Дьявол знает, что ты мертв - Лоренс Блок

Мне казалось, что мы отлично подходили друг другу по обоим параметрам, но прежде чем я сумел убедить ее в этом на практике, она заявила о невозможности наших дальнейших отношений. По ее словам, она уже однажды обращалась к анонимным алкоголикам, а сейчас преисполнилась решимости сделать новую серьезную попытку, и простой здравый смысл подсказывал: невозможно наладить трезвый образ жизни, если якшаешься с горьким пьяницей. Я пожелал ей удачи и оставил в мире церковных подвалов и бодрых, но дурацких, по моим представлениям в ту пору, лозунгов.

Но прошло совсем немного времени, и мне тоже пришлось искать дорожку в тот мир. Пару раз меня откачивали в реанимации, потом я лежал в больнице с сильнейшей алкогольной интоксикацией. У меня находилось достаточно силы воли, чтобы не пить несколько дней подряд, но в конце концов я неизменно покупал бутылку и устраивал себе праздник в честь собственной трезвости.

Однажды ночью я оказался у нее на пороге, не в силах придумать другого способа, как дожить до утра и напиться. Она дала меня кофе и позвонила переночевать на диване в гостиной. Через пару дней я вернулся, и спать на диване одному мне уже не пришлось.

Обычно советуют не начинать серьезных отношений на ранней стадии трезвого образа жизни, сохраняя стабильное эмоциональное состояние, и я верю, что это правильно. Но мы каким-то образом ухитрялись не пить, и пару лет составляли друг другу трезвую компанию. Вместе мы никогда не жили, но было время, когда я гораздо чаще ночевал у нее, нежели у себя дома. Она освободила пространство в гардеробе для моих вещей и выделила часть стенного шкафа. Со временем многие мои знакомые привыкли, что меня нужно искать у Джен, если не заставали в гостиничном номере.

Так продолжалось достаточно долго. Иногда нам было хорошо вместе, порой – очень плохо, но однажды настал момент, когда мотор наших отношений стал скрежетать и кашлять, а потом заглох, полностью износившись. Впрочем, скорее, у нас обоих просто кончилось топливо. Мы не ссорились и не устраивали из случившегося трагедии. Нельзя даже было применить штампованную формулировку, что мы не сошлись характерами. Но любовь кончилась, истощив саму себя – это факт.

– Мне необходимо поговорить с тобой, – сказала она теперь.

– Выкладывай, что там у тебя.

– Мне нужна помощь, – сказала она, – но я не хочу обсуждать это по телефону. Ты можешь приехать ко мне?

– Конечно, – ответил я, – но только не сегодня. У нас с Элейн есть планы на нынешний вечер.

– Я ведь знакома с Элейн, верно?

– Да, вы с ней встречались.

Как-то в субботу мы бродили по картинным галереям в Сохо и в одной из них натолкнулись на Джен.

– По-моему, это случилось месяцев шесть назад.

– Нет. Раньше. Я встретила вас на выставке Руди Шииля в галерее Полы Кэннинг, а вернисаж прошел в конце февраля.

– Боже, значит, уже так давно? Как летит время! Не успеваешь замечать.

– Точно, – сказала она. – Со мной та же история.

Разговор завис. Мы немного помолчали.

– Так вот, – сказал я, – сегодняшний вечер исключается. Насколько у тебя все срочно, Джен?

– Насколько срочно?

– Да. Потому что я могу сорваться к тебе прямо сейчас, если это действительно очень важно. Но если дело терпит до завтра…

– Завтра меня вполне устроит.

– Ты все еще посещаешь субботние встречи на Форсит-стрит? Я мог бы встретиться с тобой там.

– Боже, я не бывала на Форсит-стрит целую вечность. И вообще, мне бы не хотелось увидеться с тобой на собрании. Будет лучше, если ты приедешь сюда, если не возражаешь.

– Ничуть. Назначай время.

– Назначай сам. Я буду дома весь день.

– В два?

– В два будет прекрасно.

Повесив трубку, я продолжал сидеть на краю постели, гадая, какая помощь ей от меня потребовалась и почему она не могла просто все решить по телефону. А потом сказал себе: ты скоро все узнаешь, и если честно, то не очень-то тебя это волнует, иначе ты бы уже находился в пути к ней. У меня не оставалось никаких важных дел до встречи с Элейн чуть позже. Завтра по спортивного каналу показывали бой в первом полусреднем весе за звание чемпиона мира, который я хотел посмотреть, но поскольку никто не назвал бы его «боксерским поединком столетия», ничего страшного, если я пропущу его.

Я снова снял трубку и набрал номер, начинавшийся с цифр 718. Ответил мужчина, и я попросил к телефону мистера Томаса.

– Мистера Томаса? – переспросил он. – Или же вам нужен Том?

Я проверил записки с сообщениями, переданные мне с гостиничной стойки.

