Зацветали яблони - Валентина Дорошенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Рая, а почему у вас так нерационально: туда-сюда. А что, если сваливать сено не на землю, а сразу в тележки? Представляешь, какая была бы экономия движений, а?
— Представляю, — согласилась она, занося вилы с сеном над тележкой.
— Нет, правда, — воодушевилась я. — Вот у нас в Госбанке…
— Осторожней! — крикнула Рая, и я вовремя отскочила в сторону: положенный мною в переполненную тележку соломенный кирпич чуть не свалился на голову.
— Наша Михеевна, — продолжала, когда мы подкатили тележку в коровник, — научила нас: ни одного лишнего движения.
— Правда?! — восхитилась Райка. — Прям ни одного-одинешенького? — ее руки ловко подхватывают один за другим спрессованные подушки сена и бросают под морды своих «дочек». А те, напротив, мычат протяжно и жалобно.
— Так вот, я говорю…
Вдруг за спиной что-то мягко шлепнулось.
Оборачиваюсь назад и вижу, что половина сена на полу. Корова с такой злостью мотанула мордой, что оно отлетело далеко за стойло.
— Чего это она? Чем недовольна?
— Умные доченьки, — отвечает Рая. — Обижаются. Подбери.
Подбираю выброшенное сено и вижу — внутри гниль.
— Сено-то гнилое, — сообщаю Рае.
— Да что ты? — вроде испугалась Рая. — Скажи, пожалуйста! — даже руками всплеснула и покачала головой. Ну чего она надо мной насмехается? Я ведь видела, как на образцово-показательной ферме зеленую травку буренкам подносили. И тоже — в начале мая, когда на полях зелень только проклевывалась. «Проросший ячмень», — объясняла экскурсовод. Такие аппетитные зеленые щеточки — сам бы ел. А Райка тут целую комедию разыграла. Но обидеться я не могла — не имела права. Потому что Райка уже доила. Самое время испить парного…
Но молока не видно, к вымени приставлен колпак с четырьмя рожками — словно огромные детские соски.
— Рая, как это называется?
— «Елочка».
— Можно я «елочкой» попробую?
— Попробуй, — разрешила Райка, передавая мне доильный аппарат. Присела на корточки и стала пристраивать аппарат к вымени. Но пока давила на пневмоклапан, рожки рассыпались и никак не захватывали сосок. Ну, никак! Нет, все же погашенные ассигнации намного послушней.
Наконец «елочка» присосалась к вымени.
— Ура!
Но Райка оборвала мой восторг:
— Ты вымя-то массируй, чтобы там молока не осталось.
Обеими ладонями принялась растирать теплую выпуклость. Старалась изо всех сил, чтобы Райке понравилось.
— Не так. Ты пальцами работай, — приказала Рая.
— А сколько времени занимает у вас процесс доения? — поинтересовалась, с удовлетворением отметив про себя, что вопрос сформулирован вполне профессионально.
— Процесс? — усмехнулась Раиска. — У кого как. По-разному. Вот у нас с Тимофеевной меньше двух часов не получается. А тут у нас Глашка работала, так та за час управлялась. Сейчас она в Москве в метро устроилась. Довольна.
Рядом вдруг что-то стукнуло о бетонный пол. Мы повернулись — «елочка».
— Сбросила, паршивая! — сказала Рая, поднимая «елочку» с пола. — Да стой ты! Ишь, расходилась! — прикрикнула на корову, стукнув ее по грязному боку. — Надо же, вся в гамне, — пожаловалась, обмывая аппарат.
— Рая, а кто-нибудь их моет? — спросила, показывая на твердый навозный панцирь на коровьих ребрах.
— Моет. Дождик.
— Почему тут посторонние? — услышала над собой голос и, подняв голову, увидела грузную женщину в белом халате.
— Это я-то? — уточнила, расправляя затекшую спину. — Я не посторонняя. Я…
— Она с Андреевной приехала, — подсказал подошедший Петрович, и женщина в белом халате вопросов больше не задавала.
— Слышь, Степановна, — обратился Петрович к женщине в халате, — ты помнишь, какой у нас праздник через неделю?
Степановна, не чуя подвоха, радостно закивала.
— А мне, как бывшему фронтовику, выходной положен в День Победы?
— К тому времени, наверно, будут выходные.
— А если не будут?
— Отгуляешь потом, — ответила она, рассматривая пятнышко на своем белом халате.
— У нас знаешь, как говорят: «Поцелуй меня сегодня, а я тебя — завтра».
— Ну так ведь нельзя, Петрович! Ты ведь сознательный. Фронт ведь не бросал…
— Так то фронт.
Степановна, насколько я поняла, собиралась прочесть ему маленькую лекцию насчет трудового фронта, который сейчас не менее важен и актуален, но тут к ним подбежал верткий, голосистый мужчина. В отличие от других он был в костюме. Пиджак расстегнут, нос от волнения красный.
