Симуляция - Владимир Ефимов

Остальные вообще ничего не помнили. Да и Тибул, увы, не смог дать мне ничего, что бы помогло узнать, откуда у него в голове взялась эта картинка.

ассенизатор с головой окунулся в работу [38]

Пришлось доставать лютню.

Шесть часов я потратил на то, чтобы вытянуть из логов хоть какие-нибудь подробности о гипнотизере. Тембр голоса, рост. Хотя бы мужчина это или женщина. Ничего.

Я уже начал сомневаться, было ли воздействие на кого-нибудь, кроме Тибула и Марча.

Все это время рядом со мной бессменно находился Джельсамино, меняя кассеты в фиксирующих все камерах и поглядывая на меня недобрым глазом. Я был близок к отчаянию, и обращение к нему казалось вполне разумным:

– Я тычусь вслепую. Гипнотизер не мог обработать их всех. Надо выяснить, кто из них впадал в транс на проволоке, и работать уже с ними.

– Ошибаешься, док, – ответил он без лишней любезности, – Мы еще вчера просмотрели все записи недавних выступлений. Зарубает всех. Больше или меньше, но всех. И знаешь, что сказал Большой Босс? Он сказал: "Если этот Петров не захочет работать, как следует, пустите его самого погулять по тросу. Пусть прочувствует атмосферу". Вот так он и сказал. И знаешь, док? – он подскочил ко мне вплотную, злобно глядя снизу вверх, – Я с удовольствием посмотрю на это зрелище!

– Не серчай, служивый, – ответил я, – скажи хоть, кого зарубает чаще?

Он некоторое время оставался в неподвижности, потом, казалось, с трудом совладал со своей ненавистью и отправился за информацией.

В конце концов, выяснилось, что ярче всего тенденция, действительно у Марча и Тибула. На третьем месте был Рахманов, последний загонщик. Грейсом, который обычно играл вепря, демонстрировал транс гораздо реже. А два дублера безнадежно отставали ото всех.

Напрашивалось плотно поработать с троицей загонщиков. Причем я уже ни во что не верил, и каждый сеанс начинал с проверки – была ли вообще картинка заложена в голову, и если да, то какая.

Тибул выдал фрагменты того же пейзажа, про который рассказал в здравом уме и ясной памяти. То же самое показал и Марч, во всяком случае, зеленый цвет, трава и прогулка босиком присутствовали отчетливо. У Рахманова эта картинка была более смазана, зато добавилось нечто жидкое. Я поначалу решил, что это та самая река, про которую рассказывал Тибул, но оно "бурлило" и "пенилось". Возможно, поляна спускалась к водопаду?

Во всех трех случаях не оставалось никаких сомнений в том, что картинка была инфильтровна.

С каждым из загонщиков я работал часа по два, и закончил уже крепко за полночь. Вечерний митинг я пропустил, но после того, как я негнущимися от усталости пальцами убрал лютню в футляр, Джельсамино отвел меня к Рупрехту. У меня уже не было сил ломать комедию, тем более перед таким обаятельным собеседником. Хотя я и понимал, обаяние это профессиональное.

– Я не понимаю, что происходит, герр капитан, – каялся я, – всех троих гипнотизировали, всем внушили один и тот же образ, но гипнотизер не оставил абсолютно никаких следов. Сам образ совершенно бессмысленный. Если кто-то хотел их столкнуть… Ну, я не знаю… Показали бы, что ноги растеклись, или что змея сидит на тросе. А так я не понимаю – бестолковый отвлекающий шум! И потом. Я не представляю себе такого мастера, который мог бы это сделать без личного контакта. Это все равно, что аппендицит по телефону! Если бы я делал такую акцию, я бы нашел способ познакомиться с объектом, поговорить… Да я вообще без этого, – я хлопнул ладонью по футляру с лютней, – ничего не могу!

Я замолчал, потому что сказать мне было нечего. Капитан Рупрехт погасил окурок и проговорил:

– Ну, один из плясунов с программатором встречался.

Утром солнце бывает на востоке. Это, я думаю, можно принять. [4]

– Кто? – не понял я.

– Марч. С тобой.

– Вира-майна! Кажется же, все уже выяснили!

– Все выясним, когда узнаем, что творится. Ладно. Отдыхай пока. А.Ф. на совещании не было, так что завтра все будут повторять. И ты услышишь. И чтобы завтра к полудню у тебя были конкретные предложения. На вечерней игре все должно быть чики-чики.

* * *

Чирок сумел не сорваться. Я не мог сразу кинуться смотреть, успешно ли он выполнил все мои поручения, но его более-менее ясный взгляд позволял на это надеяться.

