Тень Тибета - Сергей Городников

Он на мгновение позже, чем следовало, развернулся к торжественному выкрику, который вдруг огласил ущелье. Удача в прыжке с края выступа оттолкнулся ногой от другой стены и приземлился у него за спиной, с лету отбивая саблей удар короткого меча, неуклюжий, но сильный, сделанный на резком развороте. Джуча отпрыгнул для свободы действий, оступился на камнях и на миг открылся, и этого мига оказалось достаточно, чтобы уже не столько противник, сколько враг провернулся на пятке, ударил ему ступнёй в пах. Он отшатнулся, неловко отпрянул и пропустил второй удар, на этот раз торцом рукояти сабли по запястью. От пронзительной боли и онемения в пальцах он скрипнул зубами и поневоле выронил меч. Ему ничего не оставалось, как под свист рассекающей воздух сабли выхватить из ножен и выставить перед собой клинок кинжала; с лязгом стали о сталь и кинжал вырвало из левой руки, и он остался безоружным. Но Удача отбросил саблю, и она звонко чиркнула скалистую стену ущелья. Прежде, чем она упала на камни, они ринулись один к другому. Оба побелели от бешенства, как два зверя сближаясь для яростной схватки тел без какого-либо оружия.

Отбив выпад руки, затем ноги Джучи, Удача с размаху врезал ему кулаком в нос и на мгновение удивился удару, не предусмотренному правилами единоборств, которым его учили. И тут же пропустил сильнейший удар пяткой в грудь, от которого отлетел спиной на острую шершавость скалы. У Джучи из разбитого носа струилась на губу кровь, а у него заныло расцарапанное плечо, но они опять кинулись навстречу и сцепились, каждый охваченный неистовым желанием уничтожить главного врага в своей жизни. Рыча и кусаясь, оба упали, покатились по дну, по разбросанным повсюду камням.

Удаче наконец удалось удержаться на противнике.

– Ты грязный, жрущий падаль шакал, – прохрипел он в склизкое от пота и крови лицо под собой. – Если попадёшься мне ещё, убью.

Джуча неистово напрягся и перевалился, оказавшись сверху.

– Ты трус, чужак, – с шипением брызгал он ему в глаза розовой слюной. – Напал со спины. Я не буду ждать. Убью сейчас.

Он потянулся рукой, нащупал острый камень на земле и с ним в кулаке отвёл руку для замаха. Удача рывком вывернулся и сбросил его, вцепился в плечи и боднул в живот так, что оба повалились к подножию скалы, где голова Джучи ударилась затылком. Джуча внезапно прекратил напряжённое сопротивление, расслабился и обмяк, камень вывалился из его пальцев. Измученно привстав на колено, Удача перевернул тело противника на живот. От затылка Джучи к ложбинке шеи расползалось пятно крови. Словно поднимая на плечах крупный валун, он с колена сначала привстал на одну ногу, затем на другую и потом только выпрямился. Так, с широко расставленными ногами, он постоял, пока успокаивалось судорожное дыхание. Постепенно жар перестал терзать лёгкие, злоба умиротворялась и, будто кобра в глубокую нору, забиралась куда-то вглубь сердца. Нетвёрдо удерживаясь на ногах, он отвернулся от места схватки и медленно углубился в ущелье.

Вернулся он верхом. Приваливаясь к шее коня, проехал под выступом, даже вскользь не глянув на распростёртого по земле Джучу. На выходе из ущелья тревожно перебирал ногами вороной жеребец и дико косил на него большими карими глазами, при этом пытался рывками морды скинуть поводья с каменного зуба. Удача мимоходом помог ему, и тот, обретя свободу движения, потихоньку зашагал вглубь ущелья.

Низ солнца уже коснулся голой вершины на западе. Он посмотрел туда, раздумывая, куда направить коня, что делать дальше. Вопросы и ответы мучили сложностью. Что есть он теперь, потерявший столько привязанностей, дом, где его мог ожидать искренний уход при болезнях или ранении? Быть может, вернуться назад, пробраться к своим убежищам? Но придётся всегда жить волком, разбойником, вне закона. Он ослушался приказа Далай-ламы, и иная судьба ему заказана. И ради чего возвращаться? Даже ненависть и жажда мести остались в ущелье, которое он только что покинул.

Тяжкая усталость души и тела вновь стала наваливаться сверху. Вялость проникала в мышцы и мысли, заразным болотным туманом заволакивало глаза. Голодный ворон опустился на боковую ветвь дерева, мимо которого прошагал его конь, пронаблюдал за ним, как будто полагал, что он смертельно ранен и вскоре станет падалью. Ворон перелетал за ним, жадно каркал то с крон редких деревьев, то с камней. Но, в конце концов, удостоверился, что он пока цепляется за жизнь, и полетел обратно к ущелью.

Предчувствие не обмануло ворона. На дне ущелья он увидал лежащего степняка. Степняк не подавал признаков жизни, и ворон опустился ему на спину. Однако стоящая рядом лошадь потянулась к нему шумно вздыхающей мордой, после чего с раздражительным карканьем ворон отлетел и опустился в нескольких шагах от её ног. Он переступал лапами и всем видом показывал, что готов ждать, пока животное не уберётся от его добычи. Чёрный зрачок его вспыхнул злобой, когда лошадь тронула губами шею степняка, дохнула теплом, и тот вдруг застонал и сделал попытку перевернуться на бок. Слабый оскал натянул кожу грязного лица лежащего, и лошадь радостно заржала. Карканье разочарования вырвалось из клюва ворона. Он взлетел и полетел вдогонку за тем, в ком он, как хищник, почувствовал отсутствие воли к жизни.

13. Между смертью и жизнью

Каким-то смутным побуждением он направлял коня по ходу солнца. Потеряв счёт дням и ночам, ехал по дороге в обход пустыни Такла-Макан, то удаляясь от неё в предгорья, когда виднелись отряды и караваны, то оказываясь на ней опять. Давно остался позади холм с каменным божеством, где, повинуясь требованию надписи, он бежал от паломников и лам. Иногда ему встречались следы их привалов, о чём он догадывался по безотчётным признакам, по каким охотник узнаёт следы одного и того же зверя. Он продвигался от одного такого привала к следующему, делая это неосознанно, просто оттого, что с паломниками были связаны последние его отношения с живыми людьми.

Испытания на выживаемость в скудных пищей горах и выжженных степях, какие щедро выпадали в предшествующей жизни, и жестокое ученичество воина, позволяли ему без участия разума, лишь под воздействием приступов животного голода удачно использовать лук и стрелы против попадающейся дичи. Если на пути оказывались речки и ручьи, он обламывал ветку, острил конец и с проворством дикаря добывал рыбу острогой. Съедал он мясо и рыбу, не заботясь об их приготовлении, а что не елось в сыром виде, оставлял хищным зверям и птицам.

Когда утолял голод, он отдавался вялости, голова обвисала, покачивалась с каждым движением коня, и дремотные видения устраивали круговерть, как если бы он выкурил опия. То в тумане плавно танцевали призрачные женщины, и слышался грудной смех Дэви. То она страстно целовала его. То одноногий мастер замахивался молотков на голову каменного Будды. То миссионер в чёрной сутане заглядывал с обрыва в пропасть. То он сам летел и летел к мраку бездны, от чего замирало в ужасе сердце.