Рожденная контрреволюцией. Борьба с агентами врага - Андрей Иванов

Вполне возможно, что последнее обвинение было не совсем обоснованным, а явилось прямым следствием антисемитской направленности в работе КРО начального этапа войны. Ведь реформирование нормативно-правовой базы не смогло полностью искоренить эту пагубную черту в деятельности контршпионских ведомств Российской империи. Даже в конце 1915 — начале 1916 годов в официальных военных документах продолжали фигурировать следующие формулировки: «Предписываю предпринять безотлагательные меры к прекращению разъездов и путешествий евреев в районе от австрийской границы до Днестра. […] Нарушителей же арестовывать»[93]. Хотя, справедливости ради, необходимо заметить, что таких фактов становилось все меньше.

Помимо задержания вышеупомянутых агентов, контрразведкой были достигнуты определенные успехи на поприще вскрытия шпионской деятельности иностранных торговых фирм в России. В разных регионах страны были заведены уголовные дела против фирм «Ферстер и Геппенер», «Гергард и Гей», «Книп и Вернер», «Гейдеман», «Шмидт»[94] и др.

Тем не менее всех этих успехов, по мнению как военного командования, так и российского общества, было недостаточно. По словам известного общественного деятеля И. Солоневича, контрразведка работала «скандально плохо». Эту точку зрения разделяли многие обыватели, поскольку большинство из них не имели точных данных о секретной деятельности военного контроля. Выводы делались ими на основе слухов, сплетен и информации о нескольких шпионских скандалах, связанных с военным министром В. А. Сухомлиновым[95] и председателем Совета министров Б. В. Штюрмером. Свою роль сыграли и не утихавшие разговоры о шпионаже фаворита Николая II Г. Распутина и императрицы Александры Федоровны (Алисы Гессен-Дармштадтской) в пользу немцев.

Исходя из этого информационный вакуум, царивший вокруг работы контрразведки, вполне может служить своеобразным оправданием ошибочности общественного взгляда на военно-контрольную службу. К примеру, во избежание подобной ситуации спецслужбы Великобритании еще в октябре 1914 года сделали следующее заявление: «По причине естественного беспокойства, проявляемого общественностью, в связи со шпионской системой, на которую в значительной степени рассчитывала Германия, мы считаем целесообразным кратко сообщить о согласованных мерах, принятых Министерством внутренних дел вместе с Адмиралтейством и Военным министерством в этой области. Больше нет необходимости сохранять в секрете от общественности этот факт, который должен был храниться в тайне до сего момента»[96].

Так оперативная и своевременная работа английской контрразведки по формированию общественного мнения способствовала предотвращению естественным образом возникающих конфликтов между спецслужбами и обывателями, что выгодно отличало ее от коллег в Российской империю.

Однако суть проблемы заключалась в том, что аналогичные негативные суждения были широко распространены и в среде профессиональных военных: «Не только в том штатском обществе, в котором я постоянно вращался, не имели никакого представления о контрразведке, ее назначении и цели, но и среди военных было весьма смутное понятие о сущности этого крайне сложного и необходимого учреждения».

Недовольство работой контршпионских органов на фоне повышения качества их деятельности принимало все большие масштабы. Кульминацией этой парадоксальной ситуации стал доклад генерал-квартирмейстера штаба Юго-Западного фронта генерала Н. Духонина своему непосредственному начальству, в котором отмечалось, что контрразведка фронта действует безуспешно: «Контрразведывательное отделение не дало за время войны сколько-нибудь останавливающего внимания материала. Возникавшие дела оказывались по обследованию и разработке не шпионскими и были ликвидированы; обследование и разработка материала, полученного отделением, иногда давали некоторые данные уличающего характера, но, главным образом, касались дел незначительных и в большинстве передавались в контрразведывательные отделения других округов и армий. Были случаи явно погасших дел, вследствие недостаточности, и, главным образом, несвоевременности их обследования и разработки; ликвидация дел в кратчайший срок, тесно связанная с качествами разработки первоначально добытых сведений, не могла быть при вышеназванных условиях успешной»[97].

