Малолетки - Джон Харви

— Я надеюсь, мы закончим до обеда.

— Тогда нам лучше начать, не правда ли?

Когда девушка села, Линн обратила внимание на ее скованность. Ноги под юбкой плотно сжаты, руки судорожно вцепились в сумочку, лежащую на коленях.

— Я попрошу вас, Сара, рассказать мне, что произошло вчера вечером, до того как вы обнаружили это тело…

— Я уже…

— Расскажите своими словами, не торопитесь, а когда закончите, я задам вам несколько вопросов — в случае, если некоторые моменты рассказа покажутся мне неясными. Затем я запишу ваш рассказ на этих бланках. Прежде чем вы уйдете, я попрошу прочитать внимательно протокол и подписать, если вы будете считать, что все в нем верно. Вас это устраивает?

Девушка выглядела несколько ошеломленной. Линн представила, как она сама выглядела бы в таком положении лет десять назад. Тогда однообразие ее жизни нарушали лишь субботние поездки за покупками в Норвич на каникулы в Грейт-Ярмуте.

— Хорошо, Сара, давай не спеша начнем…

«Боже, — думал Дивайн, — что происходит с этим парнем? Ерзает на стуле, словно у него пляска Святого Витта. Словно мне надо поднимать шум из-за того, что он там проделывал с этой маленькой сучкой. Даже удивительно, что она вообще пошла с ним. Лицо — как пол в туалете после окончания рабочего дня». К тому же всякий раз, наклоняясь к парню, Дивайн ощущал противный запах, как от только что открытой банки с кошачьей едой. «А что за пиджак!.. Куплен в уцененке, в этом не может быть сомнений».

Дивайн подавил зевок и попытался незаметно взглянуть на циферблат часов. «Давай, давай, переходи к делу!» Осталось всего шесть часов до той минуты, когда он очутится с друзьями в трактире за пинтой пива. В мыслях он уже предвкушал удовольствие от приятно проведенного вечера.

— Стоп! — Дивайн шлепнул руками по столу, прервав цепь своих размышлений. — Еще раз последний кусок.

— Что?

— Повторите, что вы только что говорили.

Рей выглядел растерянным: «А что он такое говорил?»

— Вы сказали, — поторопил его Дивайн, — что, как только вы увидели ботиночек…

— О да, я догадался, что это такое. Ну там, внизу.

— Не так. — Дивайн покачал головой. — Вы сказали, что вы знали.

— Знал. Догадался. — Рей пожал плечами. Он еще сильнее разволновался. — Какая разница?

— Одно из этих слов означает уверенность. Почему вы знали?

— Это верно. Я знал. По крайней мере, думал, что знаю. Был не только ботинок, но и рука… часть руки. И этот запах. — Рей отвел взор от стола, на котором рассматривал свои обгрызанные ногти, и взглянул прямо в лицо Дивайну. — Все понятно, не так ли?

— Что понятно?

— Что это маленькая девочка, пропавшая еще тогда…

Дивайн задержал дыхание.

— То, что вы говорите, Реймонд, означает: вы не просто знали, что это был труп, но знали также, чей он.

Рей больше не ерзал по стулу, он смотрел совершенно спокойно.

— Да, — произнес он, — Глории. Я знал ее. Она жила недалеко от меня. Видел ее по утрам, когда она шла в школу, по выходным, когда отправлялась с бабкой по магазинам. Да, Глория.

8

— Вот, — протянул коробочку Паркинсон, — возьмите одну.

Резник сунул в рот одну из мятных конфеток патологоанатома и прижал ее языком к небу. В маленькой комнате было так тихо, что он слышал тиканье старинных карманных часов, которые доктор носил на цепочке в жилетном кармане. Всегда элегантный Паркинсон снимал пиджак, только когда надо было надеть рабочий фартук, тогда же он вынимал запонки и закатывал рукава рубашки, прежде чем натянуть хирургические перчатки телесного цвета.

— Впечатляет, а, Чарли?

Резник кивнул.

— Что поделаешь? Мы нашли ее, когда сумели.

Он снова кивнул, стараясь отогнать воспоминание об укусах на теле и лице, объеденном почти до костей.

— Чтобы разобраться, мне понадобился весь мой долгий опыт. И помогло, пожалуй, то, что это одна из самых холодных зим за многие годы. В таких зданиях, как этот склад, без отопления, температура держалась около трех-четырех градусов ниже нуля.

Личность Глории Саммерс была установлена по зубам и рентгеновскому снимку лодыжки, которую она сломала за год до этого. Когда Резник спросил ее мать, пойдет ли та в морг опознать тело дочери, Сьюзан Саммерс взглянула на него, подняв брови, и удивленно протянула: «Шутите?»

