Актуальные проблемы Европы №4 / 2010 - Тамара Кондратьева

При исследовании влияния иммиграции на структуру и характер современного немецкого рынка труда не следует забывать, что истоки проблем, которые постаралось решить немецкое государство, принимая в 2005 г. новый закон об иммиграции, лежат во временах «экономического чуда» конца 1950-х – начала 1960-х годов, т.е. в период прибытия в Германию первых гастарбайтеров. Именно в те годы была заложена порочная практика импорта физического труда, положившая начало малоквалифицированной трудовой иммиграции. В то время как более дальновидные государства привлекали «мозги», Германия импортировала «рабочие руки», да к тому же не разработав законодательства, которое позволило бы выдворить эти «руки», как только они перестанут работать.

На сегодняшний день иммигранты не оказывают существенного влияния на структуру немецкого рынка труда – по крайней мере, если сравнивать нынешнюю ситуацию со временами гастарбайтеров. Каких-то особых профессиональных ниш, которые занимали бы представители определенной этнической диаспоры (как, например, среднеазиатские дворники в Москве), в Германии не существует.

Современная трудовая миграция отличается от иммиграции 50–60-х годов прежде всего тем, что мигранты, даже при наличии длительных трудовых соглашений, не стремятся обязательно остаться на постоянное жительство в Германии. А нередко речь идет просто о сезонных (сельскохозяйственных) или же так называемых «приграничных» рабочих. Значительное число мигрантов нанимается в строительные фирмы, в гостиничный бизнес, работает по уходу за пожилыми людьми в домах для престарелых.

Однако со стороны консерваторов просматривается тенденция ограничить трудовую иммиграцию. Так, они постоянно высказывались против введения «системы пунктов», за которую выступали СвДП, Зеленые и профсоюзы. По их мнению, страна с 5 млн. безработных не нуждается в рабочих руках из-за рубежа – преодолеть нехватку определенных специальностей можно на путях переквалификации.

В то же время в последние годы немецкое правительство неоднократно подчеркивало готовность принять в страну высококвалифицированных ученых – специалистов в тех областях, в которых немецкая наука испытывает дефицит кадров. В закон об иммиграции был вставлен параграф 19 о «высококвалифицированных кадрах». Это решение сопровождалось ожесточенными дискуссиями – консервативные и правые силы полагали, что нужно растить собственные научные элиты, а не импортировать «мозги». Мысль вполне здравая. Однако до тех пор, пока свои научные элиты подрастут, такие политики допускали возможность использовать иностранных ученых, но только временно, чтобы они, поработав на благо немецкой науки, оставив этой стране свои научные идеи и силы, и думать не смели остаться жить в «немецком раю». Особенно неприятно протекали эти дискуссии в самом начале, на рубеже 2000-х годов, когда в Германии впервые зародилась идея пригласить в страну компьютерных специалистов из Индии. Специалисты еще не приехали, а немецкое общество уже спорило о том, как их следует выдворять. Поэтому высококвалифицированные ученые из Восточной Европы, Индии, Китая по-прежнему предпочитают США, где импорт нужных стране «мозгов» поставлен на деловые рельсы и не сопровождается такими политическими оговорками, как в Германии. В 2007 г. только 466 высококвалифицированных специалистов подали заявление на работу в Германии [Bundesregierung]. Причем, 80 % из них – вовсе не ученые, а высококвалифицированные (и высокооплачиваемые) менеджеры из США, работающие в ТНК и, разумеется, ни в коем случае не планирующие навсегда оставаться в Германии. Лишь небольшая часть – высококвалифицированные ученые-естественники из постсоветского пространства, Восточной Европы и стран Третьего мира, работающие в Германии на условиях, значительно худших, нежели у немецких ученых [Astheimer].

