Девушек старше 35 просим не беспокоиться - Елена Глушенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Остаток праздничной ночи он провел в обнимку с унитазом, а затем весь день пролежал в постели. Лариса обильно поила его сначала слабо-разведенной марганцовкой, потом крепким сладким чаем с корочкой черного хлеба. Ближе к вечеру она принесла мужу в постель чашку горячего куриного бульона.
Зубов стонал, безропотно пил марганцовку, чай и бульон и вяло щелкал по каналам телевизора. Часам к одиннадцати ночи он, наконец, ожил и потребовал есть.
Здоровье его было явно вне опасности, однако новая машина накрылась медным тазом.
«Черта с два, – подумала Лариса. – Не отвертишься». И первым делом, придя на следующий день на работу, отпросилась у Марии Спиридоновны с обеда.
Зубов заехал за женой помятый, но бодрый. Движимый чувством вины (испортил праздник), признательности (спасла жизнь) и глубокой благодарности (не сказала ни слова), он готов был на все, в том числе и на то, чтобы сдержать обещание.
Лариса знала, что рано или поздно он все равно купит ей новый автомобиль, поэтому основательно подготовилась – они не метались от салона к салону, они поехали туда, где вожделенный RAV4 был в наличии.
Он стоял там, где она видела его в последний раз – в глубине зала, и как будто ждал ее. Верхний свет отражался от черных глянцевых боков. RAV недовольно щурил фары, словно сердился, что ее так долго не было.
«Не сердись, мой хороший, – прошептала ему Лариса. – Скоро я тебя заберу отсюда».
Она отказалась от предложения менеджера осмотреть салон автомобиля изнутри. Она и так знала, что двигатель пускается кнопкой, что русифицированные приборы читаются отлично, а качество сборки и материалов выше всех похвал.
Отличившийся давеча Зубов отчаянно хотел спать. Лариса, жестокосердно про себя усмехнувшись, оставила его на съедение менеджеру, горевшему желанием поговорить хоть с кем-нибудь. Оглянувшись на мужа, который покорно, сдерживая зевки, слушал говорливого юношу, она пошла вдоль ряда новеньких блестящих автомобилей, присматриваясь к выражению лица каждой из машин.
По залу, негромко переговариваясь, бродили покупатели. За ними зорко следили немногочисленные менеджеры в строгих костюмах.
Пара средних лет, вошедшая в салон несколько минут назад, остановилась у серебристого «Мицубиси-Аутлендера». Дама в соболях наманикюренным пальчиком осторожно потрогала блестящую эмблему на капоте. Коренастый мужчина в оранжевой дубленке склонился над водительской дверью, пытаясь сквозь затененное стекло разглядеть приборную панель.
«Да хорошая у него панель, хорошая, – сказала про себя Лариса. – И динамика отменная. И сидеть в нем здорово. Если бы не RAV, я бы купила Аутлендер. Кстати, у него морда дружелюбней».
Худенький мальчик неслышно подкрался к мужчине со спины и вкрадчиво спросил:
– Вам помочь?
Мужчина вздрогнул и резко выпрямился:
– Не надо!
Мальчик с готовностью признал свое поражение и так же неслышно ретировался.
Лариса поморщилась. Олух! Ну кто ж так делает! Разве можно подкрадываться к клиенту со спины? А сакраментальное «Вам помочь»? Лично у нее шерсть на загривке встает дыбом, когда продавцы в магазине обращаются к ней с подобным вопросом. Их что – совсем ничему не учат? В таком случае ты его хоть десять раз менеджером назови, он не то, что автомобиль – коврик к нему не продаст.
– Кстати, замечательный зверь, – сказала она негромко и улыбнулась.
Не коренастому мужчине, а его спутнице.
– Если б у меня было больше денег, я бы купила именно Аутлендер.
Дама внимательно посмотрела сначала на Ларисин пуховик, а потом на свои соболя и приосанилась. А Лариса продолжала:
– У него отличное качество сборки, в нем по-американски просторно. А такой ультрасовременной передней панелью вообще немногие авто могут похвастаться.
Дама, заскучав, отошла. Мужчина же наоборот подошел поближе. Лариса обратила его внимание на роскошную светлую кожу, рифленый пластик и водительское сиденье с потрясающей поддержкой. Отдельных слов заслуживала двухстворчатая пятая дверь, позволяющая понизить погрузочную высоту и увеличить проем.
– Вы продавец? – строго спросил мужчина.
– Нет, я покупатель, – улыбнулась ему Лариса. – Продавец во-он там.
И она показала на худенького мальчика, потерянно стоявшего в нескольких метрах от них.
– Молодой человек! – повысил голос мужчина.
Мальчик вздрогнул и полетел на зов.
Лариса хмыкнула и пошла проведать любимого, оформлявшего документы.
