Рожденная контрреволюцией. Борьба с агентами врага - Андрей Иванов

Некоторые из них, как, например, ротмистр Н. Я. Чихачев, занимались арестами российских подданных «по обвинению в политической неблагонадежности»[105], напрямую вторгаясь в сферу ответственности ГЖУ, что вызывало развитие параллелизма в работе различных служб внутренней безопасности. Неквалифицированность многих сотрудников контрразведки не позволяла им уловить тонкую грань между противодействием политическому шпионажу и политическим же сыском, между предотвращением провоцированных немецкими агентами забастовок и борьбой с рабочим движением. Все это дискредитировало отечественную военно-контрольную службу, создавая весьма предвзятое отношение к ней не только современников, но и многих историков.

В частности, Н. В. Грековым было высказано мнение, что процесс эволюции военного контроля Российской империи к концу 1916 года «определялся уже не реальными потребностями армии и страны, а внутренней динамикой самого процесса», то есть контрразведка замкнулась сама в себе. С этим тезисом сложно согласиться, учитывая, что контршпионаж в любом государстве выполняет лишь ресурсосберегающие функции и даже в условиях военных действий не может иметь самодовлеющего характера[106].

При этом руководители военно-контрольных органов при проведении любых преобразований всячески обосновывали необходимость реформ с позиции повышения качества контрразведывательного обеспечения действующей армии, тыла и различных государственных учреждений. Так, например, поступил начальник КРО штаба Петроградского военного округа подполковник В. Якубов, аргументируя насущную потребность развития системы внешнего контршпионажа в Скандинавии.

В его докладе на имя главы штаба округа от 25 июня 1916 года отмечалось следующее: «Считая, что борьба с иностранным шпионством имеет своей целью не только принятие тех или иных общих мероприятий, препятствующих развитию в пределах России иностранного соглядатайства […], но, главным образом, агентурное освещение деятельности вражеских разведывательных органов и отдельных лиц за границей и в империи, полагалось бы особенное внимание в деле борьбы с иностранным военным шпионством уделить развитию местной и заграничной агентурной сети»[107]. Усиление внешней контрразведки также проходило в общем русле диверсификации работы КРО, будучи направленным на повышение их эффективности.

Параллельно с этим началось и исправление недостатков организационной структуры военно-морского контроля. В частности, в январе 1917 года был образован Мурманский особый морской контрразведывательный пункт во главе со штабс-капитаном А. Петровым.[108] Этот КРП был первым в своем роде, и в дальнейшем его, видимо, собирались преобразовать в самостоятельное КРО[109], однако существенные коррективы в планы Морского Генштаба внесла Февральская революция.

1.3. Отечественная контрразведка в период революционных потрясений (февраль 1917 — июль 1918 г.)

В феврале 1917 года в России пала монархия, не выдержавшая тягот мировой войны. К власти в стране пришло Временное правительство во главе с князем Г. Е. Львовым. Одновременно с этим свержение самодержавия стало катализатором создания по всей стране различных общественных организаций, наиболее многочисленными и влиятельными из которых были Советы рабочих и солдатских депутатов (СРСД). Так в России оформились два основных носителя революционного процесса, являвшиеся выразителями демократических тенденций. Отныне судьба отечественных контрразведывательных структур зависела от позиции руководителей данных учреждений.

В первые послереволюционные месяцы политика большинства Советов была направлена на распространение своего влияния почти на все сферы управления страной. Такой сферой стала и служба внутренней безопасности России, ведущими элементами которой к 1917 году были органы политического сыска и контрразведки.

Одной из немаловажных задач повсеместно создаваемых Совдепов было провозглашено противостояние попыткам реставрации в России монархии. Поскольку данный вид деятельности является одним из составных элементов системы государственной безопасности[110], можно сделать вывод, что произошло закрепление за советскими учреждениями функции обеспечения внутренней безопасности России. На практике это нашло свое отражение в создании под эгидой Советов разнообразных правоохранительных органов.

В Петрограде реализация данных функций была возложена на милицию, целью которой являлась как охрана правопорядка, так и защита завоеваний революции[111]. В Свеаборге при местном Совете существовала Секция охраны народной свободы. А на Европейском Севере России был создан «комитет общественной безопасности», взявший на себя обеспечение охраны Архангельского порта и поддержание порядка в городе[112].

