Зацветали яблони - Валентина Дорошенко

А я каждый шорох слышу. «Опять у Верки каша сбежала!» Потому что делает десять дел сразу. Поставила на плиту завтрак, а сама в это время сражается с Вовкиными пятками, они молотят воздух и никак не хотят влезать в тесные колготки. Вовке скоро три, и ноги у него ненамного слабее мамкиных, разъеденных красителями рук — Верка работает на мебельной фабрике.

Наконец раздается смачный шлепок по Вовкиной пухленькой попке, и его заливистый смех тут же переходит в протяжный рев. Верка тоже хороша. То «ах, чьи это пальчики? ах, чей это носик?», то лупит без всякой причины. Нет, я бы своего не так воспитывала. Во всем должна быть умеренность. Система.

Верку бы к нашей Михеевне. Та бы враз научила ее продумывать свои действия. «Корешок бери левой рукой. Правой бери за вторую половинку. Переламывай бандероль… Большим пальцем толкай к среднему…»

Вначале, когда я только пришла в Госбанк, Михеевна сильно действовала на нервы: ну кому приятно, когда у тебя за спиной надсмотрщик стоит! Но потом я поняла — права Михеевна. Нужно не абы как, а по системе. Постепенно научилась экономить свои движения.

Иной раз смотришь на окружающих — столько ненужных действий.

Та же Верка. Сколько раз ей говорила — картошку бери большим и средним пальцами, а направляй — указательным, глазки вычищай после того, как снимешь всю кожуру. Экономь движения. «Зачем? Я же их не на рынке покупаю», — отмахивалась Верка. И зря. Вдвое дольше картошку чистит. Да и Вовку тоже не так воспитывает. Станет рубашку натягивать — бросит, побежит на кухню кашу ставить. Потом снова в комнату, за колготки хватается. На работу, естественно, опаздывает. И Вовку таким же безалаберным растит…

Но почему сегодня так тихо? Может, что случилось?

Ах да, сегодня же суббота. А завтра Первое мая. Жаль, что праздник падает на воскресенье. Зато следующий, Девятое — на понедельник. Все сбалансировано.

Игорь открыл глаза и тоже удивился, почему так тихо. Но тут же сообразил, улыбнулся. «Хорошо!» — зевнул и блаженно потянулся, выбросив из-под одеяла обе руки. Перекинул одну через мое плечо, потянул к себе. Левую. А правая в это время нащупывала мятные таблетки «Холодок». Игорь в отличие от Верки научился экономить движения. Не знаю, как на стройплощадке, но дома он в этом преуспел. Даже слишком. Раньше-то заграбастает меня в охапку и тискает без всякой экономии. А теперь только одну руку протянул. И то левую. Лишних усилий не тратит. Зачем? Система-то давно налаженная, пять лет этой зимой отметили…

— Что-то Вовки сегодня не слышно? — спросил.

— Пойти узнать? — поинтересовалась и отодвинулась.

— Кеня-то наш как распелся, — умиротворенно-ленивым голосом проговорил Игорь и снова притянул меня к себе. — Чувствует, что хозяевам хорошо.

— Тебе правда хорошо?

Игорь прикрыл глаза и улыбнулся. Так хорошо улыбнулся…

— Приготовить тебе кофе? — обычно ухожу на работу раньше мужа, он сам себя кормит. И кенара — тоже. Но сегодня уж побалую. И его, и Кеню. «А как его фамилия? — спрашивает Вовка про птицу. — А отцество?»

Встала, оделась, посыпала в кормушку конопляного семени и пошла на кухню. Что бы такое вкусное на обед сегодня придумать?

Хотя ведь можно и на выставке поесть. Игоря наверняка потянет сегодня либо на строительную, либо на ВДНХ. А там — классные шашлыки. И цыплята табака неплохие. А вечером — на концерт или в театр, если повезет с билетами.

Сейчас самое время пожить для себя. А когда появятся пеленки-распашонки, тут не походишь, не поездишь. Вон как Верка…

Легка на помине! Уже завела свою долгоиграющую. «Да что ж это за ребенок! У других дети как дети, а у меня… Сколько раз тебе говорила — не трожь мамину косметичку!»

Опять небось губной помадой обои раскрасил. Сама виновата — прячь подальше.

Впрочем, это ее личное дело. А вот плиту грязной после себя оставлять — это уж извини-подвинься. Не в отдельной квартире. Когда же мы наконец разменяемся?

— Верка опять плиту не помыла, — сообщила Игорю, внося в комнату кофейник. — Надоело говорить!

— Да ладно тебе, — махнул он рукой и приподнялся в постели. — Она вчера еле живая со своей фабрики вернулась.

— А ты откуда знаешь? И вообще, что ты ее защищаешь? Можно подумать, что я не работаю, я не устаю!

— Да, но с ребенком — сама знаешь.

