Леди и лорд - Сьюзен Джонсон

Тихим голосом Джонни отдал какую-то команду, и тут же словно из-под земли выросли еще двое мужчин. Руки Элизабет были немедленно связаны, рот заткнут кляпом. Затем лэйрд Равенсби перебросил ее через плечо, и мужчины связали се ноги.

Похитители вышли из комнаты в сад, а оттуда через калитку в красной кирпичной стене на улицу. Там уже стояла наготове телега с сеном, в котором была предусмотрительно проделана небольшая нора. Туда и засунули туго спеленатую жертву. Троица сняла свои черные сутаны, тут же превратившись в бедно одетых крестьян, разводящих овец.

Забравшись в узкую тележку, Джонни Кэрр заполнил своим огромным телом все свободное пространство и, нечаянно прикоснувшись к Элизабет, тихо пробормотал:

— Я не причиню вам никакого вреда.

Несмотря на эти слова и успокаивающий тон, каким они были сказаны, она попыталась отодвинуться от этого мужчины. Ей казалось, что от него веет опасностью.

— Чтобы сено не лезло вам в глаза… — пояснил Джонни, накидывая ей на лицо тонкий шелковый платок.

Теперь Элизабет ничего не видела и лишь чувствовала сидевшую рядом с ней человеческую глыбу. Она вдыхала сладкий запах клевера и свежескошенной травы, которая заполняла тележку и укрывала ее от взглядов прохожих.

Адам и Кинмонт неторопливо вели запряженную в тележку лошадь под уздцы, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания. Отъехав достаточно далеко от города, они свернули в ольховую рощу, раскинувшуюся на берегу реки, и распрягли телегу. Там их уже ждала группа вооруженных мужчин, державших в поводу коней.

Прыгнув на коня, лэйрд положил беспомощную Элизабет поперек седла и пустил скакуна галопом. Жесткая кожа седла натирала ей бедро, руки и колени ее были по-прежнему связаны, рот, как и раньше, заткнут кляпом. Джонни Кэрр видел огонь, горевший в глазах Элизабет, и ему вовсе не хотелось выслушивать то, что сказала бы ему эта женщина, будь ее рот свободен.

В поле, что раскинулось позади Аллентона, к ним присоединился отряд из двухсот людей Кэрра, и теперь на лицах всех всадников можно было видеть удовлетворенные ухмылки. Две сотни Кэрров могли пробить себе дорогу где угодно и сразиться с любым отрядом, посланным в погоню. Они ликовали.

— Мой брат находится в подземелье замка Харботтл, — сообщил Джонни Элизабет вскоре после того, как они въехали в узкий, круто поднимающийся проход Шевиотских гор. Если за ними и выслали погоню, то ее еще не было видно. По ту сторону границы лежала Шотландия. Вскоре они будут в безопасности, и Джонни хотел, чтобы она знала цену своей свободы. — Если вы пообещаете оставить в сохранности мои барабанные перепонки, я освобожу вам рот.

Элизабет кивнула, и он развязал белый льняной платок, служивший кляпом.

— Хорошо, Джонни Кэрр, — произнесла она, обретя способность говорить. Теперь Элизабет поняла, с какой целью ее похитили, и, прекрасно разбираясь в сети махинаций, которую представляла собой приграничная политика, уже не боялась за свою жизнь. Тон ее был деловитым и собранным. — Я полагаю, что ваш брат очень скоро окажется в вашем доме в Равенсби. Отец слишком дорожит моими деньгами.

— Я знаю, — усмехнулся лэйрд. Прежде чем посмотреть ей в глаза, он неторопливо и оценивающе скользнул взглядом по телу Элизабет. — Какая жалость, что Робби попал в плен. Я бы не возражал против того, чтобы оставить вас для себя.

Его улыбка оказалась заразительной, и Элизабет улыбнулась в ответ. Ей припомнились истории, которые рассказывали про этого человека. Помимо отчаянно смелых набегов, он славился также своими любовными похождениями.

— Что ж, моих денег хватило бы на вас обоих. — Глаза Элизабет изучали Джонни Кэрра так же медленно и внимательно, как минуту назад он рассматривал ее. — Впрочем, мы сейчас не на рынке, и я не собираюсь выбирать себе хозяина. Прошу не забывать об этом, — добавила она совсем иным, предостерегающим, тоном, и Джонни сразу заметил это. — Но если бы это было так, — продолжала Элизабет, причем ее голос и зеленые глаза вновь потеплели, — я бы наверняка выбрала вас.

Джонни Кэрр был удивлен. Мало того, что эта женщина не выказывала никаких признаков страха, она еще рассуждала по-мужски здраво. Как ни странно, но на долю секунды Дочь лорда Годфри вызвала у него восхищение. Кроме того, если несколько дней назад, строя планы похищения, он думал о ней всего лишь как о безликой заложнице, на которую ему предстояло выменять брата, то теперь в душе Джонни шевельнулось какое-то иное чувство. Он чувствовал, как в такт скачке вздрагивает ее мягкая грудь, и испытывал новое, неожиданное чувство.

Поймав себя на этом, Джонни стал думать о младшем брате, который томится сейчас в сыром подземелье, и постарался направить свои мысли в более благоразумное русло. Он не мог допустить, чтобы переговоры об освобождении Робби были поставлены под угрозу. Он не имел права прикасаться к Элизабет Грэм. Да и зачем! Джонни и без нее мог иметь столько женщин, сколько бы захотел. И все же какой-то гадкий голос внутри его шептал: «Но ни одной — с такой белой кожей, чудесными волосами и зелеными глазами…»

Джонни резко выкрикнул команду, приказывая отряду остановиться, и велел пересадить Элизабет на другую лошадь. Теперь ей предстояло ехать самой. Джонни вовсе не устал — просто он не доверял самому себе и боялся, что не сможет выдержать еще двух часов скачки, в течение которых восхитительная грудь Элизабет Грэм будет подрагивать в дразнящей близости от него.

Когда через несколько секунд, развязав ее путы, Джонни пересадил женщину на другого скакуна и вручил ей поводья, Элизабет взглянула на него с понимающей улыбкой, словно читая его мысли.

— Так вам будет удобнее, — бесстрастным и любезным тоном пояснил он.

— И вам, я полагаю, тоже, — был ответ. Элизабет вовсе не флиртовала, она просто констатировала факт и не могла удержаться от улыбки, видя раздвоение, происходившее в душе лэйрда Равенсби. По слухам, у этого человека был целый легион женщин, и вот сейчас он был вынужден усмирять свои инстинкты, чтобы не поставить под угрозу свободу младшего брата.

— Не сомневаюсь, что вы пробудете в Равенсби совсем недолго.

Его волосы черным шелковым покрывалом лежали на серебристой броне наплечного панциря.

— Разумеется.

Они оба были практичными людьми и понимали, что поставлено на кон. Ее отец ни за что не согласится потерять богатство дочери из-за одного человека, томившегося в его подземельях.

— Когда мы окажемся в Асуэйфорде, то отправим вашему отцу послание. — Словно чувствуя тревогу, охватившую хозяина, его конь беспокойно танцевал, сдерживаемый лишь твердой рукой наездника, крепко натянувшей поводья.