ДМБ - Иван Охлобыстин

– Соболезную, мадам, – сказал он гражданке, – ваши чувства близки мне.

– Вы тоже пережили подобное? – тут же откликнулась она, внимательно разглядывая молодого человека.

– Нет, но очень надеюсь пережить, то есть наоборот, – запутался Штык.

– Я понимаю вас, – помогла ему гражданка и представилась первой, – Лариса. Вдова Петра Алексеевича.

– Владислав, вдовец Зинаиды Петровны, – поклонился Штык и предложил, – А не прогуляться ли нам, Лариса, осмотреть местные достопримечательности, излить посильно друг другу горе?

– Конечно, – согласилась она, повторила вслух, – Излить посильно….! – и предложила – Здесь есть такие забавные склепы. Прошлый век. Мрамор.

– Обожаю склепы, – вздохнул бывший студент и взял молодую вдову под локоть.

Пока Штык знакомился с достопримечательностями погоста города Икс, Бомба пытался приручить стаю жирных кладбищенских собак, которые весело метались по долине. Для этой цели он сколотил из досок крупную клетку с коварной, самозакрывающейся дверью. В центр клетки Бомба поставил миску с помоями и сел неподалеку в ожидании. Однако хитрые млекопитающиеся не торопились попасть в ловушку.

– Сразу говорю, – предупредил я своего вечно голодного дружка, – Я собак жрать не буду. Я живых собак люблю.

– Хозяин-барин, – зло огрызнулся тот и посмотрел в сторону кладбища, – где этот Штык – гад? Небось, сам все стрескал.

Напрасно Бомба осуждал бывшего студента, тому было не до еды. Вместе с безутешной, но на данный момент обнаженной вдовицей, он прыгал на могиле действительного статского советника Бергольца, безвременно почившего от грудной жабы в 1872 году.

– Какой вы прямо ненасытный гардемарин! – стонала одинокая женщина.

– Надышаться можно только ветром, – поддакивал ей строкой великого русского поэта наш герой.

День прошел незаметно. Солнце екнуло за горизонт и на его место выползла нахальная луна. Мы быстро перекусили принесенными с погоста Штыком яйцами и конфетами.

– Нет, положительно в армии есть свои плюсы, – разглагольствовал Штык, – с солдата взять нечего, от этого искренность отношений.

– И режим опять же, – засовывая по три яйца себе в рот, поддержал Бомба.

– В армии главное не упустить! – глубокомысленно резюмировал коптер.

– Спать пойду, – решил я, и пошел.

Мне снились братья Алиевы, уплывающие на плоту под красным парусом вдаль. – Чудом ушли! – шепнул напоследок Максуд. – Ой, чудом! – вторил ему Улугбек. – Бывайте, Ихтиандры хуевы! – крикнул я им и проснулся.

За окном стрекотали несносные цикады. Я потер взмокшую грудь, вышел из вагончика на во двор покурить и обнаружил, сидящего на ступеньках, коптера. Он печально нюхал тряпку и таращился на звездное небо.

– Не спится, товарищ дембель? – почтительно поинтересовался я, в душе искренне желая ему скорой и страшной смерти.

– На том свете успею, – словно читая мои мысли, ответил Либерман, – я размышляю о жизни и ее смысле.

Неожиданно где то далеко в долине раздался злобный, душераздирающий вопль.

– Ишь, как мается! – многозначительно крякнул коптер.

– Кто!? – испугался я.

– Черный дембель! – поднял к звездам узловатый палец Либерман.

– Товарищ коптер, а что это за черный дембель?

– О! Это очень старая история. В одной артиллерийской части под Киевом служил один дембель.(У одинокой березки в поле стоит дембель ) И оставалось ему служить три дня и три ночи. Очень дембель любил медсестру Олесю из соседнего с частью хутора. Должны они были пожениться. ( Через распаханное поле бегут голые дембель и Олеся. На нем сапоги, а на ней фата ) А в части еще служил один прапор. ( У пожарного щита стоит прапор и смотрит на топор ) Гад редкий. Он тоже на Олесю глаз положил. ( Олеса бежит голая через поле в фате, но уже одна ) И как то ночью, когда дембель уснул, прапор подкрался к нему с красным пожарным топором и отрубил голову. ( Дембель спит на стогу, круг полной луны перекрывает черный силуэт топора. Долго катится отрубленная голова дембеля через поле ) Послали дембеля в гробу с пришитой головой домой. Написали, мол погиб ваш сынок за родину – с дерева упал на топор. ( Окровавленная рука прапора кладет в почтовый ящик конверт с печатью )

