Последний Фронтир. Том 1. Путь Воина - Вероника Мелан

Теперь глаза не хотелось поднимать Белинде. Сменить бы тему, но на какую? Капал и капал за окном дождь.

– Скажите, а у Вас здесь всегда льет?

Долговязый мужчина улыбнулся.

– Почти постоянно в это время года. Нет, Вы не подумайте – Ринт-Крук замечательный, здесь бывает и хорошая погода, но больше летом. Весной тоже очаровательно – все цветет. А вот сейчас – осенью, – да, подтапливает. Но ведь тоже красиво.

Красиво? Может быть. Если есть сменная одежда, резиновые сапоги и добротный зонт. А еще красивее эти сырые вечера, вероятно, выглядят, если созерцать их изнутри маленького уютного коттеджа, сидя в кресле перед камином и потягивая горячий какао.

– А Вы давно здесь живете?

– Давно. Уже несколько лет. Переехал из шумного Пембертона.

– Не жалеете?

– Нет. Такой воздух!

Да, воздух действительно чудный, как будто даже целебный.

– Я покажу Вам окрестности, если останетесь.

Остаться? Зачем ей оставаться, где? На что жить? Устроиться в отель уборщицей? Всю оставшуюся на Уровне жизнь смотреть на строгие и неприступные холмы, ходить гулять к мосту, смотреть на реку? При условии, что сможет вылечиться и нормально ходить, а то ведь пока хромота. Нет, оставаться нет ни смысла, ни желания.

– Я не останусь.

Салат с крабовым мясом оказался, по мнению Лин, слишком жирным из-за заправки, а вот вареную картошку с котлетой она съела до последнего кусочка. И теперь чай – невкусный, горьковатый, но крепкий. Чай и тишина; перестук капель по подоконнику, скрип половиц под ножками стульев, неловкое молчание между почти незнакомыми людьми.

– А куда Вы теперь?

Куда?

И об этом она тоже долго размышляла. Корила себя на странное принятое решение, вновь изнасиловала себе мозг упреками, но сердцем знала: сделаю, как решила. Почему? Нет ответа. Может, потому что ей все равно? Потому что не важно, куда дальше, как и зачем.

– Я… Дэнни, я хочу у Вас спросить об одном месте.

– Спрашивайте. Расскажу все, что знаю.

– Холм Тин-До. Монастырь. Вы подскажете, как его найти?

Из-за стекол очков на нее взглянули крайне удивленные круглые глаза седого администратора.

– Они туда никого не пускают. Нет, Белинда, не подумайте, что я отговариваю, но этот монастырь – странная святыня за закрытыми дверями. И они не принимают паломников. И учеников, насколько я знаю, тоже.

Дэнни тер и тер линзы круглых очков носовым платком так тщательно, будто хотел сделать их в два раза тоньше. Смущался, нервничал, если смотрел на Лин, то вскользь, бегло, стараясь не выказать взглядом упрека.

«Сумасшедшая, зачем Вам? Кто Вам про него сказал?»

Нет, вслух этого не звучало, но Белинда читала вопросы по испещренному морщинами лицу – кто сказал? Никто. Призраки. А насчет того, что монастырь не упомянут в брошюрах для туристов, – так она об этом знает. Пролистала их все.

– Там… понимаете, туда очень сложно добраться. Мы и сами – жители Ринт-Крука – знаем об этом месте лишь теоретически. Там, вроде бы, живут монахи, но чем именно занимаются, кому молятся, нам неизвестно. Говорят, что, если на холм попробует взойти незваный гость, духи холма Тин запутают ему дорогу, хотя – опять же только теоретически, так как я сам не ходил – к монастырю ведет лишь одна дорога.

– Туда можно доехать?

– Доехать? Нет, что Вы. Только пешком, причем очень высоко. Тин-До – самый высокий холм в округе. А как, простите, Вы про него узнали?

Не удержался, спросил – пересилило любопытство.

– Рассказал кто-то. Не помню.

Белинда смотрела на пластиковый коврик-салфетку под тарелками – водила по той коротким ногтем. Рассказывать Дэнни про свои галлюцинации она не собиралась.

– А до самого холма далеко?

Полутемная комната, запах супа; качнулась на окне занавеска.

– Четырнадцать километров примерно. А оттуда тропа в гору.

– Высоко в гору?

– Да, высоко.

– Дэнни, Вы ведь хотели мне помочь? – администратор смотрел на нее с сочувствием и упреком одновременно – мол, хотел, но теперь Вы меня практически подставляете. – Вы можете найти того, кто довезет меня до холма? И помочь собрать в дорогу еду. Я заплачу.

Он печально кивнул. Затем отрицательно покачал головой:

– Платить не надо – я ведь перед Вами виноват.

– Вы не виноваты.

Дэнни ее не слышал:

– Таксист – мой знакомый. Он вас довезет. Белинда… Лин – могу я Вас так называть? Вы ведь понимаете, что ждать он…

«Не будет».

