Последний Фронтир. Том 1. Путь Воина - Вероника Мелан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако сейчас был не вечер, а жаркий полдень и один из тех моментов безделья, когда можно прикрыть глаза и ни о чем не думать – покемарить, послушать, как гудят в траве за окном цикадные провода, почувствовать на щеке ласковое касание солнечного луча, ощутить на затылке любопытный взгляд далеких облаков, «повисеть» в пространстве.
– Мор, нам через час нужно идти. Женщина.
– Что – женщина? – спросил он, полусонный.
– Ей предстоит нелегкий выбор.
– Им всем предстоит нелегкий выбор. Не сейчас, так завтра.
Брюзжать он любил почти так же сильно, как и бездельничать.
– Через час она будет на мосту – оттуда расходятся ее линии судьбы.
– Пусть прыгнет с него, и делов-то.
– Мор.
– Что, Мор? Да пойду я, пойду. Но ведь еще через час?
Он приоткрыл веки лишь до щелок, чтобы убедиться, что Мира уже там – мысленно уже рядом с несчастной.
– Хочешь отговорить ее прыгать?
– Она не прыгнет.
– Тогда не пойдем?
– Пойдем.
Он вздохнул. Перед походом нужно будет снова поесть крендельков.
Любовь в очередной раз надеется победить. А тьма попробует не дать свету просочиться наружу – обычная битва, обычный спор. Обычный день.
Ринт-Крук.
Под штанами и ладонями отсыревшие доски моста; внизу река. Журчала, булькала на перекатах, несла вдаль прозрачные и холодные воды, облизывала укрытые туманом берега.
Белинда слепо смотрела вниз и мерзла. Она мерзла давно, все время, всю жизнь, вот только ощутила это только теперь – сидя на старом, забытом Создателем мосту, затерянном меж двух безымянных гор.
У реки нет ни прошлого, ни будущего – есть просто поток, который несется из ниоткуда в никуда, чтобы когда-то и где-то зайти на круг – однажды испариться, пролиться дождем, вернуться в землю и из подземного источника вновь стать ручьем, а после рекой. Безымянной рекой в безымянном месте. Бессмысленно. Бесконечно. Пусто, холодно.
У нее тоже нет ни прошлого, ни будущего. Есть просто Белинда – не разум, – неспособное мыслить тело. Два глаза, две руки, две ноги… Разбитый нос, куча синяков, саднящие ребра и кровоподтеки на лице.
Лин едва помнила, как добралась сюда. Сложнее всего было встать, чтобы попить воды, – ванная казалась далекой, как противоположный океанский берег, а разбитые ладони опухли так, что она едва ли могла на них опереться. Пришлось терпеть – дрожали колени, плавала перед глазами комната, болело горло.
Каким-то непостижимым образом Килли ничего не сломал ей – специально рассчитывал силу ударов? Вряд ли – просто повезло. А, может, сломал, но она пока из-за шокового состояния этого не ощутила. И не хотела ощущать, как не хотела больше думать. Зачем поднялась с залитого собственной кровью ковра, для чего? Почему не умерла? Куда теперь, куда? Белинде не хотелось более ни жить, ни существовать – даже злобный, как осенняя муха, мозг вдруг отключился и перестал задавать свои бесконечные изводящие вопросы. Так легче. Пусть так будет всегда – тишина в голове, тишина в сердце, отсутствие каких бы то ни было чувств.
Кажется, река потихоньку смывала боль, или же ее скрадывал холод.
Как быстро человек способен замерзнуть до смерти? А растерять последние силы от голода?
Вода под мостом журчала равномерно, даже ласково. Шумели вокруг сосны, поскрипывали стволы, и единственным сухим местом в округе оставались лишь ее глаза.
О чем плакать? Зачем?
Просто одна на мосту, просто избита, просто жизнь не удалась. Без денег, без дома, без тепла внутри. Плачут – это когда есть о чем. А если уже все потеряно, не плачут. Поздно.
Менее всего ей хотелось думать о том, что будет дальше, – вообще принимать какие-либо решения. Хорошо, когда пусто и когда не надо решать. Хорошо быть безымянным человеком, которому некуда идти.
Крохотная оставшаяся в живых часть Белинды страшилась собственного состояния – нужно как-то ожить, вновь почувствовать эмоции и прилив сил, хотя бы разозлиться на того же Килли, но эмоции не шли. Внутри нее молчал проржавевший и лишившийся бензина мотор – пытаешься завести его – чух-чух, а дальше полный штиль. Ни искры, ни дымка, ни скрипа шестерней. И плакать хотелось не глазами, а сердцем – Джордан исполнил высшее предназначение – не убил ее тело, но убил душу.
С тихим стоном Белинда накренилась вбок и обняла шершавую и влажную опору перил, прижалась к ней щекой, неверным движением стерла со щек дождевую морось. На секунду допустила слабовольную мысль – а если качнуться вперед? Хватит ли высоты?
