Леха (СИ) - Закутаев Константин Олегович

Трибуны притихли. Спортсмены, готовящиеся выступать и уже выступившие, сгрудились в пределах судейских столов, ожидая яркой расправы над взмывшим иногородцем. Даже девушки, до этого явно скучавшие, жадно следили за развитием событий на ринге.

Явное преимущество Ермакова пока проявлялось лишь в самоуверенных атаках, яркой манере боя, полуопущенных руках и в фирменной экипировке. Малыгин же никакого урона ещё не получил, не считая скованности своих действий. Это было как раз то, о чём его предупреждали Харламов и Краснов – он боялся. Атаковать мастера спорта, да ещё нокаутера? И в подтверждении этого каждая контратака Малыгина захлебывалась в жёсткой ответке от Ермакова. Либо вообще не достигала цели.

Первый раунд закончился, явно оставшись за мастером. Не чувствуя особой усталости, а лишь ощущая бессилие, Леха опустился на табурет в своём углу.

– Жди, он скоро попрет, – Харламов, не утруждаясь восстановительными процедурами, громко зашептал Малыгину в ухо, – он тебя ниже, ему без мазы в голову рубить, через корпус зайдет… Просто будь готов, не гоняйся за ним, он тебя обыграет. Готовь на один‑два встречных, слышишь?!

Леха невпопад кивал, краешком сознания удивляясь боксёрским познаниям своего самбо‑секунданта. Желание того, чтобы этот финал быстрее закончился, нарастало снежным комом. Атмосфера всеобщей поддержки соперника давила на психику и сковывала мышечную готовность комбинировать. Лишь Харлам, залезая горячим шепотом в голову, заливал в пульсирующее сознание одну за другой вероятности победного исхода.

– Или сам иди ему навстречу, он этого точно ожидать не будет. Не такой план ему Ушаков рисовал, но только когда в угол его загонишь…

Звук гонга оборвал харламовские наставления и Леха поднялся.

Второй раунд стал на порядок агрессивнее первого. Маска игриво‑уверенного технаря полетела в сторону, и Ермаков кинулся избивать Малыгина «по‑взрослому». Прилетало отовсюду. С боковых, с прямых, проходил апперкот. Со стороны казалось, что даже классическая «двоечка» разбивала всю защиту Малыгина. Однако это было не совсем так. Леха стоически держался, пропускал, но не более трети от общего града ударов. Всё‑таки защищаться проще, чем атаковать. К тому же у канатов он не задерживался, не позволяя противнику размотать полноценную работу «на снаряде». Ермак уже явно свирепел. Гул зала резко переходил на единый восторженный вой, сквозь пласт которого явственно прорезались выкрики «Вали!» и «Убей!». Обжигаемый такой поддержкой, Ермаков с полуопущенными руками и, бросками корпуса вправо‑влево, откровенно кидался на Малыгина. Уже не спортивная злость двигала им, а желание казнить неуступчивого соперника. Всю свою силу, мощь и технику он демонстрировал уже и мимически. Скалил зубы, облитые темным пластиком капы. Излишне резко, с всхлипом выдыхал на каждый удар и, обходя с флангов, чересчур театрально пританцовывал. Он вел бой. Нокаут дело времени. Редкие выпады Малыгина его не пугали. Лишь один удар мог бы позвенеть тревожным звоночком, но Леха развивать успех не стал, по‑черепашьи уйдя в глухую оборону.

Второй перерыв. Малыгин тяжело опустился на табурет. Отбитые плечи гудели, пока ещё не саднящей болью разбитых мышц, а лишь наливающейся синюшной тяжестью. Однако урон принятых на защиту ударов полностью забивал, сковав плечевой пояс бетонным раствором. Прежней легкости в руках уже не было.

Харламов что‑то громко говорил ему, перекрывая шум трибун, но Леха не слышал. Он впервые за весь бой поднял глаза на оппонента, вальяжно развалившегося в своём углу. Было заметно, что постоянный прессинг серьёзно вымотал звезду вологодского бокса, но до заветного «вымахался» Ермакову было ещё, наверное, далековато. Мастер спорта, попялившись на трибуны, вернул глаза в ринг и их взгляды пересеклись. Леха не успел отвернуться и, успевший это заметить, Ермаков демонстративно сплюнул в его сторону. И вдогонку зло ухмыльнулся.

