Специальный приз - Александр Ампелонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты что? Сверло сломаешь! Пока дырка не началась, давить нельзя. Давай помогу.
— Нет, — сказал я. — Сам сделаю.
Я стал давить потише. Шурик отошел. Сверло медленно полезло вглубь. Когда я начал второе отверстие, подскочил Гарик:
— Эй, мастер-ломастер! Смотри, дырки кривые.
Получив пинок, Гарик удалился. Я посмотрел на заготовку и чуть не заплакал от обиды. Все дырки на самом деле были не на одной линии. Я разжал тиски, швырнул молоток в ящик для стружки и выбежал из мастерской.
Теперь у меня не оставалось никаких шансов…
В туалете меня нашел Шурик. Он держал в руках мою заготовку.
— Ты зачем выбросил? Ее исправить можно. Для ручки побольше дырку распилишь, и все.
Домой мы возвращались вместе с Гариком. Настроение у меня было невеселое. При всем желании было трудно поверить, что мой молоток еще можно исправить. Гарик тоже был огорчен: учитель труда не поставил ему отметку за доклад.
— Так нечестно, — сказал Гарик. — Я старался, а он…
— Подумаешь, старался — с энциклопедии скатал. Ты попробуй молоток сделать!
— Сам сделай!
— Я сделаю, не бойся!
— Тебе легче, — сказал Гарик. — У тебя отец на станке работает. Способности по наследству передаются…
— А ты почему по наследству два метра не прыгаешь? — спросил я.
Гарик замолчал. Всем известно, что отец у него тренер, а сам он на физкультуре не может прыгнуть через козла.
— Ничего, — вздохнул Гарик. — Скоро везде роботы будут. Только кнопки нажимай.
— А кто их будет чинить?
— Пусть сами друг друга чинят, не маленькие! — хихикнул Гарик. Было ясно: он рассчитывал, что молоток тоже сделает за него робот.
Мы подходили к дому. Весело светило солнце. Ребята с нашего двора гоняли в садике мяч. А мне почему-то, кроме молотка, ничего в голову не лезло.
— Гарик, будь другом, поставь к себе портфель. Я молоток доделаю…
— У тебя что — пожар? — удивился Гарик. — На уроке доделаешь.
До школы я домчался в один миг, но дверь в мастерскую оказалась закрытой. Я приложил ухо к стенке. Внутри еле слышно гудел станок. Я постучал. Дверь открыл… Шурик.
— Тебе чего? — удивленно спросил он.
— Шурик, пусти! — взмолился я. — Я молоток немного поделаю…
Шурик помолчал. Видно было, что он хочет мне помочь, но пускать ребят в мастерскую ему не велено.
— Знаешь что? Сходи в буфет: Петр Максимович там. И спроси разрешения. Понял?
Я побежал в буфет. Подошел к учителю труда, который распивал чай за учительским столом.
— Я молоток хочу поделать. Можно?
— Молоток? — переспросил учитель. — Тебе что, урока мало?
— На уроке я не успею. До каникул два труда осталось.
— Ну что ж. Приходи завтра.
— Завтра? — огорчился я. — А почему Шурик работает?
— Васильев? — подумав, заговорил Петр Максимович. — Это особый случай. Он уже резьбу на станке нарезать может — работа третьего разряда.
— Я тоже хочу! — сказал я.
— Тут одного хотения мало. Способности нужны и упорство. Сейчас квалифицированным рабочим стать не легче, чем хорошим инженером.
Я молчал. Сразу было видно: Петр Максимович считает, что я слабак и ни на что серьезное не способен.
Допив чай, учитель сказал:
— Ну хорошо, пошли. Посмотрим твой молоток.
Мы пришли в мастерскую. Шурик работал на новом токарном станке, к которому никому из ребят не разрешалось подходить ближе чем на три метра. Станок стоял на самоходе. Из-под резца вилась блестящая стружка.
— Ну, где твоя заготовка? — спросил Петр Максимович.
Я достал из ящика молоток. По правде сказать, показывать его было стыдно.
— Да… не шедевр, — покачал головой учитель.
— Исправить еще можно, — вступился за меня Шурик. — Отверстие побольше распилить, а ручку потолще сделать.
— Работа здесь несложная, но терпения требует, — сказал учитель и внимательно посмотрел на меня. Видимо, он не был уверен, что я смогу исправить молоток без посторонней помощи.
— Ничего, — сказал я, — сделаю…
— Ну что ж, меньше слов, да больше дела, становись за верстак.
Я взял круглый напильник и стал делать дырку для ручки. Для этого нужно было спилить перемычку между двумя отверстиями. Это оказалось в сто раз сложнее, чем сверлить дырки. Через двадцать минут я вспотел как в бане, а дырка ни капельки не увеличивалась. Подошел Шурик.