Хмуро взирал на сидящую на мосту женщину дикий и хвойный Ринт-Крук; монотонно плескала внизу вода.
Она заснула. Или просто смежила веки?
Очнулась от того, что кто-то находился рядом – люди? Не услышала шагов… стыдно. Сейчас к ней пристанут с глупыми расспросами – девушка, вам плохо? Если вообще опознают в ней девушку. Белинда вновь прикрыла глаза – пусть все просто уйдут, оставят ее в покое, позволят мерзнуть здесь в безмыслии и далее. Пусть она станет для всех невидимкой, пусть…
– Это точно женщина?
Вопросил слева от нее мужской голос, и Лин вздрогнула, а после одеревенела – превратилась в продолжение моста.
Она женщина – да, – только избитая, стриженая и поломанная. Уходите, уходите все…
– Женщина, – подтвердил незнакомый мягкий голос. На этот раз справа от нее. Женский.
Уходите!
Не хотелось поворачиваться, не хотелось видеть вопросительных и сочувствующих взглядов и совсем не хотелось раскрывать рта. Уходите…
Почти минута тишины; шум сосен, бульканье реки, плеск волн у пологих берегов.
Ну, где он, вопрос – вам плохо? Ей плохо – разве не видно? И компания сейчас нужна меньше всего. Почему тихо? Все уже ушли? Или чужаки ей только померещились?
– Пять путей, – вновь произнес женский голос, и Лин едва не застонала – гости так и стояли рядом. Или сидели? Судя по звуку, они сидели рядом с ней, с разных сторон, и что-то обсуждали. – Пять возможных вариантов развития событий. И четыре из них заканчиваются ее смертью.
– Вижу.
– Хочешь уехать?
Сквозь полусонную дымку Белинда неожиданно поняла, что последний вопрос обращен именно к ней.
Уехать? Хочет ли она уехать? Куда?
Господи, ты беседуешь с незнакомцами из собственного воображения. Здесь никого нет. Тебе мерещится!
А ведь ей и правда лучше уехать. На первом же автобусе, как только доберется до вокзала. Интересно, отыскал ли Килли заначку, припрятанную за телевизором? Если нет, у нее хотя бы есть деньги на билет. Лин временно забыла о галлюцинациях и принялась нехотя размышлять о будущем. Но не успела толком начать, как чужой диалог спугнул первые связные мысли, словно стаю ворон выстрел.
– Ей нельзя уезжать.
– Путь катится.
– Если поедет в Доринг, там наткнется на завсегдатаев из бара «Трур», завяжется драка. В ответ на словесные оскорбления, они пырнут ее на улице ножом – фатальный исход.
– Это ее выбор.
– Но у нее есть еще несколько.
– Пусть делает любой – это ее жизнь, ее решения.
– Но мы здесь затем, чтобы помочь ей сделать правильный выбор.
– А какой он – правильный?
– Там, где она останется жива.
– А нужно ли?
– Нужно.
– Ну, тогда ты и наставляй. А я не против, если она помрет.
Белинда нервно сглотнула, не удержалась, открыла глаза и медленно, подспудно ожидая, что рядом окажется пусто, повернула голову вправо – она бредит, просто бредит. Свихнулась от наступившей на голову подошвы Килли…
Но рядом сидела женщина. Очень странного вида: не молодая и не старая, одетая в легкое белое платье, с узлом темных волос на затылке и будто бы чуть прозрачная. Лин проморгалась – в глаза словно засыпали песок, – присмотрелась к незнакомке внимательнее. Та созерцала речные перекаты.
– Не уезжай, – печально попросила одетая не по погоде дама, – иначе ты захочешь мстить. Убедишь себя, что это единственное, ради чего стоит жить, но это не так. Месть всегда ведет к смерти мстящего – ты лучше этого. Сильнее. Я вижу.
Лин сглотнула еще раз – на этот раз шумно. Она сходит с ума. Сидит здесь на мосту и слушает не то призраков, не то собственные бредовые галлюцинации. Рассматривает их, внимает, даже силится думать над их вопросами – все, крантец, крышка, она окончательно свихнулась после побоев.
А незнакомка, тем временем, повернулась, взглянула Белинде прямо в глаза, и той вдруг стало тепло, как никогда до того – робко, светло, удивительно ласково на душе. Будто и не было никогда расставания с Килли, дальнейшего побега, Ринт-Крука и страшной ночи. А мост – это просто сон, в котором к ней пришла… мама?
Белинда поморщилась – что за странное слово? Вхолостую щелкала память.
Кто такая ма…
– Найди своего козла, девка, и отомсти ему.
Бритая голова дернулась – Белинда, ощущая боль в шее, резко развернулась влево и наткнулась взглядом на не менее странного, нежели первый субъект из ее воображения, чужака – одетого в черный костюм мужчину. Почти лысый череп, чернее черного глаза, тонкие неприятные губы, неровная, изъеденная давней оспой кожа на лице. Лин сглотнула.