Не дожидаясь окончания минуты перерыва, Малыгин вскочил с табурета. Обида, трансформировавшись в злость, вдруг схватила за горло. Самоуверенный самец, в адидасовской майке, на своей территории вдруг стал для него главным врагом. Целью всей жизни. Далеко за границами понимания остались папа с мамой, крито‑микенская культура, концепция неотомизма, что‑то кричащий в спину Харлам и общага с пьяными кавээнщиками. Сгущающаяся в своём рывке неведомая сила вытолкнула его на середину ринга.

– Бокс!

Ермак всё в той же манере двинулся вперед, совершая катастрофическую ошибку. Уверенный в превосходстве, он совершил то самое сближение без удара. И нарвался. С такой скоростью Леха не бил даже на пике формы по снарядам. Легкий финт левой и мощнейший правый кросс между рук впечатался в мужественный подбородок Юры Ермакова. Потрясенный соперник рухнул на колено, но окончательно завалиться ему помешали канаты. Они же и ввели рефери в заблуждение. Пружиня спиной о витую опору, Ермаков поднялся и тут же пропустил ещё два увесистых боковых. Леха остервенело бросился добивать падающего, но между ними вклинился судья. Юра повис на канатах, однако на настил так и не рухнул. Рефери открыл счет. Гомон зала резко ушел в пике. В вязкой тишине лишь четко слышался голос рефери. На «восьмерке» Ермаков встряхнул головой и подал жест готовности. Гримаса непонимания ещё не потеснила решительность взгляда, однако своим присутствием на физиономии соперника добавила Малыгину импульс уверенной решительности. Ермаков после команды «Бокс!» подскоком оказался на ближней дистанции, пытаясь пробить область печени противника. Малыгин, ожидая этого, резко ушел влево, подняв на апперкот провалившегося визави. Юрий, теряя опору, мелко затрусил на ватных ногах в угол. Ещё не понимая, что это второй нокдаун, он не по‑боксёрски выбросил руки в пустоту и свалился на канаты. Малыгин, изрядно измотанный желанием поставить точку, чересчур суетливо налетел на соперника и принялся с такой же нелепой хаотичностью сыпать ударами. Опытный Ермаков, воспользовавшись сближением, повис клинчем на Малыгине, не давая пробить завершающий удар в голову.

Зрители давно повскакивали со своих мест, причём даже те, кто не знал ни Малыгина, ни Ермакова. Таких драматичных поединков на заурядных городских соревнованиях ещё не было.

Харламов, грудью навалившись на подиум ринга, чуть слышно выводил:

– Леха‑а, Леха‑а…

Танец в клинче оборвал рефери, разведя боксёров в разные стороны. Леха впервые, поверх перчаток посмотрел в лицо оппонента. Ермаков заметно «плыл». Взгляд противника, потратив агрессию, безакцентно пятнал пространство вокруг Малыгина. Стойка уже не была по‑чемпионски беспечной. Левое надбровье стремительно набухало.

– Бокс!

Ермаков, впервые с начала поединка, кружа начал уходить от Алексея, тут же занявшего центр ринга. Уверенности в движениях титулованного спортсмена не было – опыт же подсказывал всё правильно. Время. Оно сейчас работает на него. Малыгин же, испытав адреналиновый прилив, ощущал, как постепенно силы покидают его.

– Леха, тридцать секунд! – откуда‑то издалека, сквозь целлофан пробитой головы донесся выкрик Харламова. «Делай концовку!» – отозвалось в нём голосом первого тренера обязательное боксёрское действо ярославской школы.

Широко шагнув и рискуя потерять равновесие, Малыгин задвинул Ермакова в угол ринга и тут же четко, как на тренировке, пробил «двойку». Высоко поднятые в защите руки открыли торс и ещё пара боковых прошла в подреберье. Соперник скрутил корпус и, уже не думая об активной защите, глухо ушел в оборону. Леха, расплескивая остатки сил, вкладывался в каждый удар. Меняя этажи попаданий, чувствовал, как сыплется мышечная стойкость, ещё минуту назад незыблемого, чемпиона. В этой остервенелости, он не услышал рефери, который, втесавшись между бойцами, спиной оттер Малыгина от, повисшего на канатах, Ермакова.

– В угол!

Пошатываясь, лишь на усилии воли, Леха отошел в угол ожидания. Медленно, в растяжку, рефери вел счет, согнувшемуся от пропущенных ударов по печени, Ермакову. На девятом, тот разогнулся и, подняв руку, встал в боевую стойку.