Три короны. Клеймо - Тая Ан

Девушка подскочила, выпуская из рук затертый мешок. Увидев гостей, она осторожно села на пол, прижав к груди вещи. Десорт и Горт одеты были в строгую форму, видно, что только вышли от швеи. Плотные брюки темно-зеленого цвета с черными вставками для всадников, такого же цвета мундир с запахом и маленьким воротником-стойкой. Статные мужчины, она уже и забыла, сколько им лет. Десорт год как вступил в третий десяток, Горт был на два года младше его. А самой Толе было два с половиной десятка. Уже. Никто из наследников Оникта так и не вступил в брак, оберегая друг друга, как единственно возможную семью вопреки принятым обычаям и воле отца. И она первая, кого насильно отрывают от дома.

– Вы уже такие взрослые, – она плотнее обняла мешок, стараясь не заплакать, – и форма у вас красивая, – одна слеза все-таки покатилась по щеке, – я так не хочу уезжать и вас отпускать не хочу, – Тола вжалась лицом в старый мешок, пряча предательские горькие слезы, – я никогда не хотела лезть в дела правителей, хотела быть вашей тенью.

Им сейчас ни к чему видеть эту воду, возможно, на рассвете они уже отправятся в Камфир или Генистег – восточные точки населенных земель Оникта. Нужно проводить их с теплом, а не болью.

– Брюки – отличный выбор в дальний путь, – Горт опустился на пол, приобнимая сестру за плечи, – но отцу их видеть нельзя. Знаешь же, что это не женская одежда. Спрячь их на время.

– Не бойся, – Десорт вздохнул и откинул мундир на кровать, – отец нашел надежный отряд, ты спокойно доберешься до Алантаса, – голос его, как всегда, был тверд и даже немного груб, сказалось частое общение с отцом, – всё пойдет по плану, всё будет хорошо.

– Я не за себя боюсь, – мешок отлетел в сторону, а Тола приподнялась на колени, обнимая братьев, – я буду скучать, очень. Война непредсказуема, но пообещайте, что вернетесь. Что вернетесь правителями, вернете меня в свою тень любой ценой.

Братья ничего не ответили, в ответ крепче обнимая девушку. Они воспитали ее, заменив и отца, и мать, многому научили втайне от окружающих. Но война вынуждает расставаться, на время, и она может изменить всех до неузнаваемости, за это время веселая девочка может превратиться в зрелую женщину, а сами они могу стать строгими и жестокими мужчинами, сменив свои ценности.

– Возьми, – Горт достал из кармана старое кольцо, которое носила их мать, – на память о том светлом, что было в твоей жизни.

Украшение висело на цепочке в ожидании нового хозяина. Синий камень был старательно отполирован братьями для неё, а вот старое золото в своих царапинах хранило историю.

***

– Маску, – Карис протянул руку наемнику, с которого только что сняли оковы.

Мужчина боялся перевести вес с ноги на ногу, делая вид, что свыкается со свободой от железа. Усталость и боль крепко держали его за горло. Тут в подвалах и не понятно было, утро или вечер на дворе, спать хотелось всегда, чтоб только расслабить напряженные мышцы и опустошить разум.

– Я оставлю ее на память, – Шарон стиснул зубы, заводя руки за голову, – был уговор снять её, а не отдать, – маска соскользнула с лица на шею, откуда он легко стянул ее, пряча за пояс.

– Накидку, – Карис кивнул на плотный глубокий капюшон, – в замок с открытым лицом. Отсюда ты выйдешь как стражник, а не преступник. Для мира ты уже мертв, хорони и сам свою хищную натуру.

Мужчина пожал плечами, скидывая темную ткань с головы. Грязные каштановые волосы торчали в разные стороны, болезненно белая кожа была измазана грязью, пятнами старой крови. Крупный шрам на скуле блестел в свете нескольких факелов подвальных коридоров замка.

Карис кивнул, разворачиваясь спиной к наемнику. Решительным шагом он направился к выходу, Шарон поспешил следом, заметно прихрамывая на правую ногу, в которую пришелся удар плетью. Крутые лестницы, извилистые коридоры с множеством поворотов он даже не запоминал, все равно задержится здесь от силы на пару дней.

За неизвестно какой по счету деревянной дверью была небольшая, но уютная комната. Узкая постель, устланная белыми простынями и мехами, небольшой стол из красного дерева и широкий шкаф. У большого окна стоял король, все так же сложив руки за спиной. Карис отступил ещё перед дверью, даже не заглядывая в комнату, оставляя мужчин наедине.

– Твое имя, – Марк повернулся к наемнику, чуть отступая от подоконника, где стопкой лежала свежая форма стражника.

– Клеймо, – наемник пожал плечами, – таким именем меня зовет народ и вы.

– Твое настоящее имя, – король зарычал, делая шаг вперед. Щеки его были красными от напряжения, – каким будет знать тебя моя дочь.

– Шарон, – он явно не настроен был на общение, – покиньте комнату, Ваша Светлость. Я дал своей согласие и теперь хочу отдохнуть.

– Ты десять лет отслужил в страже порта Монс, пострадал при поимке наемника Клыка, смог его убить. В Лотар прибыл по моему приказу, тут же и лечил свои раны. Семьи нет, жена погибла с годовалым сыном в огне. В разговорах с принцессой участвуешь охотно, но о себе говоришь как можно меньше. Награда будет ждать в Алантасе, – Марк кивнул на форму, – оденься по уставу. Он на столе, изучи. С другими стражниками общайся как можно меньше и строго по военным законам, твои манеры сразу выдадут подставу. За выполнением заказа будут следить, не переживай. Твоя задача лишь доставить её невредимой до нового порта, сопровождать в Трас её будут другие люди.

– Отдай приказ подать мне обезболивающее, – Шарон сел на край постели, наплевав на манеры, – без него я и шага уверенного сделать не могу.

– Перед сном получишь, – король приоткрыл дверь, – до приказа ни шагу отсюда, считай это место комфортной тюрьмой. Я пришлю за тобой стражника перед отъездом. Сбежать не получится.

Шарон осторожно опустился на пушистый мех, быстро поворачиваясь на бок. Глаза закрывались от вновь накатывающего сна, но только мысли не давали скоро заснуть. Как бы не сложилась судьба девушки – наемника все равно ждет смерть. Все же жаль, что совесть умерла, некому больше помочь с выбором. Как речь вообще может идти о сделке на совесть?

Грязная рубашка, лохмотьями оборванная на спине, неприятно шуршала. Шарон вновь сел, отбрасывая ее в сторону. На тело невыносимо было смотреть, каждое клеймо вызывало тошноту, он хотел содрать кожу на руках, выжечь их огнем или вырезать, только бы сам не мог больше увидеть их.

– Ненавижу тебя, Адос Адолин, – мужчина осторожно поднялся, направляясь