Белый камень - Жиль Николе

Оторвав взгляд от пергамента, Бенжамен медленно произнес вслух слова, показавшиеся ему самыми ужасными: «…non cognoscunt potestatem quam excitarunt, potentiam quam renasci fecerunt, mortuum quem resuscitarunt».[1]

От этих слов его пробрала леденящая душу дрожь.

5

Бенжамен читал и перечитывал текст, пытаясь прийти к какому-нибудь выводу. Но ничего не получалось, наоборот, возникали все новые и новые вопросы. Его очень смущала одна деталь: когда речь шла о подсудимом, автор употреблял не женский род и не мужской, как можно было ожидать, а средний, использовавшийся, как правило, для обозначения животных и предметов.

Это казалось по меньшей мере странным, поскольку предполагалось, что осужденный заговорит и назовет имя своего сообщника.

Может быть, брат Рене и знал, как объяснить подобное несоответствие, однако молодой человек никак не мог решить, стоит ли ему прибегать к помощи старика или это преждевременно.

Остаток дня он провел, перекладывая в ящиках самые древние документы в надежде отыскать недостающие страницы. Но тщетно. Похожие подмоченные снизу листы, которые ему удалось раскопать, были совсем другого формата и, судя по всему, ничего таинственного не скрывали.

Ночь Бенжамен провел без сна. Он никак не мог решить, следует ему говорить о своей находке библиотекарю или нет. То ему казалось, что торопиться не стоит, то, наоборот, его терзало странное чувство вины в том, что он до сих пор не сделал этого.

Наутро, так ничего и не решив, он занялся решением другой задачи, показавшейся ему еще более важной.

Возможно ли было, чтобы этот суд состоялся в монастыре? Вопрос был вполне закономерен, потому что, хотя в тексте и упоминались «обеты» и «кельи», его пребывание в архиве еще не доказывало, что он имеет какое-либо отношение к общине. Монахи могли с чистой совестью использовать пергамент, не подозревая о существовании таинственной исповеди.

Чтобы убедиться в этом, Бенжамен направился в библиотеку. Он уже имел возможность оценить произошедшие там после пожара изменения, но сейчас, открыв дверь, испытал прилив благодарности к братьям, которым было поручено по-новому расставить книги. Результат оказался просто великолепным, и Бенжамен никак не мог понять, как, черт побери, им удалось преобразить непроходимый лабиринт брата Рене. Размер комнаты остался прежним, а количество утраченных томов само по себе не могло объяснить, откуда взялось столько свободного места! Все дело было, наверное, в стеллажах, изготовленных братом-столяром. Они были выше и глубже прежних и вмещали вдвое больше книг.

Но главным образом ощущение пространства и свободы шло от весьма своеобразной расстановки фонда. Ряды стеллажей шли от углов комнаты к ее центру так, что середина оставалась свободной, и там поставили большой письменный стол. На нем стояли пронумерованные ящички с каталожными карточками, позволявшими самостоятельно отыскать нужный том. Это было пока еще делом будущего: один из братьев еще продолжал проставлять шифры.

Однако Бенжамен полагал, что ему не составит большого труда отыскать интересующие его книги. Их спрашивали часто, так что и описать должны были в первую очередь. Искать следы таинственного процесса, который и в самом деле мог иметь место в их обители где-то около 1229 года, следовало, конечно, в знаменитых монастырских «Хрониках».

С самого момента основания монастыря все пятьдесят два аббата, сменявшие друг друга на этом посту, вели дневники. Начало этой традиции положил отец Петр, знаменитый основатель обители. Ежедневные записи, весьма неравнозначные в том, что касалось затрагиваемых тем, были полны неоценимых сведений для всякого, кто хотел узнать, что происходило в монастыре в тот или иной день. Все знали, что монахи изучали «Хроники» не только в научных целях. Часто их брали просто для развлечения.

Там можно было найти наряду с информацией о важных событиях самые разнообразные сведения о повседневной жизни обители. Все зависело от личности составителя. Для некоторых дневник служил обыкновенной памяткой, другие настоятели, гораздо более многословные, подробно описывали внешность и характеры насельников, иногда позволяя себе весьма рискованные замечания. Интерес братии к этим сборникам во многом объяснялся именно наличием в них пикантных и живописных подробностей.