Однако, несмотря на региональные особенности данного процесса, для всех местных Советов был характерен один вид деятельности — упразднение органов политического сыска России: Департамента полиции МВД и Отдельного корпуса жандармов. Причем эта деятельность встречала полную поддержку Временного правительства, законодательно закрепившего ликвидацию полиции и ОКЖ. По словам начальника КРО штаба Петроградского военного округа Б. В. Никитина, революция «с корнем вырвала не только политическую полицию, но все органы государства, ограждающие общество от всякого рода нарушений закона»[113]. Таким образом, Февральская революция спровоцировала начало распада едва сложившейся системы правоохранительных органов Российской империи.

Одной из немногих отечественных силовых структур, уцелевших в период революционных потрясений, стала служба военной и военно-морской контрразведки.

Что касается армейских органов по борьбе со шпионажем, то управление и контроль ими были возложены на Военное министерство[114]. А по отношению к военно-морской контрразведке было принято следующее решение: «Отпускать Морскому министерству потребные на ведение морской контрразведки в 1917 году суммы из казны в пределах ассигнованных на эту надобность, согласно положению бывшего Совета министров от 29 января 1917 года, 585 320 рублей, с тем, чтобы самое расходование указанных сумм, без его оглашения, производилось по правилам, выработанным начальником Морского Генерального штаба, по соглашению с государственным контролером»2. Таким образом, контрразведка не только не была ликвидирована новой властью, но даже не утратила прежнего уровня финансирования. Отчасти это было связано с тем, что Временное правительство приняло решение о продолжении войны с Германией[115] и жизненно нуждалось в обеспечении безопасности армии и флота.

Однако недоверие к бывшим сотрудникам службы политического сыска заставило Г. Е. Львова и военного министра А. И. Гучкова пойти на увольнение всех ранее зачисленных в КРО жандармских офицеров. Свои посты покинуло немало квалифицированных контрразведчиков из числа бывших жандармов. Так, например, были отстранены от должности начальник КРО при штабе флотилии Северного Ледовитого океана подполковник П. В. Юдичев, начальник контрразведки 13-й армии полковник Б. В. Фок, глава столичного морского КРО полковник И. С. Николаев и др.[116].

По словам современников, «эта мера лишила контрразведку опытных работников, в некотором отношении даже незаменимых»[117]. К примеру, из Петроградской контрразведки было уволено 24 служащих, из КРО Черноморского флота — 34 человека.

Однако, если армейские военно-контрольные органы оказались в весьма непростой ситуации в связи с увольнением жандармов, контрразведка МГШ перенесла эти потери сравнительно легко. Бывших сотрудников ОКЖ в военно-морском контроле было немного, и их уход мало повлиял на состояние дел. Тем не менее необходимость заполнения образовавшихся кадровых «дыр» привела к привлечению на службу в КРО бывших гражданских чиновников. Так, в мае 1917 года в Мурманский контрразведывательный пункт был направлен зауряд-военный чиновник Н. П. Черногоров, ставший в июне того же года помощником начальника пункта[118]. А контрразведывательный пункт в Кронштадте возглавил чиновник Н. Д. Приселков[119].

Тем не менее проблем флотской контрразведке избежать все-таки не удалось. Исключение из общей системы борьбы со шпионажем такого структурного элемента, как жандармские управления, фактически разрушило систему противостояния вражеской агентуре на местах. Однако это, в свою очередь, спровоцировало начало формирования службой военно-морского контроля собственных местных подразделений. Так в разных концах страны появились Кемский, Николайштадтский, Белоостровский и др. военно-контрольные пункты. Кроме того, резко увеличилось число КРО: если в начале мировой войны общее число отделений военно-морской контрразведки в России составляло всего 5 единиц, то к осени 1917 года только на Черном море оно достигло 9, а на Балтике — 6 отделений[120]. Аналогичная деятельность велась и в отношении армейских контрразведывательных структур. В частности, штаб Омского военного округа вынашивал планы формирования военно-контрольных пунктов в Барнауле, Томске, Тюмени, Новониколаевске и Кургане[121].