никогда - чушъ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Паша вздрогнул: навстречу идет красивая девушка с полиэтиленовым пакетом. Конечно, половина ее лица скрыта шарфом, но фигура, взгляд и походка выдавали в ней стать и либидо.
Девушка подходит к мусорным бакам и выбрасывает свой пакет. Оглядывается, замечает Пашу и уверенно направляется к нему.
– Я Вера, – говорит она сквозь шарф.
Паша смущается. Он понимает, что надо бы назвать себя, но как назло собственное имя вылетело у него из головы. Он смотрит в глаза девушки, и они ему очень нравятся. Еще он понимает, что где-то под ними прячутся груди, живот и оно, то самое, ради чего этот сыр-бор, что приличная девушка прячет и в то же время каким-то образом умудряется открыть всему миру.
Девушка настороженно смотрит, ожидая хамства или сарказма.
– Смешной ты, – вздыхает она, – а у меня кошка сдохла.
Паша невольно вздохнул.
– А у меня кот.
– Тоже сдохнет, – уверенно говорит девушка. – Все мы сдохнем. Смерть никого не пощадит.
Паша удивился. Конечно, работая в морге, он догадывался, что Смерть и мертвые люди каким-то образом связаны, но все же он полагал, что по каким-то причинам эти люди предпочитают мертвое состояние, вынуждая Смерть лишать их жизни.
– И что делать? – интересуется Паша.
Девушка пожимает плечиками и бесцеремонно рассматривает Пашу. Потом она говорит, что у нее есть билет в «душегубку», что сегодня пятница, а значит можно пообщаться с покойниками. Может быть, если очень-очень их попросить, они и откроют секрет? В конце концов, должно человечество когда-нибудь победить смерть!
Паша нахмурился. Смерть, точнее товарищ Смерть, этот вежливый дядечка, который забегает к Паше на огонек, болтает о пустяках за чашкой сладкого чая, самый преданный друг человечества. А тут, выходит, человечество мечтает лишить его полномочий!
Девушка сникла.
– Ну тогда просто поболтать с покойниками, – просит она, – о всякой чепухе. С них не убудет, а нам надежда.
Паша в растерянности, а девушка снимает шарф и указывает на прыщик над верхней губой.
– Правда, ужасно? Я даже замазывать его не стала. Зачем? Не испугать же покойников этим? А вас, молодой человек?
Паша улыбается и отрицательно качает головой.
– Тогда я приглашаю вас на свидание, – торжественно говорит девушка.
– Только мне нужно переодеться, – говорит Паша, – заодно и с мамой познакомитесь…
…Мама даже слышать не захотела о пяти минутах на переодевание, а закрыла дверь на ключ и затеяла стряпню. Послала Пашу в темную комнату, где хранились соленья, заставила собирать на стол, что-то прокручивать на мясорубке, и сама того не зная, влюбила в него Веру, которая считала, что уважительное отношение к матери – показатель зрелости мужчины. Конечно, она, эта Вера могла быть и в груди побольше и в бедрах пошире, но бог даст, разродится и обретет нормальные формы. Впрочем, пока молодые поживут в Пашкиной комнате, мама сама займется здоровьем этой Веры, потому что выносить худышке нормального ребенка это как в лотерее выиграть миллион: не исключено, но практически невозможно.
Наконец Паша выполнил все мамины поручения и присел на диван. Вера сидит е рядом и разглядывает Петрыську, который старательно игнорирует ее.
– Никогда не любила кастрированных кошек, – в отместку говорит Вера, – огромные и слишком умные. Мой Блохастик был маленький, глупенький, но такой милый. А мама у тебя классная.
– Мамы все классные, – примирительно говорит Паша.
– Не, не все. Из меня, например, выйдет отвратительная мать. Собственно, меня бы тоже следовало стерилизовать, чтобы не доводить до греха.
Петрыська довольно машет хвостиком.
– А из тебя выйдет хороший отец, – продолжает Вера, – Что, девушки за тобой табунами бегают?
– А что мне ответить, чтобы произвести на вас впечатление?
– «На нас»? – Вера наигранно удивилась и раздвинула ноги, – С тобой все понятно, ты – девственник. Что ж, я впечатлена.
Паша смущенно заерзал на диване, зачем-то стал прокручивать в памяти свою первую встречу с товарищем Смерть.