Иногда, заходя в кабинет отца Антония за ключом от архива, Бенжамен заставал последнего за составлением собственной хроники. Ритуал повторялся неукоснительно: настоятель дописывал абзац и торопливо прятал драгоценную тетрадь в шкаф, который никогда не забывал запереть на ключ, поскольку по существующим правилам «Хроники» каждого аббата становились достоянием братии только после кончины их автора.

К счастью, ни один из пятидесяти объемистых томов при пожаре не пострадал. За время своего пребывания в монастыре Бенжамен уже успел пролистать некоторые, беря наугад с отведенной для них полки. Но сейчас ему нужен был конкретный том, восьмой. Это были «Хроники» отца Амори, которые тот вел с мая 1226 года по март 1264-го.

Молодой человек полагал, что интересующий его процесс имел место не позже 1229 года, так что его интересовали лишь первые три года правления этого настоятеля. Отец Амори был образцовым хроникером. Настоятель находил что сказать о каждом дне, дарованном ему Господом. Но отдавая ему должное, все же следовало признать, что не всегда то, что он писал, было интересно. Но Бенжамена такая скрупулезность приводила в восторг, поскольку придавала уверенность в том, что аббат не забыл бы упомянуть такое важное событие, как суд, буде оно имело место во время его правления.

Однако уже вечером, прочитав записи не только за 1229 год, но и за несколько последующих, Бенжамен убедился, что в «Хрониках» нет и намека на какое-либо судилище. На следующий день молодой человек принялся изучать «Хроники» предыдущего настоятеля, отца де Карлюса, охватывающие период с 1213 по 1226 год. Этот настоятель проявлял большую сдержанность, однако вел свои записи достаточно методично и подробно и никак не мог, казалось Бенжамену, упустить что-то важное. Бенжамен не успел днем дочитать отчет о тринадцатилетнем правлении и захватил книгу с собой в келью, спеша поскорее закончить.

Перевернув последнюю страницу, он вынужден был признать, что, прежде чем делать какие-либо выводы, придется углубиться в еще более далекое прошлое.

Его разбудил звук семичасового колокола, и послушник понял, что пропустил утреннее богослужение. Бенжамен зажег свечу и, не удержавшись, снова взял в руки книгу, лежавшую на тумбочке у кровати. Он много часов провел с этим томиком в руках, но впервые обратил внимание на обложку. Кожаный переплет украшало изображение Богоматери с Младенцем Иисусом на руках — тонкая стилизация под резьбу. Склонившись, юноша прочел окружавшую образ надпись: «Virgo Maria, misere populi tui et laborum suorum».[2]

Он несколько раз прочел эту фразу вслух, прежде чем обратил внимание на ее странный вид. Каждое слово молитвы было взято в рамочку, и все выстроились вокруг Богоматери, образовав круг, в центре которого была она. Кирпичи, образовавшие замкнутую стену. Было бы жаль пройти мимо такого совпадения.

Бенжамен решил более подробно изучить «Хроники», принадлежавшие перу достопочтенного отца де Карлюса. Выйдя из трапезной, он отправился к брату Рене не для того, чтобы рассказать старику обо всем, а дабы спросить совета, что прочесть об интересующем его периоде.

Старому монаху стало немного лучше, но чувствовалось, что облегчение временное. Однако Бенжамен совершенно искренне пожелал ему скорейшего выздоровления. После нескольких обычных в таких случаях фраз он перешел к цели своего визита. Бенжамен говорил, не умолкая, чтобы не дать брату Рене возможности задать вопрос о том, чем он сейчас занят.

Лучше было избежать необходимости отвечать, чем лгать. Он честно признался, что мало знает о первых веках после основания обители, и почтительно попросил старика порекомендовать работы, которые могли бы просветить его относительно организации монашеской жизни того периода. Бенжамен объяснил, что слабое представление об историческом контексте может сказаться на качестве его переводов. Умение оценить документ, определить его ценность и значение должны, безусловно, влиять на качество его копирования и интерпретации. Именно поэтому он посчитал, что невозможно и дальше пренебрегать историей.

Такая жажда знаний и стремление к совершенству произвели на брата Рене столь сильное впечатление, что он, не задумываясь, согласился помочь воспитаннику. К тому же старый библиотекарь был глубоко тронут тем уважением, которое выказал юный ученик, обратившись в первую очередь к нему, немощному и больному.

Дрожащей рукой он записал названия нескольких книг, которые считал абсолютно необходимыми, посоветовав не забывать о «Хрониках». Послушник поблагодарил библиотекаря и не стал более утомлять того своим присутствием.