Последнее представление - Властимир Невзоров

парень, – я мастер. Исследователь. И фокусник. Я больше по руде и камням, а не по грибам или болезням, но и про них чуть знаю.

– То-то, смотрю, платье нездешнее, – пробормотала бабка. – У нас-то образованных с огнём не сыскать в деревнях. А зачем в Ивкальг путь держишь?

Юноша пожал плечами.

– На ярмарку, представление дать. Если в вашей… Осочьей люди тоскуют, и их развлеку.

Бабулька приобняла его за плечи и развернула в сторону от моста.

– Сам Всесветный мне тебя послал, милок, – улыбаясь, сказала она, – давно к нам учёные лекари не захаживали. Мож останешься у нас на пару деньков, ась? У нас недавно вояки прошли, деньга водится. И представление своё покажешь, и подсобишь чутка, кому надобно.

– А чего надобно-то, бабуль? – осторожно спросил Фауст, шагая вслед за ней по дороге.

– Да по мелочи всякого, – она бодро зашагала вперёд. Сейчас, когда больше не было нужды вглядываться в обочину, походка её стала куда более скорой. – У Бениты нога никак не заживёт, Мар кашляет, что дышит, у Фестера что-то бычки все полегли… а София-то, София! – спохватилась она, – она ж мне и сказала про грибы-то! И её посмотришь, не убудет с тебя. Мы уж заплатим, что скажешь, милок. Нам со столицы-то небось не приезжает никто, кому ж мы нужны там…

Фауст совсем сник. Вот здесь бы Гней пригодился с его медициной. А он-то что сможет им посоветовать? Промыть рану, не есть острого и следить за питьём скотины? Как будто они сами до этого додуматься не могут. Наверняка уже всё перепробовали, раз от горя готовы обратиться к первому встречному.

– Как звать-то тебя? – вдруг заинтересованно спросила бабулька. – Я Агнешка.

– Фауст, – он по привычке приложил было кулак к груди, но вовремя спохватился и чуть кивнул в знак приветствия. – Ты здесь с рождения? Проведёшь меня, к кому нужно?

Агнешка беззвучно чуть пошамкала губами, будто пробуя новое слово на вкус.

– А сам откуда? – подозрительно сощурилась она. – С моста ж идёшь. В заграницу ходил?

Парень растерялся. К такому вопросу он не готовился.

– Я, ээ, с запада. Городок на побережье почти, – он махнул рукой в сторону моря. В принципе, он не соврал: Мотас действительно стоял на дельте реки далеко на западе. Что это другое государство, Фауст решил пока не говорить. Очень ему не понравилась подозрительность, с которой бабка рассматривала его платье. Похоже, придётся где-то раздобыть здешнюю рубаху. – А за границу по работе ходил.

Бабка одобрительно закивала.

– Ну да, ну да, учёные люди везде нужны, везде почёт имеют. Свернём-то в туда, милок, – она потащила его напрямую в степь, где была притоптана широкая тропа. – Дорога до деревни кругом идёт, а здесь напрямик пройти можно будет. Небось и с Фестером-то встретимся по дороге, должен тёлочек своих пасти. Покумекаешь с ним чутка.

Агнешка не замолкала ни на мгновение. Она рассказала Фаусту все слухи деревни за последние пару дней, похвасталась успехами соседского правнука, который уже научился ходить и дразнит соседских гусей, ткнула на цветок, который недавно случайно кинула себе в пирог («я егой-то срезала вместе с укропом, да не заметила. Пока живая, но мож что надо от него ещё съесть? Да полдюжины дней уж прошло»). Один раз они встретили угрюмую коровку, которая брела по степи и жевала пожухлые колосья, а после – мальчишку, который отвязывал коз от колышка. Когда начало смеркаться, и впереди заалели огни деревеньки, Фауст уже знал про её жителей всё: кто на ком женился, кто чем болеет, как отпраздновал именины дочери стоящий во главе подручник, и почём нынче мясник берёт за молочного поросёнка – с его двора и с чужого за разделку.

– У вас нет никаких оград? – удивился мастер, когда они дошли до первого двора. Бабка снова пристально на него посмотрела.

– А зашто нам ограды? Чай, все свои. У ваших морей другие порядки?

Он задумался. Ему одновременно хотелось и узнать побольше об образе жизни имперцев, и избежать вот этих подозрительных взглядов. Похоже, стоит просто всё записать и обдумать в одиночестве. Все свои… это что же, любой человек может заявиться к другому домой просто так? В Мотасе каждый дом огораживался ровно настолько, чтобы ни у кого даже мыслей не возникло зайти на чужую землю. Зато здесь какое раздолье с садами и огородами! Он никогда в родном городе не видал столько зелени вокруг домов: тесная застройка не позволяла разгуляться, и всю свободную землю заполняли сарайчиками и кладовыми.

– Это чтобы козы чужие не топтали, – улыбнулся Фауст. – В огороды же столько труда вложено.

– А, ну да, ну да, – снова закивала Агнешка. – Мы-то гоняем их, если что. Мудрые у вас люди живут, что тут скажешь.

– Подскажи, бабуль, куда стоит сначала пойти? Я помогу вашим, конечно, чем смогу, – он чуть виновато улыбнулся, – но мне бы и на рынок заглянуть. Любят ваши праздники?

Та развела руками.

– А пошто сразу не сказал? Рынка-то толкового у нас нет, но я всех к себе зазову. Покажешь своё представление у меня во дворе. Вот сначала покумекаешь с бедовыми, а потом покажешь. У нас-то небось все Агнешку любят, – она даже чуть покраснела от гордости, – всех к тебе приведу. И голову тоже, пошто нет-то. У нас люди щедрые, деньга водится, – рассеянно повторила она.

Такой расклад Фауста полностью устраивал. Перспектива ходить по деревне и зазывать народ на рынок, как это делал Марк, его не прельщала ну совершенно. К тому же, если у него получится хоть немного помочь нуждающимся, он унесёт побольше, чем с простого уличного развлечения.

Строго говоря, разделение было сделано с ещё одной целью: Фаусту очень уж было интересно, на что способен каждый из ребят. После общих выступлений они всегда делили свою добычу поровну, и честность этого всегда вызывала у него вопросы. Ему не было жалко денег для друзей, но, если кто-то нравился публике меньше, то стоило подумать о смене ролей. Конечно, пожертвования от больных в такой подсчёт входить не должны, но он малодушно решил приобщить их к своему заработку на фейерверках.

– Ты иди в дом, – велела Агнешка, – я пройдусь по нашим, соберу всех, у кого беда приключилась. А как отужинаешь, примешься