…
10-е декабря
Лёва. Разговор с Гаврилычем
Колено все еще побаливало. На сегодняшней тренировке Лёва решил его поберечь и ограничился легкой разминкой и силовыми упражнениями на руки и пресс.
Раздевалка постепенно опустела, однако в душевой еще шумела вода. Кто это там так расплескался?
Лёва сидел на скамье, потирая колено и никуда не торопясь. А куда ему было торопиться?
Воду в душевой выключили. Сразу стало тихо-тихо.
«Через неделю меня уволят», – подумал Лёва.
Он так и не сказал матери про грядущее увольнение. Не смог. От одной мысли, что придется с ней объясняться, ему становилось дурно.
Из душевой материализовался Гаврилыч в спортивных штанах с полотенцем на мокрой голове.
– Чего грустим? – поинтересовался Гаврилыч, вытирая волосы.
Лёва усмехнулся. Что на это ответить?
– Мне кажется, я тону, – неожиданно для себя сказал он.
Гаврилыч перестал тереть затылок, внимательно посмотрел на Лёву и сел рядом.
– Ты, случаем, не пьешь? – спросил он опасливо.
– Я? – изумился Лёва. – С чего ты взял?
– Да так, – уклончиво сказал Гаврилыч. – Лицо у тебя какое-то такое… Это хорошо, что не пьешь. А в чем проблема-то?
Лёва пожал плечами.
– Да ни в чем. Просто не знаю, как жить дальше.
– Как это? – не понял Гаврилыч. – Как нравится, так и живи.
Теперь не понял Лёва.
– Что значит – «как нравится»?
– А то и значит: делай, что хочешь, а что не хочешь – не делай.
Они уставились друг на друга.
– А как же слово «надо»? – спросил, наконец, Лёва.
– А кому «надо»?
«Обществу», – чуть было не брякнул Лёва, не подумавши. Но в контексте его жизни это прозвучало бы совершенно по-идиотски.
После некоторой паузы он почти решился сказать: «Родным». И не сказал.
– Хороший ты мужик, Лёва, только глупый, – подвел итог Гаврилыч, не дождавшись ответа. – И в голове у тебя опилки.
– Почему? – не обиделся Лёва.
– Потому что ты грузишься всякой хренью. А на самом деле все очень просто.
Лёва криво улыбнулся. Если бы!
Гаврилыч загорячился:
– Ты Кастанеду читал?
– Нет, – смутился Лёва.
– Я тоже. Депрессивный мужик, скажу я тебе. А вот моя дорогая читала. И мне пыталась читать. Вслух.
– И что?
– Честно говоря, ни хрена не понял. То ли он травку курил, то ли грибы жевал. Или наоборот… В общем, мерещилось ему всякое. Но я не об этом. Мне у него одна мысль понравилась. Бог у него – как гигантский орел. И этот орел вроде как питается нашими эмоциями и ощущениями. Понимаешь?
– Нет, – честно признался Лёва.
– До меня тоже не сразу дошло. Зато когда понял – сразу так легко стало!
– А что понял-то?
– Слушай дальше. В общем, орлу все равно, чем питаться: хоть положительными эмоциями, хоть отрицательными – он все переварит. И ему до фени, кто ты и что ты. Ты для него всего лишь пища. А мы, выходит, живем лишь для того, чтобы кормить его своими переживаниями. То есть смысл нашей жизни в том, чтобы жить и кормить орла.
– Ну?
– Вот тебе и ну! Я, как это понял, так сразу и решил, что, уж если я должен жить для этого, тогда я буду жить радостно. Негатива во Вселенной и без меня хватает. Так что, живи, Лёва, и не парься по пустякам.
С этими словами Гаврилыч, хлопнув Лёву по плечу, поднялся со скамьи. Через несколько минут он, бросив на прощанье: «Будь здоров!», вышел из раздевалки, оставив Льва Аркадьевича Штерна в глубокой задумчивости.
…
Алла. Хочу умереть
Первые три дня после позора Алла хотела умереть.
Больше всего на свете она сейчас боялась повстречаться с тем, кто еще совсем недавно был «таинственным незнакомцем», а теперь стал «этим типом». И поэтому перестала ходить пешком и домой добиралась исключительно на автобусе.
Она искренне надеялась, что произвела на этого типа плохое впечатление. Настолько плохое, чтобы ему даже в голову не пришло начать ее искать.
В другое время ее депрессивное состояние непременно было бы замечено – если не коллегами, то уж Варварой-то обязательно. Однако Лариса ни о чем таком не спрашивала, дочь тоже. К счастью для Аллы, все ее печали списывались на предстоящее увольнение – совершенно необоснованно. Потому что как раз из-за увольнения Алла не переживала вовсе.