Актуальные проблемы Европы №4 / 2010 - Тамара Кондратьева

Поток немецкого населения из постсоветского пространства шел из сельских местностей, из областных центров, в лучшем случае из столиц бывших союзных среднеазиатских республик, он был разбавлен русскими, казахскими, киргизскими и иными «членами семей» и качественно отличался от немецких этнических меньшинств, въехавших в Германию до них. Этому потоку, не обладавшему такими ярко выраженными культурно-этническими корнями, как, например, у судетских немцев, было присуще стремление не просто интегрироваться, а даже раствориться в современном немецком обществе, стать «такими же, как здешние немцы». Однако, как это ни обидно для них, именно их в народе до сих пор зовут «русскими» и именно эта группа, хоть и отдельной графой, присутствует во всех статистиках, посвященных иммиграции. Возможно, причина этому – относительно короткий срок их пребывания в Германии.

Беженцы и нелегалы

Второй составляющей иммиграционного потока из постсоветского пространства 90-х годов прошлого века были евреи, преимущественно жители крупных городов бывшего СССР. Германия принимала их со статусом «контингентных беженцев»11 с целью, как гласила официальная формулировка, «восстановления еврейской общины Германии»12.

Кроме контингентных беженцев, Западная Германия десятилетиями принимала в страну политических и военных беженцев из стран Третьего мира, в том числе из мусульманских стран, из распавшейся Югославии, в частности из Косова. До середины 90-х годов страна предоставляла им такие благоприятные условия, которые мотивировали эту категорию мигрантов стремиться в ФРГ, минуя другие государства ЕС. Те из соискателей, кому в убежище было отказано, не торопились покидать страну, годами живя с временными разрешениями на пребывание или уходя в «нелегалы». После воссоединения двух германских государств, понижения уровня благосостояния граждан, ужесточения законодательства о предоставлении убежища к середине 90-х годов, а также существенного усиления контроля над соискателями статуса политических беженцев (их стали держать в общежитиях и высылать непосредственно после отказа в предоставлении убежища) этот поток ослаб, однако беженцы продолжают жить в стране и по тем или иным параметрам воздействовать на жизнь коренного общества. Ранее в этой связи говорили о криминогенном факторе, ныне на первом месте стоит исламский фактор.

Современная трудовая миграция

После изменения иммиграционного законодательства в 2005 г. Германия вновь официально открылась для интеллектуальной и рабочей иммиграции. Как известно, с 1973 г. был введен официальный запрет на «импорт» рабочей силы и ужесточен порядок выдачи разрешений на работу иностранцам, после чего Германия буквально заросла иммигрантами-дармоедами (преимущественно со статусом беженцев), которые, может, и хотели бы работать, да не имели права. Подразумевалось, что они должны как можно скорее покинуть страну, поэтому им не давали «рабочей» визы, позволяющей остаться в Германии после трех лет непрерывной трудовой деятельности. Огромное количество неработающих (или работающих нелегально) бедных иностранцев висело на шее системы социального обеспечения, что не приносило пользы ни стране, ни их имиджу, а разве лишь немецким праворадикальным силам, годами политически паразитировавшим на этой теме.

С 2005 г., после принятия нового закона об иммиграции, в Германию на официальных основаниях начали въезжать научные кадры и работники тех специальностей, по которым в Германии наблюдался структурный дефицит рабочей силы (например, персонал по уходу за престарелыми). Этот поток еще не набрал достаточно силы, чтобы говорить о его значимом воздействии на жизнь общества, однако некоторые тенденции – например, на рынке труда – налицо, и о них будет сказано в данной статье.

Можно ли говорить о влиянии некоренного населения на процесс принятия политических решений в принимающей стране? В Германии непосредственное воздействие на политический процесс начиная с 50-х годов оказывала только немецкая иммиграция, и оно было секторальным – немецкую иммиграцию в первую очередь интересовала политика по отношению к странам их бывшего проживания, причем прежде всего в контексте решения имущественных вопросов.