— Насколько определенно вы можете назвать причину ее смерти? — поинтересовался Резник.

— Одно совершенно определенно — удушение. — Паркинсон снял с носа бифокальные очки и начал тщательно, хотя и безо всякой необходимости, протирать их. — Нет никакого сомнения, что дыхательное горло сломано, налицо и другие признаки, подтверждающие эту гипотезу, в частности, кровоизлияние в области шеи. К тому же вздутие вен на затылке, вызванное повышением давления, когда перекрывается тон крови.

— Выходит, ее удушили?

— Совсем не обязательно. — Удовлетворенно хмыкнув, Паркинсон водрузил очки на нос. — Сзади на черепе есть глубокий пролом, обильные внешняя и внутренняя гематомы…

— Падение или удар?

— Почти определенно — удар. Об этом свидетельствует кровоизлияние под проломом. В принципе, она могла бы получить подобную пробоину в черепе и в результате падения, сами понимаете — маленькая девочка, но тогда следовало бы искать гематому выше, а не ниже пролома, где ее вообще могло и не быть.

— Какой же вариант вы выдвинете в вашей докладной о качестве основной причины смерти?

Резник разгрыз остатки мятной конфетки.

— Любой или оба. — Паркинсон пожал плечами. Он сунул руку в карман жилета и предложил Резнику еще одну мятную конфетку. — В данной ситуации, я думаю, это не будет иметь большого значения.

Когда Резник вернулся в участок, его кабинет был занят Грэхемом Миллингтоном, беседовавшим с Келлог и Дивайном. Миллингтон не осмелился занять кресло хозяина, он расхаживал рядом, как бы ожидая, что его в любую минуту могут пригласить занять его. Дивайн, хоть и считал себя спортсменом, надымил своими сигаретами «Бенсон энд Хеджес», создав точную копию Селлафильд в пасмурный день.

— Извините. — Миллингтон не очень старательно вытянулся. — Мы здесь у вас устроили «день открытых дверей».

— Полагаю, вы собрались не для того, чтобы поболтать о вечеринке? — улыбнулся Резник.

— Нет, сэр.

Инспектор несколько раз резко открыл и закрыл дверь, чтобы хоть немного разогнать дым, и оставил ее полуоткрытой.

— Лучше введите меня в курс последних событий, — обратился он ко всем сразу.

Миллингтон повернулся к Марку Дивайну, предлагая ему начать. Резник внимательно слушал, наблюдая за реакцией своих подчиненных. Дивайн наклонился вперед и весь собрался, словно готовился к рывку в борьбе за мяч в регби. В его голосе звучали нетерпеливые нотки. Линн поплотнее устроилась на стуле, ее лицо выражало легкий скептицизм. Что же касается Миллингтона, то внешне он был олицетворением моральной правоты, которую ему обеспечивали хорошо ухоженный садик и чистая рубашка. А что у него на уме, оставалось тайной, покрытой мраком. Он слишком засиделся в сержантах, и Резник не мог понять, почему так задерживается повышение, которого он, несомненно, заслуживает.

Дивайн закончил свой рассказ, и теперь все трое смотрели на шефа, в расслабленной позе откинувшегося в кресле. Из большой комнаты доносился гул обычной жизни отдела: четкие ответы на телефонные звонки, неожиданный смех, кашель, чье-то пение. Резник улыбнулся, глядя, как сдерживает себя Линн Келлог.

— Он так и сказал? — переспросил Чарли. — «Я обычно видел ее по утрам»?

— Его точные слова. Посмотрите. — Дивайн протянул свою записную книжку. — Нет никаких сомнений.

— А ты не мог включить магнитофон? — вставил реплику Миллингтон.

Дивайн нахмурился и покачал головой.

— Так что, ты думаешь, он имел в виду? — спросил Резник.

— Сэр, вы должны были видеть его! Когда он сказал: «видел ее», он имел при этом в виду — мы были знакомы. Это не было: она случайно попадалась мне на глаза, нет, это было нечто большее.

— Ты не спросил его об этом? Не пытался подтвердить свои подозрения?

— Нет, сэр. Решил, что, если я это сделаю, он может, вы знаете, замкнуться.

— Где он сейчас?

— Один из наших ребят угощает его чашкой чая.

— То, что он понял, что лежит под кучей хлама, неудивительно. Он же не слепой, наверняка читал об этом в газетах, видел фотографии. А если при этом где-то встречал девочку раньше, то имел еще больше оснований хорошо помнить эту историю.

— Но, сэр, здесь другое…

— Да-да, я понял. Мы с ним обязательно еще поговорим. — Резник вдруг почувствовал урчание в животе. Ему казалось, что утро, проведенное с патологоанатомом, надолго отобьет у него желание поесть, но, кажется, его организм не был с этим согласен.