Есть люди, которым вполне достаточно четырех часов сна. Но это не мой случай. Вчера, со всеми приключениями и прогулками мне удалось поспать четыре с половиной часа. Сегодня выходило еще меньше. А ведь предстояло еще одно деликатное дело.

Я громко спросил Чирка:

– Я возьму твои ботинки. А то мои промокли.

– Они ж тебе велики, – удивленно ответил он.

– Зато платформа стильная. А что велики, так я газет напихаю.

Я взял ботинки, пачку газет и резак и отправился в свою каморку. Гостинцы лежали в моей койке под подушкой, завернутые в тряпку, которую я уже где-то видел. На мгновение забыв о своих проблемах, я развернул ее. Это оказалась майка, футболка, рванная в лоскут. На ней была знакомая реклама клюшек для гольфа. На телевидении с ней шел слоган "Ударь от души". Я вспомнил. Это была та тряпка, которой я обернул ствол автомата. На ней были следы крови. Видимо, это была та самая майка, которая была надета на неведомой мне Джери и которая окончательно свела с ума молодого Берга.

* * *

Утром я узнал много интересных вещей. К сожалению, все они выглядели совершенно бесполезными. На совещании присутствовали два новых лица, на которые я, наверное, не обратил бы внимания, тем более что они так и не сказали ни одного слова. Но, во-первых, они постоянно поглядывали на меня, один угрюмо исподлобъя, другой – смущенно. А во-вторых, у них обоих были футляры, поразительно похожие на мой.

Какой светильник разума коптит! [38]

Давешний ботаник (его звали Марек) открыл тайну букета алкалоидов в крови упавшего плясуна. Вентиляционные трубы находились ниже игрового поля. Они исправно втягивали воздух, поднимавшийся снизу, но то, что попадало вверх оказывалось в застойной, как он выразился, зоне, где и накапливалось. Тибул просто надышался тем, что выдыхала сидящая внизу публика – пары пива и водки, табачный дым, марихуана и мало ли еще что. Даже закись азота присутствовала, в воздушных шариках ее, что ли, проносили? Ребятам из охраны будет, чем заняться, после того, как они перестанут сторожить меня.

Ботаник рвался проверить свою гипотезу, и уже добыл у коллег каких-то приборов. Ему требовалось лишь воспроизвести условия, что произойдет само собой сегодня вечером, во время игры.

– Замечательно, – остановил его А.Ф., – проверишь. Но ведь эти дозы все равно не могли изменить поведение?

– Не совсем, – ответил яйцеголовый, – все эти вещества, даже в небольших дозах, могут повышать гипнабельность.

Василек провел безумный статистический анализ. Он сопоставил сумму ставок на зеро с количеством суицидов и преступлений в городе, с биржевыми индексами, объемом проданного в буфетах пива и вообще, со всеми данными, до которых смог добраться. Некоторые дали удивительно точную корреляцию. Например, количество преступлений, связанных с насилием. Он это объяснял влиянием программы телепередач, но в детали не вдавался, времени не было. В последнее время ставки на зеро росли, но росли и связанные с ними показатели.

Окончательный вывод его звучал так: темный игрок мог присутствовать на последней игре, но лишь в том случае, если он делал ставки и на некоторых из предыдущих игр. Василек их назвал "маскирующими ставками".

– Это очень тонкий ход, – закончил он, – но если темный игрок обладал достаточными ресурсами и хотел запутать статистику, его исключить нельзя. Но, все же, более вероятно, что против нас играет талантливый и удачливый самоучка, ограниченный в средствах и потому не делающий больших ставок.

Капитан Рупрехт перешел к этим самоучкам вплотную. Мы увидели великолепную галерею счастливчиков, сорвавших вчера приличные куши. Свой рассказ он иллюстрировал кадрами оперативной съемки.

Пенсионер Ли Цин имел обрюзгшую физиономию и был, скорее всего, просто чокнутым трепачом. В кругу друзей он часто говорил о выдающихся изобретениях, как коллег, так и собственных, некоторые из которых как раз касались контроля над сознанием. Причем он, казалось, был убежден, что благодаря своим гениальным идеям он рано или поздно обогатится так, что сможет провести остаток жизни на Дрейфе. Возможно он сам или кто-то из его многочисленных знакомых, все еще работающих в разных лабораториях, натолкнулся на что-то новое и эффективное.

Двуногие существа представляют собой странную флору и фауну. Издали они незначительны; вблизи -- часто уродливы и зловредны [32]

Анархист, журналист и педагог Константинос имел красное лицо в обрамлении черных как смоль волос и такой же окладистой бороды. В сочетании с широкополой черной шляпой получался совершенно бандитский вид. Как всякий уважающий себя анархист, он интересовался нестандартными видами оружия. Ничего конкретного, правда, найти не удалось.