Тень Тибета - Сергей Городников

При этих словах все склонили головы, замерли несколько минут в выражении покорности воле идола. Затем тихо встали и разошлись. Посовещавшись, ламы решили переждать в этом пограничном месте жару и двинуться дальше, когда она начнёт спадать. Разбрелись, каждый по своим делам. Одни ловили и сушили рыбу, другие ушли на охоту, третьи занимались правкой оружия и починкой снаряжения.

Раскалённое добела солнце, никуда не спеша, поднялось к самой вершине небосвода и перевалило через него. Обжигающее дыхание пустыни Такла-Макан, вроде изрыгающего огонь невидимого дракона, подобралось к привалу, обдало окрестности душным сухим воздухом. Живое попряталось в тени, кто где её нашёл. Мучимый жаждой, Удача сделал над собой усилие, неохотно поднялся и направился к речке. Присев возле неё на корточки, он пригоршнями зачерпнул тёплой воды, отпил и плеснул в лицо и на грудь. Дышать стало легче. Он выпрямился, так как рядом остановился один из лам паломников. Худой, низкорослый, пожилой тот давно потерял три пальца на левой руке, однако оставшиеся большой и указательный ловко справлялись за отсутствующих. Бульканье у горлышка погружённого им в воду бурдюка сопровождало Удачу, который пошёл обратно к своему укрытию под дерево.

Он задержался у холма с божеством. Движимый внезапным побуждением, поднялся к нему и положил в каменный подол свой нож. Непроизвольно попытался разобраться в затейливой и вылизанной ветрами и временем тибетской надписи на камне. Возвращаясь от речки с наполненным бурдюком, пожилой беспалый лама помог ему, на ходу негромко зачитал по памяти:

– Великий Воин Ригден-Джапо требует. Зло не должно оставаться за спиной.

Ясная воля не прощать, а наказывать, как будто передалась при этих словах от идола, всколыхнула, встряхнула ощущения и мысли Удачи.

– Зло бывает просто злом, – произнёс он, вдруг разом решив для себя внутренний спор с замечанием тайного советника во время их последнего разговора.

Рука, словно сама собой, потянулась за единственным ножом среди прочих даров. Нож вернулся в ножны, и он внимательно огляделся. Если бы кто увидел его в эту минуту, удивился бы, почему его оставили без присмотра. Но он усыпил бдительность паломников и лам прошлым безвольным поведением, и за ним никто не приглядывал. Внешне не привлекая внимание, он обошёл холм, затем преобразился и, словно тигр, крадучись подобрался к сложенному в тени рощицы снаряжению. Осторожно прихватил оружие возле задремавшего моложавого паломника, его саблю, налучье с коротким луком и украшенный хвостом лисицы колчан со стрелами и незаметно приблизился к своему привязанному к дереву коню. Никто не помешал ему надеть на него седло и затянуть подпруги.

Паломники, степняки и посланники встревожено оживились, кое-где тогда лишь привстали со своих мест, когда за призывным выкриком тревоги беспалого ламы услышали быстрый перестук скачущих копыт. Топот удалялся туда, куда утром отправился весь отряд сопровождения. Они не сразу сообразили, кто бежал от них, потому что он лихо гнал коня, и оставляемый позади хвост пыли растянулся вдоль дороги, служил ему прикрытием.

Тени ещё не успели вытянуться, жаркий свет золотисто разливался по земле и предгорьям. Удача остановил дрожащего от скорого бега коня, спешился возле следов дневного обеда и отдыха тех, за кем он гнался. Они покинули привал совсем недавно и, судя по шагам лошадей, не торопились. Он дал своему коню отдышаться, передохнуть, и они снова помчались вдогонку, вскоре увидали их спины. Удача свернул с дороги, окольным путём за холмами обогнал всех, выглянул за гребень склона, чтобы убедиться в этом, и выехал на дорогу. Он приостановился, как поджидающий добычу голодный тигр, глаза его блестели, губы были плотно сжаты, и всадники приблизились на полёт стрелы, прежде чем осознали, что это он.

– Да он посмел ослушаться Правителя! – пронзительно воскликнул Джуча, обращаясь ко всем своим воинам, и указал рукой в его сторону. – Он вне законов Тибета!

Тут же стегнул и пришпорил жеребца, объявляя этим начало охоты. С визгом и с воплями пьянящего возбуждения остальные стаей голодных шакалов последовали его примеру. Конь Удачи дрожал напряжёнными мышцами; как только наездник ударил пятками по бокам и дёрнул поводьями, он помчался от погони сломя голову. Дикий визг и крики подгоняли его. Повинуясь Удаче, он спрыгнул с дороги и поскакал прочь, срывая с неё за собой преследователей, будто они были привязаны к его хвосту прочнейшими нитями.

Лишь Джуча и оба его ближайших сообщника ойрата смогли выдержать напряжение гонки по холмам и трещинам, расщелинам скал, где приходилось часто менять направление, и одни теряли других из виду, отставали и прекращали погоню. Какого-то определённого замысла у Удачи не было, ему лишь нужно было оказаться с Джучей один на один. Скакали они среди нагромождений скалистых глыб, у склонов пригорков, берегом пенящейся речушки. Трое преследователей цепко сидели у него на хвосте, но приближаться им вместе он не позволял.

В прыжке через низкую расщелину лошадь сообщника Джучи, который мчался рядом с ним, сорвалась задними ногами, опрокинулась с обрыва, с отчаянным ржанием и всплеском воды повалилась на спину, придавив седока в речушке. Несколько минут спустя лошадь второго ойрата попала копытом в заячью нору, со сломанной ногой перевернулась, в падении ударила вылетевшего наездника коленом в голову. После этого лишь дробный перестук копыт вороного жеребца Джучи слышался вместе со скорым топотом копыт гнедого коня Удачи.

Мгла ненависти застилала сощуренные глаза Джучи. Преследуемый им давний соперник, как проникшая к сердцу заноза, терзал его гордость потомственного воина степняка. Он любой ценой жаждал его крови, не в силах терпеть эту занозу ни дня дольше. Тот, за кем он гнался, влетел с конём в стиснутый отвесными, но невысокими кручами проход в узкое ущелье. И там пропал в мрачной тени обращённой к востоку стены. Когда Джуча подскакал к ущелью, топот копыт впереди прервался, и только приглушённое конское хрипение выдавало присутствие невидимого за изгибами стен противника. Он резко натянул поводья, так что взмыленный вороной жеребец под ним завертелся на месте, приседая от усталости. Джуча спрыгнул на землю, за поводья ввёл жеребца в начало прохода и накинул поводья на каменный зуб у трещины в скале. Мокрый от пота, он медленно вынул из ножен меч и настороженно двинулся вперёд, вслушиваясь в подозрительные шорохи, пытаясь угадать по ним, что замышлял противник. В семи десятках шагов от начала прохода левая, бросающая тень стена имела выступ, который зависал на высоте в два роста взрослого мужчины. Приближаясь к нему, Джуча сжал пальцы левой руки в кулак, почувствовав именно в этом месте затаившуюся опасность.