Это было рядовое дежурство. В прозекторской стояла каталка, а на ней лежала Вера. Паша ее сразу узнал, хотя Вера была другой. Высокий лоб, бледные волосики, плечи атлетические, валяющиеся груди, рыхлый с растяжками живот, точеные бедра, коленки со шрамами, длинные руки, тонкие запястья, и гнетущее безразличие всего этого. И еще удивление, и дешевые духи санитарки, что привезла эту Веру из соседнего блока и сейчас пьет чай с лежалым пряничком. «Не поверишь, Паша, я сама не поверила, когда мне рассказали. Бывает же такое, просто жуть и насмешка! Хрум – хрум. Страшная авария. Хрум, бульк. Вчера, напротив дома ученых. Можно еще сахарку? Ой, спасибо, голубчик, дай бог тебе жену хорошую найти. Да, там еще церковь стоит, и елда какая-то бетонная стоит. Так вот в эту елду и врезалась иномарка. Не здешняя. Хрум – хрум – хрум, бульк – бульк. Вкусно. А больше нет пряничка? Ну, на нет и суда нет. Так вот, машина в лепешку, пассажиры – в фарш, а этой, – санитарка пренебрежительно кивнула в сторону трупа, – сам видишь, хоть бы что. Ни синяка, ни царапинки. Вылетела как пробка из бутылки, поднялась, отряхнулась, оглянулась и давай курить. Спасатели приехали, курит зараза, скорая – курит. Бульк – бульк. Курит себе и смотрит. А оказалось, что в машине ее дети и мать остались. И она, значит, курит и смотрит как их сердечных из машины по кускам извлекают. Чашечку, Паша, не забудь помыть. Ну, я пошла. Ой, самое главное не рассказала. А когда милиционеры подошли к ней показания снимать, она смотрит мимо них и не дышит! Умерла значит от горя. Бывает же такое в жизни! Ну, ее на всякий случай в реанимацию отвезли, но какая уж тут реанимация, сам понимаешь. Так что режь, Паша, ищи причину смерти, а заключение сам занесешь, мне не досуг по вашим коридорам мотаться». Паша пожал плечами и подумал, что глупо вспарывать человеку живот только потому, что он не дышит. Потом он, кажется, тоже пил чай и слушал какую-то музыку. Собственно, это и была Вера. Потом Паше не понравился какой-то фрагмент, и он каким-то образом изменил его. Снова прослушал мелодию жизни этой Веры и удовлетворенный вернулся в прозекторскую. Вера сидела на каталке и ошалело пялилась по сторонам…
Веселая и раскрасневшаяся прибежала мама и, спросила Веру, любит ли она пирожки с печенью или ей капустных подавай? Вера сказала, что она девушка непривередливая, тем более, если это касается домашней еды. Мама многозначительно посмотрела на Пашу, а потом заставила его идти мыть руки. Вера увязалась следом.
В маленькой ванной Вера задела Пашу своей грудью, посмотрела на свой прыщик, помочила кончики пальцев и выбежала, не имея иллюзий относительно чистоты висящих полотенец. Паша остался один и неспешно, как после дежурства по самые лопатки мылил руки, предаваясь раздумьям и отсутствуя в этой реальности.
А в другой он уже звонит декану и говорит, что к нему по ошибке привезли живого человека, а может быть не по ошибке, а вследствие злого умысла, и Паша не знает, как ему поступить, регистрировать ли привезенного как труп или как врачебную ошибку.
Декан прибежал немедленно. Он осмотрел Веру, пощупал пульс, посветил фонариком в глаза, еще раз прочитал заключение о смерти, подумал, что коллега не мог так ошибиться, если это только не диверсия накануне перевыборов с целью компрометировать декана в качестве проректора, и твердо сказал, что, очевидно, это тот редкий случай, когда медицина оказалась бессильна.
– Где я? – спрашивает Вера. – Кто вы такие?
– Позвольте представиться, – декан галантно поклонился, – Скуратов Иван Федорович, врач высшей категории.
Вера смотрит на Пашу, который прячется в тени декана, который торопливо открывает несгораемый шкаф и достает оттуда красивый пакет с черным бантиком. Вера начинает понимать, что происходящее выходит за рамки, а декан уже рвет этот бантик и вынимает из пакета красивый одноразовый костюм для мертвых леди, который сегодня утром в целях саморекламы занес ему какой-то представитель какой-то похоронной организации. Вера покорно позволяет себя одеть и поставить на ноги. Ее шатает, декан обхватил ее за талию, и строго посмотрел на Пашу. Паша молча сказал, что ничего не знает, что сегодня его вообще не было, а если он и был, то дома с мамой и Петрыськой. Потом декан вывел Веру со служебного хода, предварительно разорвав на мелкие кусочки заключение о ее смерти. Потом Паша стоял около окна, слушая разговор декана с охранником, который недоверчиво косился на эту странную посетительницу в мужских шлепанцах, у которой к тому же не было пропуска. Декан уверял, что это его дальняя родственница, что разовый пропуск она куда-то задевала, и, в конце концов, он же не человеческие органы вывозит, и не труп целиком, чтобы так буквально относиться к отсутствию какой-то бумажки. Охранник ворчал, открывая ворота, кто вас, франкенштейнов, знает, накачаете мертвяка какой-нибудь гадостью, а потом в городе маньяк появляется…