерок от речки дохнул свежестью, как будто отпугнул дневную жару, и конь оживился, стал охотнее искать удобный спуск к ней.

Однако подойти к воде и напиться они не успели. Дикий вой орды хищного племени заставил коня вздрогнуть, навострить уши. Удача повернул голову и разглядел, как из застилающего даль марева вырываются десятка полтора всадников в тюрбанах на чернобородых головах. Они мчались вдоль узкой речной долины прямо к нему, и их воинственные крики не предвещали ничего хорошего. Поблизости не было никаких укрытий, сбежать уже не удалось бы, и привычки воина заставили его подтянуться. Он вынул из налучья слева луки седла украденный у паломника лук, на ощупь за оперение достал одну из шести оставшихся в колчане стрел, и пришпорил коня, направляя к склону, каким они только что спустились. Однако наверху склона показались бритые головы другого отряда, очевидно напавшего на его следы. Деваться было некуда, и он заставил коня замереть на месте, натянул тетиву, готовясь принять, вероятно, последнее сражение.

Вдруг он признал в появляющихся рядами всадниках на верху склона паломников калмыков, тибетских лам и степняков их сопровождения.

Это были, действительно, они. И они сразу оценили опасность положения, в каком он оказался.

– Мы обещали Далай-ламе доставить Тень Тибета во владения Русского царя, – громко объявил старший из калмыков, поставив свою кобылу вполоборота к спутникам. – Мы должны выполнить обещание или на наши головы падёт позор и смех наших детей и внуков.

Никто ему не возражал. Они на мгновения склонили головы, как будто обращались к высшим богам, прося прощение, что не по своей воле нарушают миролюбивые обеты паломников, выхватили из ножен сабли и вдруг преобразились в воинственных степняков, гортанно прокричали клич победы или смерти. Как один, они лавиной сорвались на склон, пронеслись к его подножию, устремляясь навстречу чернобородой орде. Подхватив внизу в свои ряды Удачу, они опять завопили древний клич кочевников, от которого встречная, меньшая численностью орда смешалась, рассыпалась. Бородачи в тюрбанах беспорядочно разворачивали быстрых как вихрь лошадей, неистово исхлёстывая и пришпоривая их, и стали растворяться в поднятой копытами пыли.

Они могли вернуться с подкреплением, но это не волновало Удачу. Встряска была для него, будто долгожданное лекарство. Он постепенно обретал иной мир, в котором прошлое должно было остаться разбираться с прошлым.