Прошло два года. Отплакала Олеся все слезы и за прапора-душегуба замуж собралась. ( Через поле поле бежит голая Олеся в фате и прапор в фуражке) Во общем собрались свадьбу играть. Собрались все: и комполка пришел и замполит, и прапоровы дружки. ( В мазанке накрыт праздничный стол, за столом гости и молодые. ) Тут стук в дверь. ( Все гости смотрят на дверь. Со стены срывается и падает на пол крынка с молоком ) Входит какой то мужик в капюшоне и блюдо с крышкой несет. ( Входит странная фигура в черной плащпалатке ) Поставил на стол перед молодыми. Те крышку открыли и видят – это дембельская голова отрубленная. (Голова на блюде лежит в листах салата, обложенная резанной морковкой )

– Ты кто!? – крикнул прапор незнакомцу. ( Крупный, неприятный рот прапора )

И с тех пор черный дембель ходит по свету, ( Через поле, через которое все бегали голые бредет ночь темная фигура) ищет новую невесту, и нет его черной душе покоя. – коптер замолчал, понюхал тряпку и закрыл глаза.

– Да, лажа, – неопределенно отреагировал я и пошел дальше спать.

Такая вот армейская драма – Шекспир и племянники. Тут хоть вывернись, а все идет по накатанному сюжету. И жизнь, и слезы и любовь. Не ко сну сказано. ( Пуля, зевая и сплевывая через левое плечо, идет к вагончику )

И о любви. После триумфального появления Штыка на кладбище женская половина города Икс, естественно ее вдовья половина, собралась в городской библиотеке вокруг вдовы Петра Алексеевича. ( Вешалка библиотеки, на ней висят дамские шляпки с рюшками и зонтики)

Неизвестно что именно рассказывала та, но при этом румяная вдовица заразительно гоготала и производила разные хитрые жесты, из серии, как рыбаки показывают пойманную ими накануне щуку.

И наступила суббота. С раннего утра на двух «Уазиках» приехали ребята из хозвзвода. Деловито переругиваясь, они быстро приделали к торчащей из земли, ржавой водопроводной трубе финский хромированный кран, покрасили из наспинных, помповых распылителей, вагончик в желтый цвет, а жухлые лопухи у дороги – в зеленый.

Сразу после их отъезда с фермы привезли поросенка и поместили в печально пустой клетке ловушке. В воздухе носился страшный дух праздника.

Но случилось непоправимое – пока мы все отсыпались, вконец обалдевший от голода, Бомба тайком выбрался из вагончика, ( На безмятежно лежащую свинку ложится зловещая тень Бомбы ) быстро развел костер, бесшумно удавил свинку, обжарил ее и сожрал. ( На земле лежит обглоданный начисто скелетик свинки и удаляется тень Бомбы )

– Мать моя женщина! Кого же батя тиранить будет? – озадачился Либерман.

– Я во всем сознаюсь, – предложил грустный, но сытый Бомба.

– Тогда он тебя расстреляет на месте и отошлет назад, бандеролью, с диагнозом – скоропостижная кончина от дизентерии, – сказал генетически сообразительный коптер, – лучше мы тебя вместо свиньи по кустам пустим. Будешь шуршать – типа хряк.

– А стрелять он будет? – уточнил я.

– Как же, – кивнул Гера и успокоил, – но он, бывает, и промахивается, но редко.

– Лучше не придумаешь, – поддержал задумку Штык, собираясь на кладбище.

– Мне это все не нравится, при таких рамсах обычно и свидетелей валят – признался я и предложил, – давайте, может, я на ферму схожу и попытаюсь еще одного порося взять.

– Бесполезно, – пожал плечами коптер, – эти не дадут. У них завхоз – сыроед. Фюрер – кличка. Сам из Харькова.

Талалаев с друзьями прибыл на закате. Друзья оказались генералом авиации и контрадмиралом флота. Авиатор прибыл на красной «Волге», моряк на белой, батя предпочитал синюю.

После непродолжительного чаепития генералы перешли на пиво, ну а потом своей участи и водка не избежала. ( Генералы садятся за стол с самоваром, брезгливо нюхают содержимое и выплескивают на землю. Взамен наливается водка )

По достижении начальством гвардейской кондиции, адъютант Талалаева вытащил из багажника Волги пулемет Дегтярева и вложил бате в руки.

– Выпускай хряка! – скомандовал он.

– Прощай, Бомба! – попрощались мы с сослуживцем.

– Он встал на карачки и натужено ускакал в кусты.

В полукилометре от генералов качнулись кусты и послышалось озабоченное хрюканье. Под одобрительные возгласы товарищей Талалаев обрушил на кусты шквал огня. Хрюканье сменилось визгом и затихло.

– Хана толстому духу! – равнодушно заметил коптер и присел на ступеньки вагончика.