— Что-то плохо идет, — сказал я и вытер рукавом пот со лба.
— Напильник не тот, драчовый возьми…
Я сменил напильник и начал все сначала.
— И пилишь неправильно, — сказал Шурик. — Все время давишь. А надо только вперед, а обратно — свободный ход, не прижимая.
Он взял напильник и немного попилил сам. Дырка у него росла так, словно это был не металл, а обыкновенная деревяшка. Я вздохнул. Стало немного завидно и еще обидно, что Шурик умеет все, а я — ничего.
Шурик вернулся к станку, а я стал пилить по всем правилам. Перемычка начала сокращаться как по щучьему велению. Потом я окончательно выровнял дырку. Теперь ни за что нельзя было догадаться, что отверстия были просверлены не на одной линии.
На следующий день был кружок и работать в мастерской можно было сколько хочешь. Я пропилил заготовку с одной стороны на конус и снял фаски.
Когда через неделю я пришел на труд, Гарик, удивленно глядя на меня, спросил:
— Это твой молоток?
— Мой, — кивнул я.
— Кто помогал? Шурик?
— Никто. Сам сделал.
— Ладно, своих-то не обманывай, — подмигнул Гарик. Он был убежден, что молоток мне не осилить.
— Не веришь — не надо.
Вокруг нас опять собралась толпа. Все рассматривали мой молоток.
— А что, нормально сделано! — сказал Васька.
— Все равно больше тройки не поставят, — авторитетно заявил Гарик.
— Это еще посмотрим, — обиделся я.
— Может, поспорим? — предложил Гарик.
— Что с тобой спорить? Ты еще за трубу не рассчитался.
— Ага! Испугался.
Я отошел. Спорить у меня не было никакой охоты.
Молоток я сдал на один урок раньше срока. А Гарик все еще бегал по мастерской и искал робота, который за два мороженых просверлит дырки в молотке.
Когда объявили отметки, Петр Максимович подозвал меня к столу первым:
— Ну Кораблев, не ожидал! Твой молоток пойдет на выставку.
Я вернулся на место и показал Гарику нос. Гарик уныло молчал. Теперь он окончательно убедился, что со мной лучше не спорить.
Дома я хвастаться не стал. Сказал, что двойку исправил, только и всего. Вот на станке что-нибудь выточу, как Шурик, тогда другое дело. Самое главное: в классе надо мной больше никто не смеется.
Капитан
После завтрака девчонки разоделись как королевы и отправились к воротам встречать новую лагерную смену.
А мы гоняли мяч. Вернее, били пенальти. Поле у нас в лагере песчаное, и в хорошую погоду играть здесь скучно. Какая уж тут игра, если без отдыха от ворот до ворот не каждый добежит: ноги вязнут в песке и становятся непослушными, как ходули.
Костя разучивал крученый удар «сухой лист», ребята валялись на песочке, а я стоял на воротах и зевал. Костя начинал разбег за полкилометра и сильнейшим ударом посылал мяч мимо ворот. Зрители хихикали, Костя злился, но эксперимент не бросал.
После пятого удара Максим крикнул:
— Эй, мазила, кончай время тянуть!
Костя уменьшил разбег, но мяч снова просвистел над верхней штангой. Пока я искал его среди елок, на поле объявились посторонние. Один — маленький и рыжий, в джинсах. Второй — немного постарше, в обычных брюках и клетчатом пиджаке.
— Ворота что надо, а поле — дрянь, — осмотревшись, авторитетно заявил рыжий.
Все молчали. Пришельцы смахивали на дачников. Но как они осмелились войти на территорию нашего лагеря и как ни в чем не бывало разгуливать по полю?
Костя снова ударил по воротам. На этот раз мяч попал в боковую штангу.
— Ногу далеко ставишь! — покровительственно заметил рыжий.
Он подхватил мяч и, как тренер, стал разъяснять ошибку. Это уже была наглость.
Первым опомнился Максим. Он подскочил к рыжему и хотел забрать мяч.
— Кто такие? Предъяви документы!
— Мы — новая смена, — объяснил рыжий и, сделав финт, увел мяч у Максима из-под носа.
Максим попытался догнать мяч, но не смог. И схватил рыжего руками.
Дело шло к драке, но в этот момент у главного входа затрубил горн. Это могло означать только одно: новая смена и в самом деле приехала.
Все убежали к забору. Кроме меня и Кости. Костя вытряхивал из тапочек песок, а я остался в воротах: новенькие собирались бить пенальти, и бросать ворота было неловко.
Рыжий установил мяч и сказал приятелю:
— Стукни! По заказу.
— Куда? — деловито осведомился Пиджак.
— В левые кресты.