Что день грядущий нам готовил? - Пол Майло

В конце семидесятых Денем Харман в Университете штата Небраска обнаружил, что некоторые препараты, в том числе витамин Е и пищевой консервант на основе хинолиновой кислоты, известный под названием интохин, помогают продлить жизнь подопытных мышей в полтора раза. Харман использовал химические соединения из группы антиоксидантов, компенсирующие воздействие свободных радикалов — несвязанных фрагментов молекул, которые при любом попадании в организм производят микроскопические разрушения тканей. Еще один антиоксидант, центрофеноксин, применялся, как и ионизированный воздух, для восстановления умственных способностей сенильных пациентов. Знаменитый геронтолог Рой Уолфорд и другие исследователи экспериментировали с людьми, снижая во время сна их температуру тела на один-два градуса. По мнению некоторых ученых, такой метод мог увеличить продолжительность жизни лет на тридцать, а то и вдвое.

Но опыты с охлаждением были для Уолфорда как бы побочным занятием, а настоящим кредо — другой путь к долголетию. Важнейшей заявкой этого ученого на мировую славу стала «бескалорийная диета» — по сути, продолжение известной серии опытов, поставленных задолго до него опять-таки на грызунах. (В 1927 году доктор Клайв Маккей подметил, что у некоторых позвоночных, способных подолгу голодать — например, у морских черепах, — не только процессы старения идут замедленно, но и рост продолжается в течение всей жизни. Тогда он посадил на голодный паек группу крысят. Такой режим в самом деле затормозил их развитие: через тысячу дней крысы еще не достигли половой зрелости; по человеческим меркам — как если бы переходный возраст начинался в семьдесят. На этом сроке калорийность их рациона была повышена до стандартного уровня, после чего подопытные прожили около 500 дней, то есть еще половину обычного крысиного века. Притом хвостатые мафусаилы почти до конца оставались резвы, как подростки.) Если эти результаты удастся воспроизвести на людях, надеялся Уолфорд, то нам предстоят восемь-девять десятков лет бодрой юности, после ста наступит расцвет сил, и лишь затем жизнь постепенно, очень медленно покатится под гору.

Вся сложность, во всяком случае с крысами, заключалась в точном определении момента, когда следует переходить на обычное питание. Так, в одном из вариантов по маккевской схеме животных недокармливали в течение 1150 дней — после этого половина подопытной группы не смогла вернуться к нормальному развитию. Уолфорд, заядлый экспериментатор и отчасти эксцентрик (каждый седьмой год, когда профессора в американских университетах по традиции освобождаются от занятий со студентами, он проводил, странствуя пешком по Индии в одной набедренной повязке и общаясь с йогами), решил, что знает ответ. После того как его серия опытов с низкокалорийным питанием в 1960-е годы вдвое продлила жизнь лабораторных мышей, Уолфорд разработал «диету 120-летних» и сам придерживался ее много лет, потребляя ежедневно около 1600 калорий — примерно половину того, что считается нормой для здорового человека, ведущего активный образ жизни. Рецепты Уолфорда соблазнили многих, но по иронии судьбы не помогли ему самому: в 2004 году ученый скончался от «болезни Лу Герига»[2] в почтенном, но далеко не рекордном возрасте 79 лет.

Однако же заявка Уолфорда была, в сущности, довольно скромна: большинству из нас она сулила долголетие всего лишь «по природному лимиту». Другие исследователи мечтали преодолеть и этот барьер. Сорок лет назад видный геронтолог Роберт Прегода не сомневался, что подлинный эликсир долговечности будет открыт в 1990-е годы. Отправной точкой его научных поисков стали исследования эволюционной целесообразности старения. Природа словно бы ставит перед своими созданиями цель: прожить достаточный срок, чтобы выросло потомство. Как только задача выполнена, в «биологическом хронометре» выключается таймер и организм начинает отказывать. Гибель особей, изживших свое предназначение, высвобождает пищевые и прочие ресурсы для новых поколений — это дополнительный эволюционный бонус в сохранении вида. Следовательно, решил Прегода, надо все силы бросить на то, чтобы научиться регулировать завод часов и переводить стрелки в нужный момент.

