Третье открытие силы - Андрей Сидерский

Горела настольная лампа. Мама стояла, склонившись надо мной, и улыбалась.

- Миша, уже утро, вставай, - сказала она. - Там Альберт Филимонович пришел... С удочками...

- Я встал и в одних трусах вышел в коридор. Под лампой без иабажура стоял Альберт Филимонович в яловых сапогах, полковничьей папахе без кокарды и военном ватнике поверх пятнистого комбинезона.

- А кто снял абажур? - спросил я.

- Давай, собирайся поскорее, - сказал он. - Рыба просыпается в семь. У нас еще есть время, однако необходимо спешить...

ШИЗИК

«Итак, уважаемые дамы и господа, мы с вами осмотрели палаты, столовую и манипуляционные. Теперь давайте проследуем в блок Б - там находятся специализированные кабинеты. А это вот, кстати, - спортивный зал. Здесь мы занимаемся йогой. С шизофрениками...»

Из объяснений проф. К.Ф.Васильева во время осмотра психиатрической лечебницы аккредитованными в Киеве представителями зарубежных средств массовой информации.

«- Порою встречаются удивительнейшие случаи шизофрении. Больной исключительно разумен, зачастую абсолютно адекватен, а в некоторых отношениях - даже гениален, обладает поразительно расширенным диапазоном восприятия, которое, тем не менее, развертывает в его сознании исключительно стройную картину мира. Без накладок, так сказать, и досадных недоразумений... Конечно, она гораздо богаче, чем общепринятое видение мира обычными здоровыми людьми, и к тому же отличается сложной и неординарной организацией структурных взаимосвязей, однако на поверку во многих случаях оказывается вполне рабочей... Возможно, в связи с этим лица, страдающие таким типом шизоидного синдрома, зачастую обладают экстраординарными способностями и силами, которые они сами называют магическими, и происхождение которых современной науке пока еще неизвестно... В последнее время - после Чернобыльской катастрофы - количество случаев подобного рода шизоидного синдрома на территориях, непосредственно прилегающих к зоне отчуждения, то есть по Киевской, Гомельской, Житомирской и Черниговской областям, увеличилось более чем на два порядка. Вполне возможно, что это связано с некоторым пока еще не изученным психомодулирующим влиянием определенных спектров радиоактивного излучения на психику человека...

- Простите, профессор, а на основании чего Вы в таких случаях диагностируете шизоидный синдром?

- Э-э... Это - сложный специальный вопрос. Не думаю, что времени, отведенного нам на пресс-конференцию, будет достаточно, чтобы в нем разобраться... Кроме того, он в некоторой степени касается вещей, составляющих профессиональную тайну, и я поступил бы неэтично по отношению к своим коллегам и пациентам, если бы стал ее разглашать... Прошу меня простить. Есть еще вопросы?»

Из ответов проф. К.Ф.Васильева на вопросы аккредитованных в Киеве представителей зарубежных средств массовой информации.

Пустое солнце затерялось в предвечернем покое холмов, не дождавшись оранжевых сумерек, золотом тишины растеклось в неподвижности околдованных безветрием трав.

Я сидел на обочине спиной к пустынному от горизонта до горизонта шоссе и молча созерцал искрившееся мириадами солнечных бликов море. Только плеск прибоя и звон кузнечиков, заполнявший пространство степи за дорогой, нарушали неподвижную тишину плотного послеполуденного безветрия. Я, кажется, о чем-то думал, а может быть, не думал вовсе... Или думал ни о чем...

Скрип тормозов за спиной и звук открывшейся дверцы... Шаги по мягкому асфальту, скрип гравия на обочине рядом.

- Так и будешь сидеть?

Я взглянул на него. Старик в потертых джинсах и тенниске с расстегнутым воротом. Дочерна загорелое изрезанное морщинами лицо, из-под широкополой шляпы выбиваются пучки жестких седых волос. В кармане тенниски - пачка "Кэмела", на ногах - пыльные полусапоги на высоких каблуках. Странная фигура... В Аризоне он был бы, пожалуй, на своем месте... Но это ведь не Аризона. Интересно, что он делает в здешних забытых Богом местах?

- Живу я здесь, - ответил он фразой из анекдота, хотя я ни о чем его не спрашивал. - Ну так что?

- А что?

- Ну, поехали, что ли?

- Куда?

- Это я у тебя должен спросить - куда?..

Я встал, отряхнул штаны и, забросив на плечо рюкзак, неопределенно махнул рукой на юг.

- Торбу свою на заднее сиденье брось, у меня багажник полный, - сказал он, усаживаясь за руль...

Дорога поблескивала вплавленным в асфальт гравием, ровной стрелой взбегала на холм, а потом полого струилась к морю и мягко текла через широкую долину, змеясь вдоль песчаного пляжа.

