Поцелуйте невесту, милорд! - Патриция Кэбот

— А этот? — буркнул он. Эмма сложила руки на груди.

— Что этот, мистер Мак-Юэн?

— Ну. — Клетус переступил с ноги на ногу. — Кто он такой?

— Кузен покойного мистера Честертона, — ответила Эмма. — Граф Денем.

— Граф! — На простодушном лице шотландца отразилось благоговение, а толстые пальцы принялись нервно теребить поля шляпы. — Это ж надо, — почтительно произнес он. — Я чуть было не поколотил графа.

— Да. — Поджав губы, Эмма взяла Клетуса за локоть и решительно повлекла к двери. — Идите домой, мистер Мак-Юэн, и расскажите обо всем своей матушке. — «Чтобы она понеслась в город и поделилась новостями с каждым встречным», — добавила про себя Эмма. Она давно поняла, что на таком крохотном островке нечего и пытаться сохранить что-либо в тайне. Лучше оповестить всех сразу и сделать это как можно скорее, а миссис Мак-Юэн как никто другой годилась для этой цели.

— Это ж надо, граф, — в последний раз пробормотал Клетус, прежде чем Эмма вытолкнула его на дождь.

Он так и не оторвал взгляда от Джеймса и даже забыл надеть шляпу. Только когда перед его носом захлопнулась дверь, Клетус несколько пришел в себя и, медленно повернувшись, двинулся к катафалку, где Сэмюэль Мерфи, скорчившийся внутри тесного пространства, наслаждался флягой с виски в ожидании возвращения богатого пассажира. Эмма, наблюдавшая за ними из окна, не сомневалась, что оба шотландца будут обмениваться впечатлениями об этой удивительной личности по меньшей мере несколько месяцев.

Что же до самой Эммы, то она готова была отдать последнюю уцелевшую чашку из лиможского сервиза, лишь бы он немедленно убрался из ее дома. Однако беглый взгляд на Джеймса убедил ее, что тот никуда не торопится Граф был занят тем, что стягивал с рук перчатки — лайковые, предположила Эмма, — и озирался по сторонам, изучая ее скромное жилище. Дом был маленьким, поскольку Стюарт не мог позволить ничего лишнего на жалованье викария, но чистым и уютным, с соломенной крышей, промокавшей зимой, но тем не менее весьма живописной, с зеленой дверью и ставнями. Эмма гордилась своим домом, а если его сиятельство думает иначе, то это его дело.

Обеденный стол — если так можно было назвать пару толстых досок с приделанными к ним ножками, — видимо, не соответствовал высоким требованиям фа-фа, поскольку Джеймс небрежно поставил на него цилиндр, уронив сверху перчатки.

Еще немного, возмутилась Эмма, и он снимет сапоги и расположится перед камином, вытянув ноги к огню. Не выйдет! Она не собирается изображать гостеприимную хозяйку перед этим человеком после того, как он обошелся со Стюартом. Ни за что.

— Если вы приехали за вещами Стюарта, — проговорила Эмма с нарочитой холодностью, — то напрасно беспокоились. — Она взяла веник и совок и принялась сметать в кучу осколки того, что совсем недавно было ее обеденным сервизом. — Я отдала всю его одежду и остальные вещи церкви.

Прошло несколько секунд, прежде чем смысл ее слов дошел до Джеймса. Он переспросил, словно сомневался, что правильно расслышал:

— Церкви? Ты сказала, что отдала все вещи Стюарта церкви?

— Да, — ответила Эмма, сгребая позвякивающий фарфор в совок. — Совершенно верно.

— Ты хочешь сказать, — медленно произнес Джеймс, — что какой-то туземец в Черной Африке разгуливает сейчас в брюках моего кузена?

Эмма натянуто улыбнулась.

— О нет. Здесь, на острове, достаточно бедняков, которые нуждаются в мужской одежде.

Взгляд Джеймса метнулся к окну. Ага, не без торжества отметила Эмма, видимо, он узнал клетчатый жилет, красовавшийся теперь на Сэмюэле Мерфи.

— Понятно, — сказал Джеймс с некоторой досадой, пробудив у Эммы слабую надежду, что, если его достаточно разозлить, он уйдет и оставит ее в покое.

Но граф, похоже, чувствовал себя как дома и явно не собирался уходить, пока не получит того, за чем явился, хотя, что это может быть, она не представляла. Выдвинув из-под стола один из четырех жестких стульев, он развернул его к Эмме.

— Положи веник, Эмма, — сказал он, — и присядь. Нам нужно многое обсудить. В конце концов, прошел год с тех пор, как мы виделись в последний раз.

Эмма только молча уставилась на графа, возмущенная подобным нахальством.

Теперь, при ближайшем рассмотрении, она видела, что сходство между ее мужем и его кузеном было чисто поверхностным. В сущности, граф был намного красивее Стюарта. Волосы у него были темнее, глаза ярче, челюсть тверже. Эмме даже показалось, что Стюарт, хотя и был моложе, представлял собой всего лишь грубый набросок Джеймса, словно Бог попрактиковался на нем, прежде чем сотворить графа Денема.

Впрочем, Джеймс, судя по его поведению, по-прежнему пребывал в заблуждении, будто он и есть сам Господь Бог. Кто еще мог появиться нежданно-негаданно у нее на пороге и потребовать, чтобы она бросила все дела и занялась его персоной?

— Боюсь, я не располагаю свободным временем, лорд Денем, — сказала Эмма. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы сохранить непринужденный тон. Она искренне надеялась, что он не слышит гулких ударов ее сердца, не перестававшего бешено колотиться с той самой минуты, когда она увидела Джеймса у себя в огороде. — Честно говоря, я и так опаздываю, — сообщила она. — Кстати, зачем вы приехали, если не за вещами Стюарта?

Лицо Джеймса приняло удивленное выражение. Еще бы! Не каждый день женщина отвергает предложение присесть рядом и поболтать с графом Денемом.

Но большинство женщин не знают его так, как она.

— Прошу прощения, Эмма, — уронил Джеймс с обманчивой небрежностью. — Я не имел представления, что ты куда-то собираешься. Собственно, когда я пришел, мне показалось, что у тебя гость.

Эмма вспыхнула, уловив намек, который он и не пытался скрыть. Высыпав совок с остатками сервиза в единственный ящик буфета, не развалившийся на части после столкновения с Клетусом, она вперила в Джеймса холодный взгляд:

— Это был мой сосед, мистер Мак-Юэн. Он заходил, чтобы вернуть моего петуха.

— Твоего петуха, — повторил граф без всякого выражения.

— Да, — сказала Эмма. — Он сбежал.

— Твой петух?

— Да. — Почему это он говорит таким тоном, будто не верит ни одному ее слову? И уже не в первый раз. — Видите ли, мне его подарили. Он скучает по родному курятнику и все время пытается вернуться назад.

— И чей же это подарок, Мак-Юэна? — полюбопытствовал граф.

— Конечно, нет! Мне подарила петуха мать мистера Мак-Юэна. — При виде его приподнятых бровей Эмма ткнула пальцем в корзинку, стоявшую на столе. — А это лепешки, которые она испекла этим утром. Угощайтесь. Думаю, они еще теплые.

Лорд Денем даже не взглянул на корзинку. Собственно, он не сводил с Эммы пристального взгляда, который странным образом ее нервировал. Его глаза — она это отлично помнила — всегда были какого-то необычного цвета: не зеленые, но и не карие. Скорее, золотые. Да, золотые, как обручальное кольцо, которое она сняла несколько месяцев назад и отдала кому-то, кто нуждался в нем больше, чем она.