Хардкор для мажора - Татьяна Герман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Метрах в ста на берегу сидел Гааз, рассматривая выловленную раковину. Я окликнул его, и он обернулся.
— Привет. Ты ведь не откажешься меня подлечить?
Он пожал плечами.
— Пожалуйста.
Лекарь торопливо поднялся. Пасс-другой — и мое здоровье в два прыжка достигло максимума. Во, другое дело!
— Во сколько тут у вас ужин?
— В половине восьмого.
А сейчас только семь. Ладно, подожду. Подмигнув ему, я пошел дальше.
— Эй, Гермес!
Я обернулся.
— Поблагодарить не хочешь? — на добром, глуповатом лице парня появилось недовольное выражение.
— А, ну да, спасибо.
Столовка была закрыта, и я пристроился недалеко от входа. Расположился на лежавшем тут же мотке старого каната, прислонившись спиной к толстому дереву и вытянув ноги. Солнце зашло, наступали сумерки.
Минут через десять мимо прошел Корлин. Глянул сверху вниз, скорчил недовольную морду, но промолчал. Я показал глазами на лежавшую под рукой раковину — пусть знает, что без ужина меня оставить не удастся. Он слегка ухмыльнулся, в его взгляде мелькнуло одобрение.
Уже пройдя мимо, надзиратель вдруг вернулся, наклонился надо мной, уперев руки в колени, и заинтересованно спросил:
— Ты правда вор?
— Правда.
Он удовлетворенно кивнул, словно услышал что-то приятное, и потопал дальше. Я с удивлением посмотрел ему вслед, не заметив, как сзади приблизился еще кто-то. Этот кто-то шел по тропе, споткнулся о мои вытянутые ноги и злобно прошипел:
— Лапы убери, идиот! Развалился как дома...
Обернувшись, я тут же вскочил — передо мной стоял высокий темноволосый парень. Над головой поблескивал белый ник:
Денди Лондонский
Ясно, еще один мажор, к тому же бахвалится этим. Между прочим, если бы я не завалил Айлс, тоже учился бы в Лондоне
Глаза Денди сердито блестели. Высокомерное, даже брезгливое выражение лица неприятно резануло. Неужели я так же выгляжу со стороны?
Парень сплюнул и двинул дальше. Павлин гамбургский! Ну, держись!
Я схватил моток каната, на котором сидел, и швырнул ему под ноги. Он попытался его перепрыгнуть, но запутался и грохнулся на землю.
— Ты что творишь?! — заорал Денди, вскакивая на ноги.
— Ты же сам сказал, что я идиот, а идиотам все позволено, — я выдал свою самую наглую улыбку. — Так что или возьми свои слова обратно и извинись, или подотрись своим недовольством.
— Придурок, мля... — он сжал кулаки и пошел на меня.
Выпятив грудь, я двинулся навстречу, но подтянувшиеся к ужину мужики тут же нас растащили.
— Денди, Гермес, охренели? Только драк ваших нам тут не хватало!
Мы оба сопротивлялись и рвались в бой, но, удерживаемые десятком рук каждый, быстро успокоились.
— Еще встретимся, щенок, — сквозь зубы процедил Денди.
— Буду ждать, — я нахально улыбнулся ему в лицо и, подняв с земли свою ракушку, пошел на ужин.
— Эй, паря!
Я обернулся — Лесник. Он недовольно посмотрел на меня, ткнул пальцем в сторону и пояснил:
— Сначала нужно добычу сдать.
Там, куда он показывал, у стены на высоком табурете сидел толстый перец невероятно важного вида. Одет он был в какой-то странный сиреневый халат, на голове — тюрбан, а над ним надпись:
Эферус, управляющий фермой
Рядом топтался Корлин. Он держал мешок, в который выстроившиеся в очередь мужики складывали раковины, предварительно показав их начальнику. Тот, поводив над ракушкой пухлой рукой, объявлял результат — серая жемчужина, белая — и выдавал оплату.
Интересно, как он определяет цвет, не вскрыв ракушку? Впрочем, наверняка у него в коде прописано такое умение.
Я пристроился в конец очереди, чувствуя легкое волнение. Вдруг мне повезет, и внутри окажется розовая жемчужина? Правда, я не слышал, чтобы толстяк хоть у кого-нибудь определил такую, но ведь Риччи говорил, что они встречаются.
Через несколько минут я протянул добычу Эферусу. Он, даже не взглянув на меня, провел над ней ладонью и вынес вердикт:
— Серая.
Жаль. Подавив вздох разочарования, я забрал свои первые пять медяков и направился в сарай, гордо именуемый столовой. Нечего расстраиваться. Да, я заработал немного, но ведь заработал! Сам, собственным трудом. Арсений, ты как там, офигеваешь? Только не надейся, что это повторится в реале. Тут игра, а там... и без усилий бабок завались.
В сарае уже выстроилась очередь из тех, кто сдал ракушки раньше меня. Народ тихо переговаривался, в том числе обсуждая недавно увиденную стычку.
— Только появился, и уже скандалит... — донеслось до меня.
Через несколько минут, получив плошку с ароматно пахнущей рыбой и рисом, я пристроился за столом. И не успел порадоваться росту сытости, как на лавку напротив опустился Лесник. Некоторое время он задумчиво мял ладонью бороду, словно не решался начать, потом взглянул из-под лохматых бровей и строго сказал:
— Ты, паря, с драками-то завязывай. Мы все здесь в одной лодке, друг друга держимся. И ты нам раздора не вноси.
Нахмурившись, я покачал головой.
— Вношу и буду вносить, если какой-нибудь дебил будет на меня выеживаться. И плевать, лондонский он или урюпинский Не я это начал, а он, его и воспитывай.
— А тебя, значится, уже поздно? — иронично усмехнулся он.
Я подался вперед, уперся грудью в край стола и прошипел ему в лицо:
— Слушай, дядя, ты допер меня на горбу и не дал сдохнуть. Спасибо. Но это не значит, что теперь ты можешь командовать мной. У меня своя голова на плечах.
— Ну-ну...
Давая понять, что не намерен продолжать разговор, я уткнулся в тарелку. Лесник тоже молчал. Ни слова не говоря, мы сидели напротив друг друга и жевали жареную рыбу. Покончив с ужином, я поднял голову и хмуро спросил:
— Куда на ночь идти?
Семеныч, как назвал его Риччи, неопределенно махнул рукой.
— Заходи в любое бунгало, везде места есть.
Бунгало? Походу, они так называют облезлые серые «беседки». Приколисты.
Но выбора не было, и я отправился в ближайшую лачугу. В единственной комнате, больше похожей на закрытую занавеской террасу, с потолка свисали два шара со светящимися точками внутри. Такие «люстры», насколько помню, были во многих заведениях Мидкора. Вдоль стены, прямо на полу лежало десятка два соломенных матрацев, между ними валялись небольшие мешки, огрызки яблок, крошки. Валик в головах, тонкая дерюжка вместо одеяла — вот и все удобства.
Местные обитатели сидели, лежали — кто-то спал, кто-то трепался, кто-то невидящим взглядом уставился в пространство: явно штудировал свой интерфейс.
Большинство постелей были
