Белый камень - Жиль Николе

Послушник и сам понимал, что этого недостаточно. Он не мог поверить, что все эти мелочи в сумме и послужили основой для выводов брата Бенедикта. Но за целую неделю титанического труда он, как ни старался, не смог найти ничего более убедительного.

Поэтому в субботу Бенжамен за отсутствием более перспективных идей решил выяснить, когда поступили в монастырь монахи, фигурировавшие в списке 1213 года.

Эта мысль пришла ему в голову утром, когда он понял наконец, что никогда не сможет установить точный возраст насельников монастыря. В самом деле, в «Хрониках» того времени не было ни одного упоминания о датах рождения монахов. Указывались только даты кончины. Это было весьма огорчительно. Однако, сопоставив дату поступления монаха в монастырь с датой его смерти, можно было выяснить, не слишком ли большой промежуток времени разделяет эти два события. Кто знает, ведь если повезет, если действительно одних монахов заменили другими, то, может быть, вместо старика взяли человека молодого и здорового, и в этом случае его необычно длинная жизнь могла бы вызвать подозрение. «Если повезет…» — подумал Бенжамен.

Увы, вскоре ему пришлось отказаться от своего начинания. Для того чтобы выяснить, когда поступили в монастырь братья, фигурировавшие в списке 1213 года, он обратился к «Хроникам» двух предшественников де Карлюса. Это ему представлялось достаточным, поскольку их правление охватывало еще сорок лет монастырской истории. В записях отца Матфея, возглавлявшего монастырь с 1169 по 1180 год, он нашел первую и единственную дату, которая, к несчастью, интересовала его меньше всего: это была дата вступления в орден монаха, скончавшегося в 1216 году.

Все остальные теоретически должны были поступить в монастырь во время правления отца Адриана, которого и сменил де Карлюс, но Бенжамен очень быстро понял, что из его «Хроник» он ничего не узнает.

Угадайте, почему? В отличие от своих собратьев отец Адриан «Хроник» не вел. То есть его книга существовала и была весьма значительна по объему, хотя и пострадала при пожаре. Однако этот настоятель заполнил ее кое-чем другим.

Более тридцати трех лет он просто переписывал Библию!

Но Господь не счел возможным продлить срок земной жизни аббата, дабы он смог завершить свой труд.

В следующее воскресенье после обеда Бенжамен сразу же направился в маленькую комнату отдыха, примыкавшую к трапезной. Зная привычки остальных монахов, которые в большинстве своем старались не выказывать явного желания поскорее нарушить молчание, у него, если повезет, могло получиться побыть несколько минут наедине с большим монахом. К сожалению, когда тот вошел в комнату, там уже находилось трое братьев.

Слева два монаха суетились вокруг старой дровяной печи, пытаясь разжечь столь необходимый огонь: было холодно. Они не услышали, как вошел Бенжамен, и даже не обернулись в его сторону. В глубине комнаты у единственного зарешеченного окна, выходившего на главную аллею, спиной к нему стоял третий. То ли слух у него был лучше, чем у остальных, то ли он поджидал кого-то, но он тотчас же обернулся и ободряюще улыбнулся молодому человеку.

Бенжамен замер в нерешительности, потом с невинным, как ему казалось, видом медленно направился к большому монаху, двигаясь вправо вдоль каменной скамьи, идущей вдоль стен комнаты. Хотя двое у очага и не обращали на него никакого внимания, он предпочел не обнаруживать до поры до времени цели своего пути и ступал медленно, заложив руки за спину, временами останавливаясь, словно для того, чтобы полюбоваться расписным потолком и деревянными резными панелями, служившими спинкой для каменной скамьи.

Было очевидно, что Бенжамен еще не до конца овладел искусством выдавать запланированное свидание за случайную встречу, особенно в столь тесном помещении, но брат Бенедикт, внимательно следивший за всеми маневрами, вынужден был признать, что он очень старался.

Как только послушник достаточно приблизился, большой монах вежливо поприветствовал его, кивком головы приглашая присесть в одной из ниш, расположенных по обе стороны окна. Там напротив друг друга стояли прикрепленные к полу скамьи, располагавшие к уединенной беседе. Бенжамен присоединился к брату Бенедикту, украдкой бросив взгляд на тех двоих, по-прежнему занятых дровами.

Но в комнате было так тихо, что братья начали разговор со вполне обыденных тем. Минут пятнадцать им пришлось обсуждать недавние заморозки и прочую ерунду, пока наконец в зал не вошла группа оживленно болтающих монахов. Только тогда они рискнули заговорить о том, что их действительно интересовало.