Вынеся столь неутешительное суждение, Духонин предложил свой выход из создавшихся обстоятельств, который он видел в «ограничении круга ведения контрразведывательного отделения исключительно делами, имеющими отношение к контрразведке», более строгом подборе служащих и секретной агентуры, налаживании более широкого взаимодействия с ГЖУ и полицейскими структурами[98].

Большинство этих мер были вполне рациональны, но на практике малоосуществимы. Вообще представляется не совсем ясным, каким образом КРО Юго-Западного фронта должно было «придать более широкое развитие контрразведывательным пунктам» и «насадить во всех важнейших местах» секретную агентуру, учитывая, что его личный состав насчитывал чуть более 60 человек, а на вербовку осведомителей отводилась символическая сумма в 1500 рублей в месяц[99]. Для сравнения — в тылу на аналогичные нужды отдельные КРП тратили по 1700 рублей[100] при несопоставимых масштабах и значимости работы.

Что же до требования любыми мерами ограничить сферу ответственности органов контрразведки, то это была очередная крайность весьма популярная у генерал-квартирмейстеров Русской армии. Аналогичные требования отстаивал и М. Д. Бонч-Бруевич, курировавший работу КРО Западного фронта[101]. Эта позиция логически вытекала из первой статьи утвержденного летом 1915 года «Наставления по контрразведке в военное время». Однако практика показала, что частичное вмешательство некоторых военно-контрольных органов в несвойственные для них области (политический сыск, секвестрование имущества и т. д.) было напрямую связано с расширением информационного пространства контрразведывательной службы, позволявшего ей получать сведения о разведывательно-диверсионной деятельности иностранцев из самых разнообразных источников. Иными словами, как писал начальник КРО Северо-Западного фронта генерал Н. С. Батюшин, объектом работы контрразведки должны являться все сферы «материальной и духовной деятельности народов»[102].

Условия Первой мировой войны наиболее благоприятствовали постепенному расширению задач военного контроля, так как противники Российской империи использовали против нее разнообразные формы и виды разведывательной работы, как, например, политический шпионаж. К примеру, по данным ГУГШ, немецкое командование в 1916 году направило в Россию группу агентов с целью ведения «агитации по возбуждению революционного движения» на военных заводах и других промышленных предприятиях.[103]

Общий вывод был таков: «Шпионство не только имеет тесную связь с политическим движением в России, но можно с известной достоверностью сказать, что оно даже питает таковое движение»[104], а это требовало значительной диверсификации контрразведывательной работы.

Возложение дополнительных обязанностей на уже существующие КРО, с трудом справлявшиеся даже со своими непосредственными обязанностями в силу перегруженности, было нецелесообразно. Поэтому в 1915–1916 годах отечественные контрразведывательные отделения активно приступили к массированному созданию своих региональных филиалов. В частности, центральная контрразведка Иркутского военного округа сформировала 14 местных КРП, к числу которых относились Читинский, Омский и Харбинский.

Оформление столь разветвленной сети военно-контрольных учреждений требовало решения кадровых вопросов по их комплектованию. Нередко в течение нескольких месяцев штаты контрразведывательных пунктов увеличивались в 1,5–2 раза, а столь быстрый рост при общей нехватке в стране специалистов в области борьбы со шпионажем привел к назначению на ответственные посты в КРП мало подготовленных для этой работы офицеров.

Некоторые из них, как, например, ротмистр Н. Я. Чихачев, занимались арестами российских подданных «по обвинению в политической неблагонадежности»[105], напрямую вторгаясь в сферу ответственности ГЖУ, что вызывало развитие параллелизма в работе различных служб внутренней безопасности. Неквалифицированность многих сотрудников контрразведки не позволяла им уловить тонкую грань между противодействием политическому шпионажу и политическим же сыском, между предотвращением провоцированных немецкими агентами забастовок и борьбой с рабочим движением. Все это дискредитировало отечественную военно-контрольную службу, создавая весьма предвзятое отношение к ней не только современников, но и многих историков.