– Здесь сказано, что мне звонил мистер Томас, – сказал я. – Однако сообщения для меня бывают точными или не совсем в зависимости от того, кто их записывает. Меня зовут Мэттью Скаддер, и некий мистер Томас просил перезвонить ему по вашему номеру.

– А, тогда все правильно, – сказал он. – Теперь я сообразил, что произошло. Это я вам звонил, но в отеле сделали ошибку в имени. Я назвал себя не «Томас», а «Том Эс», понимаете?

– Должно быть, мы знакомы по собраниям?

– Вообще-то вы едва ли знаете меня, – ответил он. – И если честно, я не на сто процентов уверен, что звоню именно тому человеку, который мне нужен. Позвольте кое о чем вас спросить. Вы когда-нибудь выступали на собрании под девизом «Здесь и сейчас!»?

– «Здесь и сейчас!»?

– Да, это группа в Бруклине. Мы встречаемся по вторникам и пятницам в лютеранской церкви на Герритсен-авеню.

– Теперь вспомнил. На том собрании выступали три оратора, и был еще парень по имени Куинси со своей машиной, чтобы доставить нас на место. Но мы заблудились и едва не опоздали к началу. Только с тех пор прошло, должно быть, года два, не меньше.

– Точнее, почти три. Дату я хорошо запомнил, потому что тогда как раз отмечал свои первые девяносто дней трезвости. Я даже объявил об этом на весь зал, и мне много аплодировали.

Я с трудом сдержал порыв поздравить его.

– Позвольте мне убедиться, что я связался с нужным человеком, – продолжал он. – Вы служили в полиции Нью-Йорка, но потом ушли и стали частным детективом?

– У вас хорошая память.

– Была. Сейчас я слушаю чью-нибудь историю и уже через десять минут ничего не помню. Но в первые месяцы запоминаешь каждого надолго, настолько глубокое впечатление они на тебя производят. А в тот вечер, когда выступали вы, я жадно ловил каждое слово. Позвольте поинтересоваться: вы все еще продолжаете заниматься частным сыском? Работаете детективом по найму?

– Да, продолжаю.

– Хорошо. Я очень надеялся на это. Послушайте, Мэтт… То есть простите, мне можно называть вас просто Мэтт?

– Почему бы и нет? – ответил я. – А я буду звать вас Томом, поскольку вы так, собственно, и представились.

– Господи, верно. Я до сих пор не назвал вам своей фамилии. Даже не знаю. Как-то глупо все получается. Наверное, мне и следует начать наш разговор со своей фамилии. Эс – это так я сократил Садецки.

Я на какое-то время потерял способность соображать. Потом до меня дошло:

– О! Вот оно что!

– Джордж Садецки – мой брат. Я не хотел сразу называть свою фамилию… Просто потому, что не хотел. Только не подумайте, будто я стыжусь брата. Потому что это не так. Для меня он всегда был героем. В какой-то степени остается им даже сейчас.

– Но, насколько я понимаю, для него настали тяжелые времена.

– У него тяжелые времена тянутся уже годами. С ним не все в порядке еще с той поры, когда его вернули из Вьетнама. Нет, конечно, у него возникали некоторые проблемы и раньше. Нельзя все сваливать на войну, но одно неоспоримо – война очень сильно повлияла на него, в корне изменила характер. Поначалу мы ждали, что постепенно его жизнь войдет в нормальную колею. Думали, он сумеет взять себя в руки и справиться с трудностями. Но прошло уже больше двадцати лет, черт побери, и давно стало совершенно ясно: ничто не изменится к лучшему.

Поначалу он пытался устроиться на работу, но нигде подолгу не задерживался. Не умел ладить с людьми. Нет, он никогда ни с кем не дрался, ничего подобного не было. Просто не мог ужиться с другими сотрудниками.

А потом его уже никуда и не принимали, потому что он усвоил очень странную манеру поведения, начал часто корчить свои страшные гримасы и совершенно перестал следить за собой, то есть опустился на самое дно. Я знаю, что ваша группа собирается на Девятой авеню, и вы живете там неподалеку. Быть может, вы знакомы с Джорджем?

– Я знаю его только в лицо. Видел несколько раз на улице.

– Тогда вы понимаете, о чем я говорю. Он не мылся, не менял одежду и, конечно, отпустил неряшливые патлы и бороду. Покупать для него одежду было пустой тратой денег, потому что он носил одну пару брюк, пока она буквально не разваливалась на нем, хотя в шкафу у него висели шесть пар новых.

Он словно выбрал для себя такую жизнь совершенно сознательно, и ничто не могло заставить его измениться. А ведь у него есть жилье. Вы, наверное, не знаете об этом? Хотя откуда вам знать такие подробности. На него навесили ярлык бездомного. Только и твердят об этом. На самом же деле у него есть подвальная комнатушка на Пятьдесят седьмой улице. Он сам подобрал ее для себя и аккуратно вносил плату.