— Степановна, холодильник стал! — закричал на весь коровник.
Степановна повернулась и быстро зашагала к холодильнику. Мужчина в костюме и Петрович — за ней. Я — за Петровичем.
— Петрович, — спросила тихо, стараясь приноровиться к его размашистому шагу. — А кто такая Анна Степановна? Доярка?
— Хватай больше, кидай выше.
— Бригадир?
— Помощник бригадира.
— Придется все молоко в один холодильник слить. Как там второй? Исправили? А, Иван? — спросила Степановна, подходя к испорченному холодильнику.
— Кто ж его, исправит? Я, между прочим, предупреждал! Два месяца автоматика не работает! — радостно обличал Иван.
— Опять молоко несортовым пойдет! — вздохнула Анна Степановна. — Утром тоже несортовое сдали. Ой-ей-ей!
— То есть с повышенной кислотностью? — Я старалась мобилизовать свои сельскохозяйственные познания, приобретенные все на той же экскурсии.
— То есть кислое! — рявкнул Петрович, махнул рукой и пошел восвояси.
— А почему холодильник испортился? — спросила я мастера Ивана. Кислого молока мне вовсе не хотелось.
— Кабы я знал! Тут — электроника. Высшая математика с кибернетикой. Тут высшее образование нужно. Линия-то иностранная. Хрен ее разберет! — Иван нажал пусковую кнопку. — Вот дрыгается, а холод не дает. Я ведь предупреждал! — Он вынул вилку из розетки, снова ее воткнул, снова нажал черную кнопку пуска. Результат тот же. — Два месяца автоматика не работает! — повторил с восторгом и замолчал.
Степановна тоже молчала. Вдруг Иван заговорил снова, обращаясь почему-то ко мне.
— Уйду я отсюда. Обещали сто семьдесят, а платят сто пятьдесят.
— Почему? — спросила, польщенная его доверием. — Раз обещали…
— А хрен знает, почему. Говорят — молоко дорогое. А мне какое дело?! Уйду, — решительно повторил он.
— Тебе и сто пятьдесят-то много, — не выдержала Анна Степановна. — Что ты особенного тут делаешь?
Иван с недоумением посмотрел на помбрига:
— Как что? — И вдруг радостно предложил: — Слышь, Степановна, так я пошел.
— Как пошел? — ахнула Степановна. — Куда?
— Домой пошел.
— Это как это? В такую рань?! Почему?
— Потому что я сегодня еще не был дома, — пробормотал Иван, глядя в пол. — С трех часов тут торчу!
— Кто виноват, что ты тут с трех торчишь?
— Надо домой. Устал я, слышь.
— Устал! — притворно посочувствовала Степановна. — Очень уж сложная работа у тебя, воткнуть да…
— Выткнуть, — с удовольствием подсказал из-за спины Ивана второй оператор. Оба залились довольным, беззлобным смехом.
Я сочла нетактичным вмешиваться в их спор и отошла в сторону. Возле холодильника охала уборщица бабка Степанида.
— Ох, и что же это ты, родименький, нас подводишь? — Она заглядывала внутрь огромного чана со сдвинутой крышкой. — Ох ты, невезучесть-то какая!
— Анна Степановна, а почему она два месяца не работает? — спросила, вернувшись к помощнику бригадира.
— Кто «она»?
— Ну, автоматика эта. Чего ей не хватает?
— Специалистов ей не хватает. Нас район обслуживает. А там никто ничего толком не понимает. В область надо или в Москву. Мы каждую неделю рапорт пишем. Не дозовешься. Где они там бегают? — глянула на меня с осуждением, словно причина во мне.
Вдруг мне пришла в голову блестящая идея. Простая, а стало быть, гениальная.
— А что, если вам послать кого-нибудь из совхоза на обучение?
— Некого, — вздохнула Степановна, но потом добавила как-то очень уж официально: — Но вообще-то мы обдумываем такой вариант.
Я чувствовала, что мои вопросы действуют Степановне на нервы, и удивилась покорности, с которой она отвечала.
— А вы к нам надолго?
— Я? Не знаю… — промямлила и почувствовала, что краснею. — Не решила еще.
— Поня-а-тно, — протянула Степановна и, повернувшись, пошла к себе. А я осталась стоять у холодильного отсека, не зная, что предпринять дальше. И вдруг увидела Петровича. Взгромоздив метлу на плечо, словно боевое ружье, он важно шагал вдоль длинной шеренги буренок.
— Петрович, — бросилась я к нему, — а… а эти что, родят скоро? — показала на коров с тяжело отвисшими животами.
— Да, скоро отелятся. Разве это порядок — тельных вместе с остальными держать? — проворчал, кося глазом в их сторону. — Надо бы хоть досками отгородить…