– А ждать меня и не нужно.

– Но Вы не сможете оттуда позвонить – на том холме нет связи. Не сможете вызвать такси, не сможете… вернуться.

Она смотрела не на него – мимо него. Молчала долго, затем произнесла без вызова, но и без сожаления – тихо, ровно:

– А я и не собираюсь возвращаться.

Мира и Мор.

Где-то далеко.

– Люди одинаковы во всех мирах. Злы.

Они застыли в углу темной комнаты. Горел на столе ночник, высвечивал на потолке витые тени от люстры и решетку от перил в детской кроватке. Лежала на диване бабушка, молодая мать качала на руках ребенка – качала уже долго, устала. Сын, когда его клали в кроватку, лишаясь ощущения тепла материнских рук, принимался хныкать – приходилось укачивать вновь.

– Они не злы, мор. Они просто устали.

– Разве это дает им право на злобу?

– Это страхи. А там, где страхи, любовь иссякает.

– Их страхи порождают их же собственное бессердечие. Люди везде одинаковы.

Принялась надрывно мяукать в коридоре кошка; бабушка обреченно вздохнула, молодая мать раздраженно поджала губы. Кошке хотелось на волю – хотелось свободы, гуляний, котов. Гормоны.

– Тань, может, в коридор ее?

И тихий шепот в ответ:

– Может быть, мам. Достала уже. Постоянно будит его, – кивок на спящего на руках сына, – дура пушистая.

– И меня будит. Ночами из-за нее спать не могу. А днем устаю сильно, мне бы хоть ночами высыпаться.

Кошка на какое-то время унялась, будто услышала, что речь ведут про нее. Тикали на полке квадратные маленькие часы – стрелки показывали приближение полуночи.

Ребенок беспокойно ворочался; тихо злилась мать, злилась бабушка. Такими же глубокими, как тени в кроватке, были тени под их глазами – усталость, усталость, сплошная усталость: маленький ребенок – это такая забота, такая ответственность. Стараешься, стараешься, а все будто против тебя – лай собаки за окном, голоса пьяных с лавочки. Еще эта кошка. Только усыпишь маленького, и тут эти бесконечные «мявы».

– Мира, зачем мы здесь?

Обитатели квартиры гостей не видели – незачем.

– Если им не хватит любви, они выбросят кошку в коридор, и она потеряется. Утром откроют дверь, чтобы запустить ее, а кошки нет – убежит.

– И?

Мира с грустью смотрела на молодую, одетую в халат босоногую мать.

– Я хочу посмотреть – может, им хватит. Ведь они не злые, Мор.

– Ага, как же, – крякнули в ответ.

– Их просто душит чувство вины. Они стараются для сына, делают все для того, чтобы тот рос счастливым, пытаются обеспечить ему покой, а все вокруг, как им кажется, против них.

– И поплатится за это кошка? Зачем было брать?

– Ее любили.

– Раньше. Но не любят сейчас.

– Любят. Только любви не хватает там, где есть страхи. Если сын снова проснется, мать подумает, что плохо качает его, что виновата, что она – плохая мать. Что не может обеспечить ему тишину. Но мать не виновата. И кошка тоже. Никто никогда не виноват.

– Ты всегда их защищаешь.

Мор не мог понять, зачем они сунулись в эту квартиру, ведь тем недавним прямым вмешательством на мосту они лишили себя права на другие вмешательства на длительный срок. Квота. Нельзя напрямую вмешиваться в решения людей – это чревато. А тут снова поход, эта квартира, надрывно орущая кошка, которая в этот самый момент вновь начала басовито мяукать в коридоре.

– Мам, вынеси ее, а? Пусть посидит ночь за дверью.

Момент икс. Принятое решение – решение не в пользу кошки; душевного света на всех не хватило.

Заскрипел диван; бабушка спустила ноги на пол, тихонько обулась в тапочки, хмурая, поджала губы.

– Сейчас найду ее.

– Все. Посмотрела, убедилась? Пойдем отсюда – мы все равно ничего не можем сделать, Мира, – шепнул Мор. – Пойдем. Чего стоишь? Ты не можешь вмешаться и не можешь им помочь.

– Не могу, – Мира грустила, – но я хотя бы могу рассказать кошке о том, что люди выбросили ее не со зла. О том, что им просто пришлось выбирать.

– Угу, из-за собственных стрессов.

– Пусть так. И еще я хочу помочь ей пойти в ту сторону, где для нее найдется новый хозяин.

– Мира, у нас квота.

– Я не вмешиваюсь в жизнь людей.

– Ты все равно вмешиваешься.

– Это кошка. Просто кошка, Мор.

Он неприязненно кивнул – ладно, за кошку им, может быть, не попадет.

А ту, о ком шла речь, в эту минуту поймали на кухне в углу и вынесли за дверь – тихо щелкнул в коридоре замок.

Любовь проиграла.

Глава 4