Турецкая же община долгое время влияла на политический процесс лишь пассивно, т.е. не по мере своей интеграции в политический процесс, участвуя в деятельности политических партий, а просто самим фактом своего существования. Наличие этого чужеродного тела вынуждало немецких политиков реагировать – после того, как «хирургические» меры не сработали (предпринятые правительством Гельмута Коля в начале 80-х годов попытки подвигнуть гастарбайтеров к отъезду потерпели крах)13, пришлось разрабатывать программы интеграции, учиться, как сосуществовать с исламом, который сами же и «импортировали». Рассмотрим подробнее, как именно воздействовали и продолжают воздействовать иммигранты на политический процесс ФРГ.

Политическое воздействие немецкой иммиграции

С политической точки зрения чрезвычайно интересна могучая организационная сила немецких иммигрантов. Чтобы полностью понять этот необычный и присущий лишь Германии феномен, представим себе, например, что русскоязычное население, в годы после распада СССР вытесненное из «новых независимых государств», въехав в Россию, не рассеялось бы, а сформировало общественно-политические организации с целью, если уж не победного возвращения в те регионы, откуда оно было вытеснено, так хотя бы решения имущественных вопросов, получения компенсаций за причиненные неудобства. Представим себе, что эти мигранты создали бы мощное политическое лобби и попытались влиять на официальные отношения со странами, из которых им пришлось выехать. Именно это сделало немецкое население, вытесненное в Германию из «немецкого культурного пространства» Восточной и Юго-Восточной Европы. Справедливости ради следует отметить, что их организации не были бы так успешны, если бы не получали на первых порах существенной экономической поддержки со стороны государства.

Немецкие переселенцы, быстро объединившиеся в союзы и «землячества» и создавшие общую организацию «Союз изгнанных»14, имели собственные представления о «правильной» политике по отношению к тем странам, откуда им пришлось выехать. Их лозунгом было «право на родину», которое вначале интерпретировалось как возможность возвращения в места прежнего обитания.

Мысля в духе реваншизма и рассчитывая, что «холодная война» откроет перед Западной Германией новые шансы, они пытались «дублировать» официальную внешнюю политику ФРГ, ведя «переговоры» с чешскими, словацкими, румынскими и иными эмигрантскими группами, называвшими себя «правительствами в изгнании». В регулярных сообщениях, которые руководство Союза изгнанных в те годы направляло западногерманскому МИД, просматривается стремление подчеркнуть свою лояльность официальным структурам, желание быть принятыми всерьез, принести пользу. Дипломаты принимали информацию сдержанно, без энтузиазма, но и без критики. Тем не менее организациям немецких иммигрантов удавалось осуществить реальное воздействие на формирование внешнеполитических стратегий через свое правоконсервативное политическое лобби в Бундестаге.

С приходом к власти социал-демократического канцлера Вилли Брандта и началом его новой восточной политики, нацеленной на нормализацию отношений с Восточной Европой (что предполагало признание послевоенного статус-кво в вопросе восточных границ), политическое влияние «изгнанных» сошло на нет. Второй всплеск локальной внешнеполитической активности «Союза изгнанных» случился в 90-е годы, в контексте вступления Польши и Чехии в Евросоюз. Речь вновь зашла о «праве на родину», на этот раз, разумеется, уже не в форме реваншистских установок, а под видом необходимости унификации правовых норм в границах Евросоюза. Однако европеизировать проблему не удалось, нормативы, легализовавшие послевоенную экспроприацию и депортацию немцев (в частности, декреты Бенеша в Чехии), остались в силе. В нынешнем «Союзе изгнанных» изгнанных как таковых уже почти не осталось – их дело продолжают дети и внуки, выросшие в ФРГ, и речь идет, разумеется, не столько о физическом возвращении в «родные» чешские и польские пенаты, сколько о правовых и имущественных вопросах. «Союз изгнанных» не теряет надежды вынести свою проблему на европейский уровень: его последнее массированное воздействие на процесс принятия политических решений случилось в ходе так называемого «исторического спора» между Германией и Польшей в 2004–2009 гг. по поводу увековечения памяти немецких гражданских жертв послевоенных депортаций. Самая мощная организация в «Союзе изгнанных» – «Землячество судетских немцев». Оно объединяет общественные, культурные и даже спортивные организации и обладает таким политическим влиянием, что на его ежегодных майских слетах выступают ведущие политики ХДС, а информация о его решениях в вопросах взаимоотношений с Чехией публикуется в центральных СМИ.