Пустые миражи заливали степь несуществующими озерами, горизонт морщился и дрожал, горячий воздух сжимался перед ветровым стеклом в плотную упругую стену и тугими реактивными струями хлестал по лицу, врываясь в открытые окна. Старик сбросил скорость до ста двадцати, добыл из пачки сигарету и прикурил от спички, сложив лодочкой руки и придерживая локтями руль.

Асфальт закончился как-то вдруг. Еще несколько километров мы тряслись по белой грунтовой дороге, оставляя позади себя плотное медленно оседающее облако меловой пыли. Потом дорога свернула прочь от моря и через некоторое время растаяла в раскаленной холмистой степи.

- Ну вот, - старик остановил машину, - отсюда пойдешь сам.

Я взглянул на него.

- Дальше ходят и ездят только чужие, - объяснил он.

Я молча протянул ему сотенную бумажку.

Он небрежно заткнул ее в задний карман штанов:

- Местные вообще сюда почти не заглядывают. Вроде как бы незачем. Разве что подбросить какого-нибудь вроде тебя... А так... Кому на юг - те по большой дороге. Ну, там, где все...

Я выбрался из машины, открыл заднюю дверцу и взял рюкзак.

- Может, за тобой заехать потом? - спросил старик.

- Думаешь, я вернусь?

- Вряд ли, обычно никто не возвращается, - согласился он. - Ваш брат упорно бредет на юг прямо по пересеченной местности. А зачем? Чтобы время убить? Там ведь нет ничего. Скалы, море, степь... Пустота... А с той стороны - просто другая дорога. И ведет она, в общем-то, туда же, куда и большая. Короче только. А так... Лично я не понимаю, что за кайф такой - зависнуть на несколько недель в пустоте... Хотя... Какое мне дело?..

Я бросил рюкзак на землю и захлопнул дверцу.

Он развернулся, и машина тут же исчезла в облаке пыли. Через некоторое время она скрылась за холмом, а потом я перестал слышать звук мотора.

Старик не сообщил мне ничего нового - я ведь не впервые в этих краях... Просто здесь почему-то так принято: начинаешь свой путь там, где торная дорога теряется среди холмов, и движешься на юг - до самых последних скал, за которыми начинается... а может быть, заканчивается... другая дорога - та, что приходит с той стороны.

Обычно, попадая сюда, я проходил сквозь пространство пологих пустынных холмов вдоль изрезанного скалистыми бухтами берега и покидал здешние места по той, другой дороге. Иногда, правда, если было желание и хватало сил, я добирался до последних скал и, повернув обратно, шел на север. Время от времени бывает занятно увидеть все то же самое в зеркальном отражении. Однако потом я опять поворачивал на юг, чтобы покинуть эти места обычным путем. Так что дед был прав. Здесь не возвращаются...

Было очень тихо. Я лег на сухую горячую землю рядом с рюкзаком и, сощурив глаза в узенькие щелочки, принялся разглядывать висевший почти в зените слепящий шар.

Нужно расслабиться, прежде чем идти дальше. Иначе эта бешеная белая звезда напрочь расплавит мозги, пока добреду до места...

Придя на берег, я вынул из рюкзака смотанную в бухту веревку, обвязал один ее конец вокруг вертикальной скалы у края белого слоистого обрыва и сбросил всю бухту вниз. Наклонившись, проследил взглядом за тем, как падала и разматывалась веревка, и как второй конец ее завис, покачиваясь, в трех метрах над большой плоской каменной плитой, выступающей из-под обрыва в море примерно на двадцать метров.

Это была моя любимое место. Внизу на плите можно загорать, тренироваться, а в тихую погоду - даже ночевать. Море под кромкой плиты не слишком мелкое, но и не очень глубокое - метров десять-пятнадцать, камни образуют под водой ступени, покрытые мидиями, устрицами и подводной растительностью, вокруг постоянно снуют стаи разноцветных рыб, ползают крабы, в толще воды колышутся полупрозрачные купола медуз. Морские ежи, звезды, актинии и большие красивые ракушки во множестве покрывают дно бухты, которое уступами спускается до пятидесятиметровой глубины и переходит в пологий песчаный шельф. Вода в этих местах всегда прозрачная. Правда, иногда - при сгонном ветре с берега - она становится, мягко говоря, холодноватой, но потом ветер обыкновенно меняется и снова приносит теплые водные массы из открытого моря. Бухта образована почти идеальным полукругом белых известняковых обрывов, спуститься с которых к воде - на плоскую плиту - можно только по веревке. В непогоду внизу делать нечего - там все кипит и тяжелые волны с грохотом обрушиваются на белые скалы. В самом центре бухты есть небольшой утес. Во время шторма он почти не виден, только буруны и фонтаны брызг указывают его местоположение. В тихую погоду его плоская поверхность на полметра-метр выступает из воды. От края плиты до утеса - ровно сто метров. Очень удобно, поскольку его край во время тренировки всегда служит мне противоположным бортиком бассейна. Возле него даже можно делать поворот-сальто.