Тема высококвалифицированной трудовой иммиграции интересна не только возможным влиянием этих иммигрантов на рынок труда, она неизбежно влечет за собой вопрос и о том, оказывает ли эта иммиграция воздействие на ход научных и образовательных процессов в немецком обществе. Однако Германия лишь недавно открылась для ученых из стран, не принадлежащих к Евросоюзу, поэтому говорить о роли зарубежных ученых-специалистов сравнительно с той ролью, которую они играют, например, в США, пока еще рано. Кроме того, решение принимать высококвалифицированных иностранных специалистов стоило немецким политикам такого неимоверного напряжения, а немецкому обществу – такого психологического насилия над собой, что, возможно, это непопулярное в массах решение будет взято назад, несмотря на попытки Евросоюза ввести общеевропейский эквивалент «грин кард» («блю кард») для высококвалифицированных специалистов. Немецкий обыватель с пониманием отнесется к американскому топ-менеджеру, но высококвалифицированные ученые из «бедных» стран вызывают у него отторжение уже потому, что вся предыдущая история учила его: из этих стран в Германию могут прийти только беженцы. Прийти – и стать обузой для системы социального обеспечения.

В то же время на уровне среднего и младшего научного звена ученые из Китая, Восточной Европы и особенно из постсоветского пространства представлены неплохо. Речь идет об иностранных выпускниках немецких вузов, о молодых ученых и специалистах, приехавших по стипендиям немецких фондов для научных стажировок, по академическому обмену и оставшихся работать в университетах и исследовательских институтах на временных трудовых договорах при немецких профессорах. Они заняли ту незавидную нишу плохо оплачиваемых «интеллектуальных пролетариев», которую освободили молодые немецкие ученые, немалая часть которых после принятия правительством нового, ограничивающего социальные права молодых ученых Закона о высшей школе покинула страну в направлении США.

Поток русскоязычной иммиграции 90-х годов принес Германии немало хороших специалистов и квалифицированных ученых советской школы, однако страна не оценила по достоинству этого подарка. Создавалось впечатление, что, став иммигрантами и адресатами социальных пособий, эти люди в глазах немцев автоматически лишились своих научных регалий. Многим из них была предложена переквалификация на более посредственные специальности. Чтобы понять ситуацию ученых-иммигрантов, согласившихся стать бухгалтерами, техниками и делопроизводителями, следует помнить, что русскоязычная иммиграция начала 90-х годов шла из пространства, где стараниями правящих в те годы клик культура и наука подвергались систематическому развалу, а общество ориентировалось на новые стандарты «эпохи первоначального накопления капитала». Ученые, иммигрировавшие в Германию по национальной линии, будь то немцы или евреи, были, как и большинство интеллигенции бывшего СССР, деморализованы и не ценили своих профессиональных качеств. Немного обжившись в Германии, российские немцы организовали Союз для интеграции ученых и преподавателей19 с отделениями в Северном Рейне-Вестфалии, Бадене-Вюртемберге, Баварии и Гессене. Он насчитывает 220 тыс. членов и прилагает усилия для их профессиональной интеграции.

Академические элиты турецкого происхождения чаще всего вливаются в структуры турецкой диаспоры и объединены в Союз турецких академических организаций в Германии. Влияние на немецкую науку по большей части оказывается в вопросах изучения Турции (пример – фонд исследований Турции). Знаменательно, что все больше молодых ученых турецкого происхождения покидают Германию, выезжая в Турцию или же в США. Тенденция настолько сильна, что в 2008 г. обеспокоила даже немецкие СМИ [Sontheimer], констатировавшие, что образованные турецкие элиты уезжают, а бедная часть общины остается. Впрочем, отток турецких выпускников вузов происходит в рамках общего «оттока мозгов» из Германии, который продолжается уже более десятилетия.

Следующая тема этой главы – среднее школьное образование. Наиболее сильно воздействует на процесс школьного образования в государственных школах мусульманская диаспора, в особенности турецкая община. Учителя в школах, где обучается большое количество турецких детей, уже привыкли к мощному «родительскому сопротивлению» в вопросах совместных занятий физкультурой для мальчиков и девочек или же экскурсий с ночевками. Однако значительно более важный вопрос, занимающий не только школу, но и политику, – преподавание мусульманским (турецким) школьникам ислама в рамках предмета «Религия»20. Подавляющее большинство (97 %) мусульманских родителей хотят, чтобы в школах, где этот предмет входит в учебный план, для их детей было введено преподавание ислама, причем 86 % из них предпочитают, чтобы к разработке планов этих занятий были подключены мечети и исламские культурные объединения. Поскольку исламская диаспора не имеет единой головной организации, которая, являясь субъектом гражданского права, могла бы решить с правительством этот вопрос так, как это сделали в свое время обе христианские церкви, единые правила еще не разработаны.