Бенжамен начал первым, сообщив, что почти ничего не нашел. Он решил, что для того, чтобы получить как можно больше информации, роль не слишком проницательного послушника подойдет как нельзя лучше. Надо было вынудить большого монаха заговорить, скрыв от него приложенные усилия. Слишком явный интерес мог вызвать у того подозрения, выдать наличие другой находки, возможно, гораздо более важной.

Но брат Бенедикт ответил, что если он не нашел почти ничего, то решение скрывается в этом самом «почти». Бенжамен сразу понял, что ему ничего не удастся вытянуть из старшего товарища, и первым раскрыл свои карты.

Брат Бенедикт выслушал его очень внимательно.

8

Бенжамен подробно рассказал о тех двух противоречиях, которые ему удалось обнаружить. Он понимал, что упустил что-то важное, и чувствовал себя неловко. Он с тревогой ждал комментариев брата Бенедикта и сразу же заметил промелькнувшую в его глазах искру разочарования.

Но большой монах тотчас же успокоил и вполне искренне похвалил молодого человека. Казалось, он был даже удивлен тщательной работой, которую провел его собрат. За столь короткое время он, сам о том не подозревая, выявил две важные детали, имевшие непосредственное отношение к тайне.

Прежде чем продолжить, монах долго молча смотрел на юношу.

— Вы слишком скромны, брат мой, — прошептал он, — я не назвал бы вашу находку «ничем». Как я уже говорил, незначительные на первый взгляд детали так удивили вас, что вы их запомнили. Конечно, их одних недостаточно, но вы сможете по достоинству оценить свои открытия, когда я расскажу вам о том, что называю «моим доказательством». Сразу должен предупредить: оно не безусловно, сомнения остаются, однако я рассчитываю найти новые данные, которые смогут его подкрепить.

Бенжамен напрягся. Неужели большой монах хотел сказать, что знает — у него, послушника, есть что-то, что неизвестно ему? Пауза скорее всего сделана нарочно, чтобы дать ему время подумать над словами собеседника…

Наконец большой монах прервал затянувшееся молчание.

— Я не дал вам в прошлое воскресенье ключ к разгадке, потому что не хотел, чтобы вы среагировали на эту историю так же, как и все остальные. Понимаете, когда я понял, что наткнулся на что-то, что следовало бы исследовать подробнее, я стал рассказывать об этом всем и каждому. Но никто, понимаете, никто мне не поверил. Мне сказали, что я зря теряю время, что даже если в этом есть зерно истины, не стоит копать дальше. «Подумай, какой разразится скандал!» Некоторые так перепугались, что казалось, они знают о происшедшем гораздо больше, чем я. Мой дорогой друг, моя история навевает ужас. Она произошла больше восьмисот лет назад, о ней почти ничего не известно, но она навевает ужас.

Брат Бенедикт сделал еще одну паузу.

— Тогда-то я все понял. Во-первых, убедился в том, что если я хочу, чтобы кто-нибудь меня наконец выслушал, он должен сам обнаружить несоответствие, отыскать сведения, на которых основывается мое утверждение. Поэтому в разговоре с вами я не стал повторять своих прежних ошибок и сразу же раскрывать вам все, что знаю. По вашим глазам вижу, что действовал правильно. Вы меня слушаете, вы слушаете меня потому, что сами о чем-то догадываетесь. Может быть, вы уже на моей стороне! У всех, к кому я обращался со своими сомнениями, была одна и та же реакция. Их убежденность, их вера и их страхи оказались сильнее. Они все еще дают моей истории обескураживающе легкомысленное объяснение — «плод моего воображения», «ошибка, случайность». Все говорят одно и то же, это ведь так удобно. Они не хотят искать и, самое главное, не желают мне поверить.

Во-вторых, я понял, что надо быть очень осторожным. Едва я начал расследовать тайну отца де Карлюса, как вокруг меня сгустилась атмосфера недоброжелательности. Ваш нынешний напарник, брат Рене, с самого начала принялся вставлять мне палки в колеса. Теперь, когда он оставил свой пост библиотекаря, я могу вздохнуть свободнее. Но поверьте, он делал все, чтобы помешать мне. Как будто случайно нужные мне книги оказывались на руках или просто исчезали! Цензура, настоящая цензура!

И наш почтенный настоятель туда же! Как только он узнал, что я интересуюсь историей этого аббата, у меня тотчас прибавилось срочной работы. Не отрицаю, работа действительно срочная: многие наши здания находятся в плачевном состоянии, — однако было время, когда материальные заботы не имели такого большого значения. Понимаете, когда я на стройке, то не могу, естественно, рыться в библиотеке. Это их успокаивает. Они думают, что все пройдет само собой. — Тут брат Бенедикт тяжело и устало вздохнул, склонился еще ближе к юноше и лукаво шепнул: — Они ошибаются.