Я пролил твой мохито в школьном туалете - Алексей Летуновский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Под окном все резвились дети. Мальчики в масках. Играли в мушкетеров.
Джером стал наблюдать за ними, но спустя время услышал недовольные цоканья трактирщицы из здания напротив. Он понял, что наблюдал за мальчиками абсолютно голым, и поспешил скрыться из окна, закрыв решетчатые створки.
Должно быть, трактирщица узнала автора известного романа, который был на устах Франции последние лет пять, – подумал Джером.
Он достал из буфета оставшийся коньяк и с удовлетворением выдохнул: – Коньяк есть, а значит все еще не так плохо на сегодняшний день, – заметил он.
Отбросил приглашение с машинки и, вставив лист, стал думать над названием нового произведения. Когда отсутствие мыслей начало наскучивать, Джером стал думать над темой и идеей. Фабула нового романа была в голове вот уже два года, но он не мог все никак найти подходящую пристань для волны.
Ближе к вечеру Джером оделся в свой любимый свитер и ухмыльнулся в зеркало:
– Пускай эти светские сверчки давятся от аллергии на несоблюдение этикета.
Джером тут же сымитировал реакцию гостей.
– Вот будет умора, если обмедаленный чиновник умрет от разрыва сердца на обслюнявленных креветках!
А потом он принялся грустить: – Эх, в гимназии мадам Шиенн была красавицей. Будто этим «этикетом» ей доктора прописали три подбородка. А всем мужчинам лысину, которая могла бы быть важнейшей формой эволюции, но не будет ею никогда.
А затем Джером бросил взгляд на свою лысину и решил пойти в гараж за машиной.
Выйдя из дома, он попал под сброшенные с верхних этажей помои. Весь свитер оказался обгаженный простолюдином.
Пришлось потратить больше времени на то, чтобы недовольно надевать стандартный костюм в стандартном цвете, оставшийся в квартире со времен гимназии.
Выехав на проселочную дорогу в уже кромешной темноте, Джером остановился, достал из багажника сигнальную ракетницу и выстрелил в небо. Так он предупредил всех извозчиков, находившихся на дороге в ночи о том, что сейчас проедет автомобиль.
Извозчики смирно стояли у обочин с покачивающимися от вибраций проезжающей машины ошарашенными лошадьми. Джером опаздывал. Грубил в пространство.
Вскоре он увидел несущуюся на него карету. Он затормозил, достал из багажника темный под цвет ночи навес, накрыл машину и спрятался в кустах. Карета промчалась.
Парадная дверь в резиденции Шиенн была заперта так, что Джерому пришлось стучаться. Открыл дверь молодой гувернер. – Вы кто? – спросил он.
– Джером Левски.
– Ох, мсье Левски. Все в порядке? Вы опоздали.
Джером, проходя в дом, угукнул.
В зале бесновались светские сверчки. Мужчины увлекались алкоголем, а после и женскими ручками. Мадам Шиенн была в центре наглого внимания какого-то генерала.
Джером искал глазами Кико, но лишь иногда замечал проскальзывающий среди месива большой острый нос с корытом наполненных бокалов.
Он стал пробираться к мадам, чтобы поприветствовать, но ему преграждали путь то локти, то спины, то не интересные груди.
В шуме и гаме, однако, Джером не заметил и намека на музыку. Ему удалось пробраться к фуршету, где он решил перекусить креветкой, но тут же на креветки налетели жужжащие потные ладони и опустошили тарелку. Остался только жирный слизень, больше напоминающий кокон насекомого. Его Джером и съел.
Еще раз уставившись на мадам Шиенн, Джером вдруг неестественно улыбнулся, что было сил. Он сжал зубы так, что они стали скрипеть подобно полу в доме Джерома: по ним бродила неопрятная улыбка.
Мадам Шиенн заметила Джерома на этот раз и помахала ему. Он помахал в ответ и ушел подпирать стену, в периферии меда. Через некоторое время к Джерому подошли три лысых гостя.
– Вы Джером Левски? Автор «Бала на корабле»? – сказал лысый в сигаре.
– Ага.
– Романа про добровольно плывущих на край земли, в один большой водопад, светских людей? – сказал лысый в очках.
– Уи.
– Это был успешный роман, – загоготал лысый в сигаре. – Вы сейчас что-нибудь пишите?
– А мне не понравились ваши художественные образы, – заметил третий, доселе отмалчивавшийся лысый.
Джером посмотрел на него с неистовостью.
– Да, именно. Они напыщенные. Представьте, господа, корабль символизирует жизнь, в которую люди добровольно вступают, зная, что она к смерти ведет прямиком.
Два других лысых поддакивали.
– Вот я пролистал накануне труды русского романиста, – продолжил третий, – о глубоких переживаниях души преступника в наши дни. Вот там идея! И что хорошо, русские не увлекаются фантазиями.
– Никому не нужны чужие фантазии! – резюмировал лысый с сигарой.
«Да что они возомнили о себе, жалкий прах в костюмах. Этот русский – наискучнейший дилетант! Мой же роман – шедевр поколения!» – подумал Джером. Он громко вспыхнул и ринулся к выходу. Погрузившись в литературу, трое лысых не заметили исчезновения виновника.
Джером стоял на крыльце и смотрел на свой автомобиль, припаркованный между каретами и повозками. Шумели в воздухе сверчки. Их стрекот проникал в Джерома прохладной приятной струей. Он умывался стрекотом, раздражение сходило на нет.
Кико подошел сзади и обнял Джерома: – Все в порядке?
–Дa.
– Ты не умеешь притворяться.
– Эти сверчки, – сказал Джером. – Слышишь?
–Дa.
– Они тоже не умеют притворяться.
Он повернулся к Кико, крепко его обнял и заплакал.
Алексей Летуновский
отравился фалафелем и стал модным писателем
vk.com/boryafalafel