— Нет, не знаю. Откуда? И вообще — хватит. Каждый раз мне глаза ею колоть! Подумаешь, Жанна д’Арк! Одна против несправедливостей судьбы. А кто виноват? — я понимала, что говорю не то, но остановиться уже не могла. Игорь держал в руке чашку и смотрел во все глаза. — Ну что уставился? Пожалей, пожалей свою Верочку. Она ведь такая одинокая, такая несчастная! Да у нас в банке таких… И вообще, я считаю…

— Ну, считать — это твоя специальность, — усмехнулся Игорь и поднес чашку к губам.

— Ах, так! — горло сдавило, я повернулась и выбежала из комнаты. Сорвала с вешалки плащ, сунула ноги в туфли и выскочила на лестницу. В ушах так стучало, что не слышала, что там Игорь кричал вдогонку. Тоже мне, защитник интересов матерей-одиночек! В конце концов, мы же вместе решили: пока рано. Вот обменяем квартиру, наладим быт, «закончим нулевой цикл», как говорит Игорь. А уж потом. Да и для себя пожить надо — ведь лучшие годы проходят.

На улице солнце, птицы поют, так неохота в метро спускаться. Но делать нечего — спустилась.

Куда бы поехать? А не все ли равно — куда хочу, туда и еду.

И все же Игорь мог бы быть поделикатнее. «Считать — твоя специальность!» Раньше-то он гордился моей специальностью. Когда я писала диплом «Замена товарно-денежных отношений прямым распределением в обществе будущего», он на полном серьезе всем говорил: «Моя невеста хочет отменить деньги. Благородная задача, черт возьми!»

Ну а считать грязные пачки погашенных ассигнаций — чего уж тут благородного! Но я не виновата, что не было приличного распределения и пришлось пойти в хранилище.

В первый день пришла на работу в белой кофточке. А ушла в черной. «Пачку брать большим и безымянным».

«Следующая станция — „Комсомольская“». Сколько же в метро «Комсомольских»? Ах, это кольцевая, я уже два раза окольцевала под землей столицу.

На «Комсомольской» три вокзала — выбирай любой. А что, и выберу, не домой же возвращаться. Скажем, Ярославский — чем плох? Или Ленинградский — кати хоть до Питера. Нет, до него денег не хватит. Наскребла в карманах мелочи, села в первую попавшуюся электричку и покатила. «Пусть Игорь поволнуется. Полезно».

Сошла на последней станции. Куда теперь? А куда глаза глядят! Да, но куда же они у меня все-таки глядят? На эту грязную дорогу, по которой тянется длинная цепочка сошедших с поезда людей? Вижу их спины, согнутые под тяжестью авосек, мешков, сумок. Они медленно покачиваются в такт общему небыстрому ритму. А быстро-то ноги и не вытащишь! А я в туфельках. Может, той же электричкой назад?

Ну, нет уж! «На полпути никогда не прерывайся, считай корешок до конца», — вспомнила Михеевну.

«Пусть поволнуется», — подумала и пристроилась в хвост длинной цепочки, стараясь ступать на оставляемые между сапогами бугорки. Но удержаться на этих узких промежсапожьях трудно, нога то и дело соскальзывала в глубокие, выдавленные многочисленными подошвами ямы. Пришлось подвернуть джинсы. Вскоре мои ноги были словно в коричневых сапогах.

«Все из-за этой Верки, — подумала зло, вытаскивая „сапог“ из очередной ямы. — Ходили бы сейчас с Игорем по ВДНХ — чистенькие, глазели бы вместе со всеми на достижения народного хозяйства, культурно бы развлекались. А потом ели бы шашлык. Или цыплят табака…»

Я не завтракала. Ощутила вдруг приступ голода.

В поселке, до которого я вместе со всеми дошлепала, увидела столовую и магазин. А у меня во всех карманах — один медяк, сдача с билета. «Тоже деньги», — подумала, входя в магазин и протягивая пятак продавщице.

— Пожалуйста, хлеба. А зрелищ — не надо.

— Чего не надо? — переспросила продавщица, жалостливо глядя на мои стянутые подсохшей глиной икры. И протянула вместо четвертушки целых полбуханки тяжелого ржаного хлеба. Из сочувствия к моим керамическим конечностям, наверно.

Вышла из тесного магазина и сразу окунулась в солнечный свет, птичьи переливы. «Хорошо, — подумала, отщипывая от полбуханки и с удовольствием вбирая в свои пропыленные списанными ассигнациями легкие чистый деревенский воздух. — И что держит нас в городе?»

Под колонкой помыла ноги и пошла по поселку. Бездумно, не торопясь, наслаждалась праздностью и простором. На улицах шумно, людно, все высыпали на солнышко, с гармошками, с транзисторами. На правлении — алые флаги, транспаранты «Да здравствует 1 Мая — День международной солидарности трудящихся!»

Незаметно прошла поселок. Асфальт кончился, начались огороды. За ними — дорога. Грунтовая, но не такая грязная, как от станции. Интересно, куда она ведет? «Горловка, — прочитала на указателе, — ферма 4 км».