Соль земли. О главных монашеских Oрденах - Андре Фроссар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
5 ч. 30 м. — Зала капитула. Отец Аббат дает наставления.
6 ч. — Назад в дортуар, где каждый монах располагает своего рода альковом. Наведение порядка. Утренний завтрак.
8 ч. — Ежедневная торжественная обедня в присутствии всей общины. Затем служба Шестого часа.
9 ч. — Выход в поле или на иную работу. Одеяние: белая ряса, черная мантия. Монахи исполняющие особые должности расходятся по своим местам.
11 ч. 30 м. — Общая трапеза. Суп, овощи или молочное блюдо, фрукты или мармелад. Стакан вина, пива или сидра. Мяса — никогда.
12 ч. 15 м. — Час отдыха. Можно полежать или погулять в саду.
13 ч. 15 м. — Работа в поле, в мастерских или на ферме. Оборудование — современное.
16 ч. 30 м. — Вечерня в часовне. Монах возвращается на хоры семь раз в день.
17 ч. 15 м. — Ужин: овощи, сыр. С 15 сентября до Пасхи — 180 гр. хлеба и фрукт.
17 ч. 45 м. — Перерыв: размышление в монастырской галерее или…
… чтение в библиотеке, богословский доклад и т. п.
18 ч. 30 м. — Повечерие.
19 ч. — Отход ко сну. С Пасхи до 14 сентября отход ко сну в 20 ч.
* * *
«Ответвившаяся в XII веке мощная ветвь старого бенедиктинского ствола», Цистерцианский орден, прозванный «траппистским», получил это название от местности «Трапп» (Франция), близ Мортани, где был основан первый монастырь этого рода.
Слово «трапп» означает по-французски люк в полу, который внезапно открывается под ногами несчастного, проваливающегося в него. Литтрэ (французский толковый словарь — прим. пер.) успокоит вас: «Трапп» происходит в данном случае от слова «трапп», что на местном наречии Мортани означает «ступень» или же «пригорок», «холмик». Трапп — не дыра, это возвышенность. Вполне возможно, что мрачная репутация ордена целиком основана на этом маленьком недоразумении.
* * *
Бенедиктинцы одеты в черное, трапписты в белое. В Средние века белый цвет был цветом священства. Бенедиктинцы в настоящее время почти все — священники, но они сохранили черную одежду в память своего основателя, который священником не был. Если они заслуживают славное название «созерцательного ордена» в том смысле, что их жизнь, посвященная молитве и умственным занятиям, не направлена на непосредственную деятельность, то трапписты и картезианцы — созерцательные ордена по преимуществу.
Следуя буквально Уставу св. Бенедикта, они делят свое время между богослужениями, духовным чтением и ручным трудом, выращивая урожаи, и «как настоящие монахи живут от трудов рук своих». Они никогда не выходят за границы своих владений и возможно реже — за тесные пределы ограды, охватывающей монастырские строения и несколько гектаров сада. Они встают в два часа утра, а по воскресеньям и праздникам, когда служба длиннее, — в половине второго. В час первого метро трапписты уже три часа молятся за вагоновожатого, который об этом никогда не узнает на земле.
Молчание у них — абсолютный закон. Элементарный код знаков позволяет им объясняться телеграфно. Например, соединив треугольником большие и указательные пальцы, говорят «хлеб», быстро коснувшись губ тыльной стороной руки — «понятно», проведя пальцем вокруг лба линию воображаемой вуали или диадемы — «женщина», а вино, с известным бургундским юмором, обозначают, приставив указательный палец к носу.
Не знаю, почему это правило молчания кажется столь жестоким, особенно дамам. Когда в гостиной на мгновение прекращается шум разговора и не слышно даже позвякивания ложек, говорят «Ангел пролетел!»… Его никогда не удерживают.
Трапписты же не отпускают его, вот и все.
* * *
Монашеское молчание — не наказание, и не думаю даже, что монахи включают его в число самых тяжелых лишений.
Мне говорили, что монахи, которым настоятель неосторожно давал разрешение открыть рот, тотчас же переходили от немоты к словоизвержению, со стремительностью водопада, прорвавшегося в приоткрытый шлюз. Ничего подобного: молчат ли монахи из дисциплины, из благоразумия или по собственной склонности, но факт тот, что молчание есть благо, с которым они расстаются, по-видимому, неохотно.
В них и вокруг них как бы устанавливаются воды прекрасного спокойного озера, безмятежное зеркало, подставленное некоему пламенно-ожидаемому Лику.
И не решаешься нарушить его ясность неуместным словесным плеском.
* * *
Во всяком случае, эта целеустремленная немота не омрачает характера. Вы встречаете монаха в гостинице, в часовне, на поле: он вас приветствует улыбкой. На повороте аллеи вы натыкаетесь еще на одного, погруженного в чтение, звук ваших шагов заставляет его поднять голову, и опять — милое сияние детской улыбки.
А увидев одного из них на коленях перед статуей Богоматери среди цветов в саду, так и хочется подкрасться и быстро откинуть капюшон молящегося. Но к чему? Он, конечно, улыбается.
* * *
«Брат» в коричневой одежде (в Ситó — да и везде — «братьями» называют монахов, не имеющих сана), которого я видел у верстака, бывший столяр из соседней деревни.
Ему, пришедшему однажды в аббатство починять стулья, траппистский монастырь пришелся, видимо, по вкусу, либо тишина что-то нашептала ему на ухо; короче говоря, поставив на ноги последний стул, он уселся на него и с тех пор не покидал монастыря.
Проходя мимо него, я, конечно, пополнил свою коллекцию улыбок редким экземпляром, в котором светилась глубокая благодарность какому-то таинственному благодетелю, которого я тщетно искал глазами вокруг себя.
Улыбка — траппистская институция.
Глава VII
Святой Бернар
Св. Бернар, которому Траппистский орден обязан если не основанием, то, во всяком случае, лучшей частью своей духовности, — образец французского рыцарства. Ему присущи все его достоинства: прямота, верность, бескорыстие, а также, — что отмечают с уважением — почтенные его недостатки, из которых самый известный — некоторая поспешность обнажать шпагу.
Его вступление в Ситó в 1112 году похоже на вступление полководца в крепость: он явился во главе 25 юношей из бургундской знати, которых его пламенная речь обратила, так сказать, с головы до ног. Красноречие его — блестяще и остро как меч. Есть, говорит он с простотой гения, души прямые и искривленные. Одни без колебания идут к высшему благу, другие выбиваются из сил, бесконечно кружась в погоне за благами