За отправную точку он взял работы Юхана Бьёркстена, изучавшего механизмы постепенного износа живых тканей в результате химического процесса, называемого «поперечным связыванием». Прегода считал, что особые диеты, включающие специфические почвенные белки, помогут избежать этого эффекта. Тем временем другая группа ученых пыталась искусственно сконструировать вирусы, чья деятельность в человеческом организме остановит или, по меньшей мере, замедлит генетические мутации, которые, как принято считать, также играют роль в процессе старения. Микробы — еще один противник, с которым предстоит схватиться искателям вечной молодости. Прегода как будто не сомневался, что достаточно щедрое финансирование этих направлений научного поиска гарантирует людям XXI века минимум 200-летнюю жизнь. Он даже предположил, проявляя «осторожный» оптимизм, что если удастся постичь неясную пока природу некоего биологического барьера, то люди смогут жить и пятьсот, и даже тысячу лет!

Конечно, для человека долговечность под стать дубу не лишена теневых сторон. Сохранит ли женщина, вышедшая замуж в двадцать пять, привязанность к супругу после трехсот лет брака? А одно-единственное Рождество может пустить по миру патриарха, которому придется покупать подарки всем прапрапраправнучатам — ведь человек, проживший несколько столетий, имеет шанс свести знакомство с тремя-четырьмя тысячами своих потомков только по прямой линии.

Обнаружились и другие, куда более жуткие вероятности. Многие критики дерзновенных амбиций геронтологии с легкостью припоминали древнегреческий миф о Тифоне, которого Зевс одарил вечной жизнью, не дав вечной молодости. Богиня Эос страдала, видя, как тело ее возлюбленного дряхлеет с каждым днем, а сердце все продолжает биться. Что, если вот так же передовая наука сподобится лишь держать нас на самом краешке могилы, и не более того?

Не меньше тревожили предположения насчет долгих лет… без тела. В 1960-е годы медикам удавалось поддерживать жизнь изолированных собачьих и обезьяньих мозгов. Кое-кто из врачей даже утверждал в то время, что сохранить живую человеческую голову будет еще проще.

К началу нашего столетия стало ясно, что Прегода, Маккей, Уолфорд и другие не заблуждались — каждый был прав в своих частностях. Вроде бы все они вставили по важному кусочку в головоломку, но как окончательно свести всю эту информацию воедино и что предпринять для победы над старостью — никто пока сказать не может. Создается впечатление: чем больше мы узнаём о старении, тем меньше мы о нем знаем.

Например, до недавнего времени было принято считать, что продолжительность жизни обусловлена наследственностью. Так думали и ученые, и профаны (от последних нередко можно услышать похвальбу долголетием бабушек и дедов — мол, «это у нас семейное», — будто такой факт может служить доказательством).

Но в 2006 году в Европе были опубликованы результаты обширного научного исследования, опровергшие расхожее убеждение. Сопоставив продолжительность жизни в нескольких тысячах пар однояйцовых близнецов, родившихся в период с 1870 по 1910 год, ученые обнаружили, что у братьев и сестер, идентичных почти во всем, сроки жизни были неодинаковы — большинство этих двойняшек умерли с десятилетним в среднем разрывом. Другие однотипные исследования показывают, например, существование устойчивой связи между ростом родителей и их потомков, но в продолжительности жизни подобная корреляция не проявляется никак. В этом смысле наследственность, как выяснилось, не играет решающей роли.

Ученые по-прежнему надеются раскрыть тайну «настоящего» долголетия; некоторые из них склонны считать, что 130-летняя или близкая к этому продолжительность жизни может быть достигнута в скором будущем. Но, учитывая накопленные данные, большинство авторитетных исследователей уже не проявляет такого оптимизма на сей счет, как раньше.

Это случилось в 1962 году в Норвегии. Пятилетний мальчик по имени Рогер Арнстен упал в ледяную реку и 22 минуты находился под водой. Фактически он был мертв больше двух часов. Температура тела упала до 24 градусов, на треть ниже нормы. Но уже через несколько месяцев малыш практически выздоровел.

Как же Рогеру удалось выжить? Ужасное падение вызвало такой шок в организме, что все системы жизнедеятельности словно бы отказали одновременно: сердце перестало биться, остановилось дыхание, отключился мозг, контуженный кислородным голоданием. Но, что самое интересное, тот же убийца-холод и спас мальчика, затормозив процессы разложения. В большинстве случаев мозговые ткани начинают распадаться сразу после смерти. К счастью для Рогера, клетки его мозга подверглись быстрой заморозке, точь-в-точь как свежевыловленная треска на рефрижераторном судне. Когда доктор Туне Даль Квиттинген вновь «запустил» сердце Рогера, мозг, не тронутый тлением, попросту включился опять.